Из домашних животных особую привязанность вдовствующая императрица питала к китайскому мопсу породы пекинес и скайтерьеру. Последний умел выполнять трюки и по команде Цыси лежал совершенно без движения. Шевелился он тоже по ее команде, не обращая внимания на крики других людей. Китайский мопс отличался длинной, шелковистой желтовато-коричневой шерстью и огромными светло-карими, подернутыми влагой глазищами. Приручить его было делом непростым, и Цыси в сердцах назвала его Шацзы (маленький дебил). Позже она позировала Катарине Карл, рисовавшей ее портрет, сидя за спиной самой художницы и проявляя «живейший интерес» к ее работе.
В Пекине находилась богатейшая коллекция чучел птиц и зверей, собранная французским миссионером, зоологом и ботаником Арманом Давидом, который с момента приезда в Китай в начале правления Цыси обнаружил многие сотни новых видов, неизвестных в Европе, среди них – гигантскую панду. Услышав об этой коллекции, Цыси очень ею заинтересовалась и захотела посмотреть экспонаты. Так случилось, что коллекция находилась в помещении, примыкавшем к католическому кафедральному собору, возвышавшемуся над Морским дворцом. После переговоров с Ватиканом (через английского посредника) ее правительство заплатило 400 тысяч лянов за строительство собора в другом месте и купило старую церковь вместе с коллекцией. Цыси ее посетила, но только один раз. Ее мало интересовали чучела мертвых животных.
Единственными состязательными играми, разрешенными китайской традицией, были комнатные игры. Игра в карты или мацзян (последнее время принято неверно называть «маджонг») Цыси не нравилась, она отказалась разрешить ее при дворе. Популярным занятием в свободное время при дворе была игра в кости, и Цыси иногда тоже могла их метнуть. Она придумала игру в кости наподобие «Змей и лестниц», только на доске изображалась карта Китайской империи со всеми провинциями, раскрашенными разными красками. Восемь вырезанных из слоновой кости фигурок языческих божков, представляющих легендарную восьмерку Бессмертных даосов, путешествовали по империи, пытаясь попасть в ее столицу. Во время путешествия они могли отправиться любоваться красотами таких мест, как Ханчжоу, или попасть в ссылку и тогда выбывали из игры. Все зависело от того, как выпадут кости. Тот, кто попадал в Пекин первым, объявлялся победителем и получал сладости и пироги, а проигравший должен был исполнить песню или рассказать анекдот. Деньги на кон никогда не ставили. Серьезным увлечением Цыси считала рисование, и ему она училась у молодой вдовы девы Мяо, которую специально для этого пригласила. Дева Мяо относилась к народности хань и выделялась при дворе всем: от волос до пальцев на ногах. Вместо сложной и перегруженной украшениями маньчжурской прически она укладывала волосы в тугой пучок на затылке, а вокруг него наматывала нитку жемчуга. Маньчжурское платье до пола ей заменяла свободная верхняя одежда, длиной чуть ниже колена, из-под которой виднелась длинная юбка в складку, прикрывавшая пару «семисантиметровых золотых лотосов» – перевязанных ступней, на которых девушка спотыкалась и раскачивалась при ходьбе, едва превозмогая боль. Цыси, как маньчжурка, избежавшая перевязывания ступней, при виде изуродованных ног Мяо сжималась от ужаса. Как-то раньше, увидев босые ноги одной из своих служанок, снабжавших ее молоком, она сказала, что не может переносить их вида, и приказала их размотать. Теперь она попросила деву Мяо размотать свои ступни, и такому распоряжению учительница рисования была только рада повиноваться.
С таким наставником, как дева Мяо, Цыси стала искусным самодеятельным художником, и ее наставница говорила, что вдовствующая императрица владеет своей кистью «с уверенностью и точностью». В каллиграфии она достигла гораздо больших высот: Цыси научилась одним движением кисти без отрыва изображать иероглиф в человеческий рост. Такие иероглифы, означающие «долголетие» и «счастье», по традиции преподносили в качестве подарков высокопоставленным чиновникам. Репутация девы Мяо как наставника вдовствующей императрицы позволила ее продавать свои собственные рисунки по высокой цене, купить себе просторный дом и помогать родственникам.
