Тогда же, в ноябре 1894 года, Цыси ко всему прочему оправдывала свои ошибочные решения тем, что ей предоставляли усеченную информацию. Она принимала меры к тому, чтобы преодолеть введенный ее приемным сыном запрет на передачу ей всех докладов, поступающих ему самому. Поскольку его отказ во многом диктовался советами друзей, поступавшими ему через любимую наложницу императора Гуансюя в звании Жемчужная супруга, Цыси занялась ею в первую очередь. Официально Жемчужная наложница, как обитательница гарема, находилась в ее ведении, и Цыси постаралась никак не проявлять к ней своих недобрых чувств. Более того, она даже старалась расположить к себе Жемчужную наложницу, часто приглашала ее с сестрой – Нефритовой наложницей пожить в Летнем дворце. Когда Жемчужная наложница изъявила желание научиться рисовать, Цыси назначила ей в наставницы деву Мяо. В самом начале того года в рамках мероприятий, посвященных ее шестидесятому дню рождения, Цыси продвинула Жемчужную наложницу на одну ступеньку вверх по лестнице императорских спутниц жизни. Эта наложница, которой теперь исполнилось восемнадцать лет, жаждала денег. Среди несущественных затрат наложницы императора числились подачки евнухам, чтобы те добросовестнее служили. И Жемчужная наложница щедро раздавала такие подачки. Ради выгоды она продавала официальные должности тем, кто больше за них заплатит. Тут освободилось место градоначальника Шанхая, и она попросила императора предоставить его некоему Лу. Когда император Гуансюй приказал Верховному совету назначить Лу градоначальником Шанхая, не предупредив советников о том, что за него хлопочет Жемчужная наложница, те попытались выяснить подноготную кандидата, так как не слышали ни о каком Лу. Императора убедили в необходимости проверки Лу через министерство государственных чиновников. Оказалось, что Лу не заслуживает высокой должности в Шанхае, и его внесли в список кадрового резерва до момента, пока освободится должность попроще. В это время просочились сообщения о том, что Лу – человек вообще неграмотный и что он подкупил Жемчужную наложницу крупной суммой денег. Подобных случаев раскрывалось много.
Использование императорской супругой близких отношений с монархом для продажи официальных должностей считалось преступлением, каравшимся при цинском дворе смертной казнью. Если об этом скандале станет известно публике, императору грозит стать объектом насмешек, а также его будут считать глупым и никчемным человеком. Цыси сообщили о проделках Жемчужной наложницы и о причастности к ним Гуансюя. Она решила воспользоваться случаем, чтобы принудить своего приемного сына поддаться ее требованиям. Она добилась от наложницы и прислуживающих ей евнухов соответствующего признания. Для этого ей пришлось подвергнуть этих евнухов экзекуции: их били по спинам, а больше ниже спины, длинными толстыми бамбуковыми палками, а Жемчужную наложницу заставили наблюдать, как лопается кожа евнухов, и слушать, как их истошные крики слабеют до едва различимого завывания. Досталось и самой Жемчужной – крепкая пощечина. От оскорбления и страха она лишилась чувств. Императорский лекарь обнаружил ее «без сознания, со стиснутыми зубами, извивающейся и дрожащей всем телом». Изо рта и носа у нее капала кровь. На протяжении двух недель она то впадала в забытье, то снова приходила в сознание.
Несколькими годами раньше, когда Жемчужную наложницу только-только назначили императорской спутницей жизни, ее мать почувствовала, что дочь ждет несчастная судьба. Американского врача миссис Хедленд пригласили в гости к матери этой наложницы, и она вспоминала, что эта китайская аристократка «…страдала нервным расстройством, обусловленным тревогой и бессонницей. Во время опроса пациентки я выяснила, что двух ее дочерей взяли во дворец в качестве наложниц императора Гуансюя… Она взяла меня за руку, потянула на кирпичную койку рядом с ней и рассказала проникновенным тоном, как в один-единственный день у нее забрали обеих дочерей. «Но их же забрали во дворец, – возразила я, чтобы как-то успокоить несчастную женщину, – и я слышала, что император очень увлечен вашей старшей дочерью…» – «Совершенно верно, – ответила она, – но какое утешение мне от всего этого?.. Я опасаюсь дворцовых интриг, а они ведь всего лишь дети и не могут осознать подводных камней придворной жизни. Я боюсь за них, очень боюсь за них», – и тут она принялась качаться взад и вперед на своей кирпичной кровати».
