Луиза Пирсон стала для Цыси самым ценным референтом по вопросам, касающимся внешнего мира. Наконец-то приобретя близкого себе по духу человека, располагающего знаниями о Европе и Японии, чьи воззрения заслуживали ее признания, Цыси теперь обращалась к ней за советом каждый день. Ранее одна юная переводчица, побывавшая в Германии с отцом, который служил атташе в китайской миссии, сообщила Цыси, будто немецкий двор отличался «большой простотой нравов». Вдовствующая императрица захотела сопоставить, насколько ее собственный двор представлялся вычурным по международным меркам, и спросила об этом Луизу. Та ответила, что никогда не была в немецких дворцах, но могла предположить, что выглядят со своим интерьером они на самом деле грандиозно. Цыси такой ответ устроил. Грамотная и рациональная Луиза Пирсон служила не только источником информации или советником по дипломатическому протоколу. Она прекрасно разбиралась даже в международной политике. Когда японцы и русские вроде бы собрались идти войной на Маньчжурию в конце 1903 года, Цыси часто говорила с ней о Японии, где Луиза прожила несколько лет в качестве жены посла. В один прекрасный день жена японского посла Утида Косаи попросилась в гости. Цыси эта дама очень понравилась, и она подарила ей щенка пекинеса точно так же, как миссис Конгер. Такой дружеский жест ко всему прочему предназначался Токио. Цыси понимала, что визит этой дамы в такой момент имел политический подтекст и что в Токио намеревались узнать о ее истинных воззрениях по поводу Японии, которые вдовствующая императрица не хотела разглашать. Луиза Пирсон помогла Цыси принять решение по поводу приглашения в качестве переводчика Жун-лин, которая по наставлению собственной матери, в ходе перевода прощупывающих и политически заряженных вопросов преобразовывала их в безобидную непринужденную беседу. Цыси настолько остро нуждалась в Луизе, что, когда та иногда покидала дворец, чтобы навестить своего приболевшего мужа, всегда, пусть предельно тактично, требовала ее скорейшего возвращения. С большой неохотой и трудно давшимся ей смирением Цыси разрешила Луизе покинуть двор насовсем, когда ее муж слег, причем из-за смертельного недуга, в 1907 году.

Цыси проводила свои революционные преобразования на протяжении больше семи судьбоносных для Китая лет: с момента ее возвращения в Пекин в начале 1902 года до самой кончины в конце 1908-го. Эпохальные перемены определили суть периода времени, на протяжении которого Китай совершенно определенно переступил порог отсталости и вступил на путь современного развития. За этот период модернизация обеспечила удвоение с лишним годового дохода этой страны с чуть больше 100 миллионов лянов до 235 миллионов. А по мере роста поступлений в казну появилась возможность для финансирования новых проектов по модернизации хозяйства империи. Реформы тех лет отличались радикализмом, прогрессивностью и гуманизмом, продуманным так, чтобы улучшить жизнь народа и искоренить средневековую отсталость. Под тщательно выверенным руководством вдовствующей императрицы в китайском обществе произошли радикальные перемены к лучшему, причем предельно рациональные и абсолютно бескровные, и, стоит заметить, исторические корни общества старательно предохраняли или старались нанести им минимальные повреждения.

Одним из первых принципиальных указов Цыси, объявленных 1 февраля 1902 года, отменялся запрет на заключение браков маньчжуров с ханьцами. Запрет этот существовал столько же, сколько сама Цинская династия. В обществе, построенном на семейных ценностях, такой запрет служил мощным ограничителем человеческих связей между этими национальными группами. Даже если чиновники считались близкими коллегами, их родственники могли даже не знать друг друга. Американский врач-терапевт миссис Хедленд описала один случай, когда две маньчжурские великие княжны и внучка ханьца – члена Верховного совета познакомились только в ее доме. Какое-то время вовлечение их в общую беседу представлялось сложной задачей, «все равно что пытаться размешать масло в воде». Теперь с разделением на маньчжуров и ханьцев было покончено.

