Что в действительности произошло в Халебе, неизвестно. Считается, что это был мятеж, за которым стоял царь Митанни (Klengel, 1965, 181). Но возможно и прямое действие этого царя. И в таком случае враждебные отношения Идрими с ним были прямым продолжением этих событий. Их следствием стала ликвидация царства Халеб вообще. Позже во главе Халеба стоял митаннийский чиновник с титулом "правителя округа" (Klengel, 1965, 176). Ни о каком местном царе, даже вассальном, нет и речи. И это, по-видимому, является косвенным доказательством роли Митанни и его царя в свержении Илимлиммы. Идрими, по-видимому, единственный спасшийся из всей царской семьи, бежал, как уже было сказано, в Эмар. Позже преемники Идрими пользовались династической печатью Аббаэла (Klengel, 1965, 221). Видимо, Идрими, бежав, прихватил с собой печать царской династии, явно с надеждой стать когда-либо царем. В Эмаре Идрими долго не задержался. Сам он такое короткое пребывание в Эмаре объясняет нежеланием быть рабом в глазах народа Эмара, т. е. находиться там в подчиненном положении. Может быть, сами правители Эмара предпочли избавиться от опасного родственника, дабы не возбуждать нежелательные для них эмоции "могущественного царя воинов Хурри". Как бы то ни было, Идрими всего с одним слугой бежал через пустыню и землю сутиев (о них еще пойдет речь) в Ханаан, где и пробыл семь лет. А затем, собрав, по-видимому, силы на кораблях прибыл в страну Мукиш, где к нему присоединились местные жители, может быть, недовольные хурритской властью. С их помощью он овладел Алалахом, центром Мукиша, создав, таким образом, фактически новое царство. Вполне возможно, что Идрими воспользовался помощью египетского фараона Тутмоса I, современником которого он был (Kiihne, 1982, 211) и который, как будет сказано ниже, совершал поход в Сирию вплоть до Евфрата, вторгаясь таким образом непосредственно в сферу митаннийского влияния. Более поздние правители Мукиша и, пожалуй, даже многие рядовые алалахцы весьма почитали Идрими, видя в нем, вероятно, освободителя от чужеземного господства. Об этом свидетельствует установленный археологами факт: во время разрушения Алалаха много лет спустя его статуя с выгравированной на ней "автобиографией" была с риском для жизни спасена кем-то из жителей города (Вулли, 1986, 105).
Идрими (или писец от его имени) сообщает, что семь лет царь Митанни Бараттарна рассматривал его как врага. Ничего не говорится о войне между ними, так что, в чем выражалось такое отношение митаннийского царя, неясно. Но в конце концов Идрими предпочел пойти на поклон к могущественному владыке. Он направил к нему своего посланца с напоминанием о прежних отношениях между Митанни и Халебом, и когда Бараттарна согласился возобновить подобные отношения, Идрими отправил ему богатые дары (видимо, дань) и принес клятву верности. И тогда лишь, как он сам утверждает, он стал царем по праву. А затем уже в качестве митаннийского вассала он воевал с хеттами и, приобретя большую добычу, построил свой дворец. Последнее было очень важно, ибо постройка дворца означала легализацию его царского положения, и не случайно, что лишь после рассказа об этом событии Идрими гордо заявляет, что сделал свой трон подобным тронам других царей, своих братьев (неясно, каких) подобными братьям царей, своих детей подобными детям царей и даже своих стражников подобными их стражникам (ANET, Suppl., р. 557–558). Так в Северной Сирии образовалось новое государство, столицей которого стал Алалах и которое было подчинено царю Митанни. Надо заметить, что, как в свое время владыка Халеба носил титул царя Яхмада, так и ала-лахский правитель именуется царем Мукиша, т. е. не столько города, сколько области (ANET, Suppl., 531).
Под властью Митанни Алалах пользовался довольно широкой автономией. Цари Митанни не вмешивались во внутренние дела своего вассала. Известны алалахские цари, наследовавшие Идрими, и все они явно принадлежали к той же династии. Население царства платило налоги своему царю. Различные хозяйственные дела царь Алалаха вел совершенно самостоятельно, без всякого вмешательства суверена (Klengel, 1979, 455–457). Но внешняя политика находилась под контролем Митанни. Известно не только о походе Идрими против хеттов, но и о договоре, который тот заключил с царем Киццуватны Пилией о взаимной выдаче беглецов. Характерно, однако, что клятву верности договору приносит не только Идрими, но и его суверен Бараттарна (ANET, Suppl., р. 532). Да и поход против хеттов Идрими едва ли предпринял без согласия Бараттарны, а вероятнее даже, судя по старинной вражде между Митаннии и Хатти, по его поручению (хотя сам Идрими об этом обстоятельстве умалчивает). Царю Митанни принадлежала и высшая юрисдикция. Он решал все споры, которые возникали между вассальными царями, к нему обращались те, кто, по их мнению, не мог найти справедливости у царя Алалаха (Klengel, 1965, 220–221). По-видимому, таким же было положение и других государств, признавших верховную власть Митанни.