С признанием Жемчужной наложницы своих прегрешений Цыси убедила своего приемного сына пойти на «сделку» с вдовствующей императрицей. Она готова молчать о его роли в скандале, а Гуансюй, со своей стороны, предоставит ей полный доступ ко всем военным сводкам. 26 ноября в отсутствие императора Цыси сообщила Верховному совету о том, что натворила Жемчужная наложница, а потом заставила выпустить указ от ее имени как вдовствующей императрицы, отвечающей за порядок в гареме, с объявлением о преступлениях, совершенных Жемчужной наложницей и ее сестрой Нефритовой наложницей, а также о понижении звания обеих женщин. В этом указе император упоминался как монарх, отличающийся безупречной принципиальностью. Там же было сказано, что две эти наложницы «умоляли императора» о назначении на государственные должности людей, за которых они ходатайствовали. Императора «глубоко беспокоило такое поведение», и он сообщил о данном деле вдовствующей императрице с просьбой призвать двух провинившихся наложниц к ответу. Когда на следующий день императорский наставник Вэн посетил императора Гуансюя, его величество спокойно затронул это дело, как будто какая-либо его вина в нем отсутствовала. В тот же день 27 ноября император Гуансюй издал указ, чтобы все донесения, предназначающиеся ему лично, предоставлялись вдовствующей императрице. Причем в подлинном виде. Только с этого дня Цыси получила полный неограниченный доступ к сведениям о войне с японцами.
В то же время для напоминания всем о серьезности случившегося скандала в покоях Жемчужной наложницы повесили помещенное в рамке осуждение, составленное в самых жестких выражениях. Причастного к скандалу евнуха казнили. Цыси рассчитывала на публичную казнь, но императорский наставник Вэн убедил ее в том, что такая казнь нанесет урон авторитету династии. Смертный приговор привели в исполнение на территории Запретного города сотрудники департамента исполнения судебных решений с помощью бас-тинадо – забили евнуха насмерть длинными бамбуковыми палками. Теперь Цыси взялась за отвлечение императора Гуансюя от его друзей, выступавших за исключение ее из процесса принятия государственных решений. Прежде всего, она хотела разлучить приемного сына с кузеном Жемчужной наложницы Чжижуем, который ко всему прочему пытался убедить императора в необходимости отставки адмирала Дина и заточении его в тюрьму (даже придания смертной казни). И все только потому, что Дин Жучан занимал (разумную) оборонительную позицию. В другом своем прошении Чжи-жуй советовал императору сократить денежное довольствие войск, оборонявших Маньчжурию, на 80 процентов. Он обосновал такую меру экономией денег. С какой стати он выбрал войска в Маньчжурии, граничащей с Кореей, в качестве объекта сокращения финансирования, когда японцы стояли уже на пороге империи? Цыси могла счесть совет кузена Чжижуя вредным для Китая и выгодным японцам. Питая к нему глубокие подозрения, вдовствующая императрица отправила Чжи-жуя служить подальше от двора, на крайний север империи.
Она к тому же планировала пресечь влияние друга семьи Жемчужной наложницы по имени Вэнь Тинши. Этот Вэнь написал императору прошение о том, чтобы Цыси полностью отстранили от политики, потому что женщина, играющая какую-либо роль в государственных делах, представляется «курицей, кудахтающей поутру, что всегда означает наступление ужасного дня». Кроме того, Вэнь подговорил цензора Вэйцзюня обратиться с прошением к императору и обвинить Цыси во вмешательстве не в свои дела в качестве марионетки ее главного евнуха Ляньина. Узнав о таких измышлениях, в которые поверил даже кое-кто из высших сановников, Цыси испытала большое возмущение. Один из них прилюдно поделился своей озабоченностью по этому поводу и тут же ощутил ее гнев на собственной шкуре, когда она прервала его речь заявлением о том, что он «может не сомневаться» в беспочвенности таких сплетен. Поползли слухи, будто Цыси выступает с позиции примирения и пытается «заставить императора прекратить сопротивление Японии». «Историки собираются именно таким образом написать об этом времени. В каком виде я тогда предстану перед народом? И что подумают обо мне грядущие поколения китайцев?» – вопрошала она. Император Гуансюй решил наказать клеветника цензора и услал его на границу, где тот прозябал на протяжении нескольких лет. Такое строгое наказание за критику Цыси было делом неслыханным, и оно вызвало сенсацию. Многие верили в обвинения (раньше, да и сейчас, козлом отпущения за все провалы легко назначать женщин) и видели в цензоре героя. Много доброго о нем говорил Вэнь Тинши, доверие к которому подкреплялось его близостью императору Гуансюю. Вэнь собирал десятки тысяч лянов золотом в качестве дара для моральной поддержки цензора в изгнании. За все то, что Вэнь сделал для нее, Цыси относилась к нему сдержанно. На протяжении войны она оставляла его в покое, а после заставила своего приемного сына выгнать Вэня из придворных и из столицы. Еще два приятеля императора, нашептавшие ему на ухо такие слова, как «Не давай вдовствующей императрице вмешиваться в твои дела», после войны тоже оказались в опале. Их обвинили в «натравливании их величеств друг на друга». Важнейшим шагом на тот момент было то, что Цыси попыталась закрыть учебный класс императора, где его друзья могли собираться и говорить с ним, не вызывая подозрений.