В том же указе содержалось требование к ханьским китайцам отказаться от традиции бинтования ног девочкам. В тексте этого указа обращалось особое внимание на то, что ханьцы тем самым «доставляют страдания живым существам и идут наперекор намерениям Природы». Такой аргумент бил по глубоко укоренившейся вере в необходимость уважения к созданиям Природы. Вдовствующая императрица, осведомленная о прочности традиции, существовавшей на протяжении тысячи лет, и опасавшаяся массового сопротивления, способного вылиться в жестокие стычки, подошла к претворению в жизнь своего предписания с присущей ей осмотрительностью. Она приказала руководству на местах довести до всех семей в их округах ее требование, а также использовать свой пример и методы убеждения родителей. Жестокое принуждение населения Цыси запрещала однозначно и категорически. Цыси отказалась от метода принуждения народа к радикальным изменениям в пользу постепенного их проведения последовательными усилиями власти. Когда ее американская наперсница Сара Конгер спросила ее, будет ли ее указ иметь незамедлительное действие на всей территории империи, вдовствующая императрица ответила так: «Нет; китайцы народ неторопливый. У нас настолько прочные традиции, что для их изменения требуется продолжительное время». Цыси приготовилась ждать. Ее упор на постепенность перемен ознаменовался тем, что еще десять лет родители продолжали калечить ноги своим дочерям (к ним относится бабушка автора настоящего труда). Но то было последнее поколение китаянок, подвергшихся такому мучению.

Также с помощью убеждения и поощрения вместо насилия Цыси приступила к высвобождению женщин из заточения в собственных домах и ликвидации ущемления прав женщин мужчинами. Тем самым она отменила основополагающую конфуцианскую традицию. Женщины стали появляться в общественных местах и посещать театры и кинематографы, тем самым принимая участие в недоступных им прежде развлекательных мероприятиях. Особое внимание Цыси уделяла современному просвещению женщин, при этом она постоянно требовала от наместников, высокопоставленных чиновников и аристократов предметно заниматься этим делом, открывать и финансировать дамские школы. Сама вдовствующая императрица подала пример, из собственных средств оплатив открытие школы для девушек из семей аристократов, директрисой которой назначила свою приемную дочь великую княжну. Еще она планировала открыть учреждение высшего образования для девушек, а для поощрения претендентов на место в нем власти объявили, что выпускницы удостоятся особой чести: к ним должны будут обращаться как к «личному питомцу вдовствующей императрицы». В 1905 году настоятельница школы для девочек, вошедшая в учебники истории под именем мадам Хойсин, пошла на самопожертвование (традиционный и весьма распространенный способ привлечения общественного внимания к какому-либо делу) ради того, чтобы власти занялись регулярным финансированием ее школы. Сотрудники переживавшей в то время подъем китайской прессы сделали из этой несчастной женщины национальную героиню. На поминальную посвященную ей заупокойную службу собирался народ обоего пола, а композиторы на сюжеты из ее жизни написали оперу. Цыси оказала постановщикам этой оперы в Летнем дворце полное содействие тем, что принародно подобрала для нее, как бы сейчас сказали, звездный состав исполнителей. Она к тому же выбрала еще одну пьесу для исполнения по тому же самому случаю: «Женщины – тоже патриоты своей страны». Она предназначалась для того, чтобы пробуждать политическое сознание китаянок.

Осенью 1907 года императорским указом был введен Регламент женского просвещения, и на официальном уровне закреплялось право женщин на образование. Среди поборников женского просвещения выделялся наместник Дуаньфан, который произвел на Цыси самое благоприятное впечатление своими передовыми воззрениями и организаторскими способностями во время пребывания вдовствующей императрицы в изгнании в Сиани, где тот в ту пору служил генерал-губернатором. Назначенному на ключевые посты в бассейне реки Янцзы, этому деятелю, числившемуся восходящей звездой на китайском политическом небосклоне, поручили многочисленные предприятия по обновлению империи, в том числе открытие первого в Китае детского садика. Это он в 1905 году отправил первую в его стране группу девушек учиться за границей. Они сначала поехали в Японию осваивать специальность учителя, а потом в Америку. Среди девушек, получивших возможность за государственный счет обучаться в массачусетском колледже Уэллсли, была Сун Цинлин, вышедшая замуж за Сунь Ятсена, а позже ее избрали почетным председателем Китайской Народной Республики. С ней находилась ее младшая сестра, тогда еще совсем ребенок, Мэйлин, которая потом тоже получила образование в Уэллсли, вышла замуж за Чан Кайши и стала первой дамой Гоминьдана.