Точные пределы сферы митаннийского господства неизвестны. В Катне ощущается сильное хурритское влияние (Klengel, 1969, 133), но это еще не является доказательством политического господства хурритов, а тем более, именно Митанни. Митаннийское влияние отмечено еще южнее, в Мегиддо (Kempinski, 1989, 68). Но это, конечно, тоже не может служить прямым доказательством столь далекого распространения власти этого царства. Иное положение сложилось в Северной Сирии, т. к. Мукиш обмывался морем (иначе Идрими не смог бы там высадиться), то здесь владения Митанни выходили непосредственно к Средиземному морю. Однако насколько дальше по побережью распространялась власть царей Митанни, сказать трудно. Нет никаких свидетельств подчинения Угарита и других городов побережья царям Митанни. Видимо, и южная часть Сирии им политически не подчинялась (Klengel, 1970, 177–179). Это не мешало тому, что Митанни стала значительной силой в землях к западу от Евфрата, с которой должны были считаться как местные цари, так и другие державы, претендующие на господство в этом регионе. Среди этих держав был и Египет.
Уже Яхмос, первый фараон Нового царства, вторгался в Палестину и даже три года осаждал Шарухен. Возможно, что в Шарухене был даже поставлен египетский гарнизон. Но этим египтяне пока и ограничились. Лишь второй преемник Яхмоса Тутмос I предпринял в этом направлении более энергичные действия. Его армия снова обрушилась на Палестину, но этим не ограничилась, а двинулась далее к северу. Ни о каких попытках сопротивления египетским войскам ничего не сообщается; видимо, местные царьки даже не пытались сопротивляться. Так войска Тутмоса дошли до самого Евфрата, но на его берегу их встретила армия Митанни. В разгоревшейся битве египтяне одержали победу, и фараон воздвиг победную стелу на берегу реки (ANET, р. 239). Из этого похода египтяне вывезли большую добычу, но реально взять Палестину и Сирию под свою власть не смогли, кроме, может быть, самого юга, а по-видимому, и не ставили это своей целью (ср.: Helck, 1962, 117–118). Ни в кратковременное царствование его сына Тутмоса II, ни в правление царицы Хатшепсут Египет никаких агрессивных акций в этом направлении не предпринимал (Leonard, 1989, 9). Этим воспользовался царь Митанни Баратгарна, утвердивший свою власть в Сирии. И с этим же обстоятельством, по-видимому, связано подчинение ему алалахского правителя Идрими, о чем уже говорилось, а также царей мелких государств Палестины и Сирии (к югу от митаннийской сферы), которые, видимо, создали анти-египетскую коалицию во главе с царем Кадеша, дабы отстоять свою независимость от возможного нового египетского натиска (Kuhne, 1982, 213). И они не ошиблись, ибо положение радикально изменилось, когда у власти встал энергичный Тутмос III, начавший сознательно строить Египетскую мировую державу, а это означало полное покорение Сирии и Палестины (Перепелкин, 1988, 434).
Уже всего через два месяца после начала своего самостоятельного правления Тутмос III выступил в свой первый поход на север (Helck, 1962, 121). Поводом к походу послужил какой-то мятеж в Палестине, которую, видимо, фараон считал подчиненной страной. На этом, однако, Тутмос не остановился и двинулся дальше. Возможно, он хотел повторить поход своего деда и дойти до Евфрата. Но легкой прогулки не получилось. Палестинские и сирийские цари, как было сказано выше, создали довольно сильную коалицию, в состав которой вошло и Митанни. Но первым своим врагом фараон называет Кадеш, который, вероятно, и был инициатором и фактическим главой этой коалиции, а ее осью — союз между Кадешем и Мегиддо. Войска Кадеша вошли в этот город для совместной его обороны. Именно против Мегиддо после подчинения значительной части Палестины, включая побережье, и двинулась армия фараона. Под Мегиддо разыгралось жестокое сражение, в котором египтяне одержали победу. Правда, взять с наскоку город не удалось, и началась его семимесячная осада, во время которой отдельные части египетской армии подчиняли другие территории. Наконец, город был вынужден капитулировать. Египтяне взяли здесь огромную добычу, что само по себе говорит о процветании Мегиддо (Kempinski, 1989. 12, 197). Это стало переломным моментом во всей кампании. Теперь многие враждебные царьки предпочли отпасть от союза и униженно заявить о своем полном подчинении фараону. Антиегипетская коалиция распалась (ANET, р. 234–238). Но Кадеш так и остался и враждебным, и пока недосягаемым городом. Под властью Египта оказалась теперь Палестина, побережье до Библа включительно и Южная Сирия с Дамаском (Helck, 1962, 138). Услышав о победах Египта, союз с ним поспешил заключить Ашшур, которому все сильнее угрожало Митанни, надеясь, видимо, с помощью фараона отразить эту угрозу (Helck, 1962, 139).