Рядом с Летним дворцом находилось множество буддийских и даосских храмов, настоятели которых организовывали регулярные праздники. В них принимали участие и женщины в сопровождении мужчин, одетые в самые яркие платья. Из дальних мест приходили балаганные артисты; они бегали на ходулях, скакали в плясках льва (уши), размахивали светильниками дракона, исполняли акробатические упражнения и показывали фокусы. Когда эти праздники проходили рядом с Летним дворцом, Цыси часто наблюдала за представлением со сторожевой башни стены. Зная, что за ними наблюдает вдовствующая императрица, участники представлений старались продемонстрировать все свои способности, а она подбадривала их и не скупилась на щедрые подачки. Самые крупные вознаграждения одно время доставались бородатому мужчине, крутившему спирали в одежде сельской женщины. Цыси очень любила народные развлечения и никогда не считала их ниже своего достоинства.
Как раз в таком народном духе она помогла обратить жанр пекинской оперы в национальную оперу Китая. Этот жанр традиционно служил «простому народу переулков и деревень», так как за его музыкальным сопровождением, сюжетом и юмором не составляло труда следить и оттого получать удовольствие. Считающийся «мещанским», этот жанр не прижился при дворе, где ставились одни только традиционные оперы, с их строго регламентированными мелодиями и сюжетами. Начинал покровительство пекинской опере муж Цыси император Сяньфэн, а вдовствующей императрице досталось доведение этой оперы до сложной артистической формы с одновременным предохранением ее веселости. Она расширила императорское одобрение, привлекая артистов со стороны, из-за пределов двора, чтобы они исполняли оперу перед ней, а также давала указания евнухам из департамента музыки. От артистов она требовала высокого исполнительского мастерства. Исторически так сложилось, что пекинская опера относилась к жанру легкомысленному, точное время начала представления никогда не назначалось, грим наносился поспешно, костюмы изготавливались неряшливо; актеры подчас могли со сцены окликать приятелей или в раже импровизации отпускать шутки. Цыси коснулась всех этих деталей в серии конкретных распоряжений. Она сделала пунктуальность обязательной, пригрозив злостно опаздывающим актерам палочным наказанием. Однажды главный актер Тань Синьпэй все-таки опоздал, и Цыси, которой нравилась его игра, не смогла допустить его наказания поркой, поэтому заставила играть скоморошного поросенка в «Царе обезьян». Профессиональное лицедейство оплачивалось весьма щедро. Притом что предыдущие императоры подавали ведущим актерам в лучшем случае по ляну, Цыси обыкновенно расщедривалась на десятки лянов. Ведущему исполнителю Таню, например, досталось целых 60 лянов серебром, да еще он получил подарки на приданое дочери по случаю венчания. (Для сравнения: глава департамента музыки при дворе зарабатывал 7 лянов в месяц.) За один год сумма ее пожертвований всем участникам оперных представлений составила 33 тысячи лянов.
При таком прекрасном обращении актеры пекинской оперы приобрели знаменитость – как звезды кинопроката в следующем веке. Публика могла наглядно убедиться в престижности их нынешнего положения: однажды в императорском шествии от Летнего дворца до Запретного города приняли участие 218 артистов. Все они ехали верхом, а их костюмы и реквизит везли на 12 повозках. Теперь мечтать о карьере в китайской опере очень даже стоило.
Оперные театры Цыси строились в строгом художественном стиле. Посередине озера Морского дворца построили театр в виде веранды, вокруг нее росли лотосы, и летние представления проходили в аромате их цветов. На территории Запретного города возвели отапливаемую стеклянную консерваторию, представляющую собой уютный теплый театр с наступлением сезона холодных ветров и снегов. На территории ансамбля Летнего дворца вдовствующая императрица восстановила двухэтажный театр. Сюда слетались иволги: их пение, как говорят, прекрасно вплеталось в исполнение арий. Затем она построила еще один – трехэтажный оперный театр – со сценой высотой 21 метр, шириной 17 метров, глубиной 16 метров и арьерсценой, достаточно просторной для монтажа сложнейших декораций. Он считался самым грандиозным театром в Китае. Во время представления можно было открывать потолок и пол, чтобы боги спускались с Небес и Будда поднимался из глубин Земли, сидя на громадном цветке лотоса. С неба, когда требовалось, падали хлопья снега (белого конфетти), а из пасти гигантской черепахи могла выливаться вода. Усилению акустики служил бассейн с водой под сценой. Театр находился на берегу пруда, и мелодия могла беспрепятственно распространяться по водной глади.
