На данном этапе Цыси вела себя как «уклоняющийся от своих обязанностей родитель», который кроме выслушивания еженедельных ритуальных приветствий своего ребенка ограничил свое участие в его судьбе одним только обучением. Она назначила императорского наставника Вэна, обучавшего ее покойного сына, главным учителем Гуансюя. При разногласиях между ней и последовательным реакционером Вэном по многочисленным вопросам она все равно назначила его на такой пост. Вэн единодушно считался самым стойким и прославленным китайским ученым, и ему можно было доверить воспитание в ребенке качеств, необходимых добропорядочному императору. Цыси отличалась глубокой приверженностью китайской традиции, несмотря на ее восприимчивость к западным идеям. Считалось само собой разумеющимся то, что китайского монарха следует воспитывать в китайских традициях. По всей видимости, она даже не представляла себе, что этого императора можно воспитывать как-то иначе, но, даже если ей этого захотелось бы, никакой другой программы не одобрили бы вельможи, пользовавшиеся правом голоса в том, что касалось обучения их императора. В результате императора Гуансюя сформировали по лекалу его предшественников: программой его обучения совсем не предусматривалась подготовка монарха к жизни в современном мире.

Занятия с малолетним императором начались, когда ему исполнилось четыре года от роду. Солнечным днем в начале весны его привели в класс для знакомства с наставниками. Сидя за низенькой партой лицом на юг, он развернул перед собой большой лист бумаги и попросил кисточку для письма. Юный император уже немного выучился писать. Императорский наставник Вэн обмакнул кисточку в чернила и передал ее ребенку, который начал писать два изречения, состоящие из четырех иероглифов каждое. Их его наставник назвал «предельно симметричной и приятной на вид каллиграфией». Одно изречение означало «мир и покой под Небесами», а второе – «справедливый, великодушный, честный и мудрый». Оба изречения относились к конфуцианским идеалам, к которым должен стремиться добродетельный монарх. После такого блистательного начала императорский наставник Вэн показал мальчику фразу «нравственность императора» в виде иероглифов ди-дэ, которую тот повторил вслед за наставником четыре раза. Затем Вэн открыл иллюстрированную книгу «Уроки для императора», в которой приводятся портреты как знаменитых искусных, так и бездарных и никчемных императоров. Когда он объяснял ребенку, почему их считали искусными или никчемными, мальчик перемещал свой палец вслед за пальцем своего учителя и останавливал его на мифических императорах Яо и Шунь времен Трех великих древних династий, на которых китайцы молились как на примерных монархов. Этот четырехлетний ребенок проявил большой интерес к ним. Насмотревшись на изображения императоров, он попросил императорского наставника Вэна снова написать слова «нравственность императора», и императорский наставник их написал. Ребенок некоторое время вглядывался в иероглифы, и на этом первый в его жизни урок закончился.

По данному первому разделу записей в дневнике императорского наставника Вэна можно составить представление об обучении императора Гуансюя и самом императоре как ученике. В отличие от его двоюродного брата и ближайшего предшественника императора Тунчжи, у которого занятия с учителями вызывали ужас, Гуансюй явно получал от них удовольствие. В возрасте пяти лет, к удивлению Цыси, он каждый раз повторял «сидя, стоя, походя или лежа», а ведь это высказывание классика он не мог пока понимать. Такую одержимость учебой можно в известной мере оправдать его симпатией, сформировавшейся у Гуансюя к учителю Вэну. Мальчик хотел угодить этому пожилому человеку. Когда императору исполнилось шесть лет, Вэн отлучился на какое-то время, чтобы проследить за ремонтом его родовых склепов. В его отсутствие ребенок играл, как обычный мальчик, и не выполнял домашнего задания, оставленного ему наставником. Вэн приказал ему повторить несколько классических текстов двадцать раз каждый, чтобы выучить их наизусть, но Гуансюй прочитал их только лишь один раз. В день возвращения Вэна августейший ребенок бросился в объятия пожилого мужчины с криком: «Я так долго скучал по тебе!» После этого он сел за парту и начал повторять заданные тексты по двадцать раз каждый. Приглядывавший за императором евнух высказался так: «Я долгие годы не слышал этого звука!»

Располагая мощной тягой к знаниям и обладая прекрасной памятью, император Гуансюй стремительно опережал своих сверстников. Дневниковые записи императорского наставника Вэна, содержавшие всплески раздражения по поводу его предыдущего ученика, теперь пестрели одобрительными восклицаниями, такими как «Неплохо!», «Очень хорошо!», «Просто прекрасно» и «Великолепно!». К девяти годам юный император научился украшать веера каллиграфическим почерком, «которым он передавал настоящее художественное ощущение». Так его оценивал довольный наставник, сам считавшийся выдающимся каллиграфом. Уже в подростковом возрасте мальчик освоил написание «предельно беглой» поэзии и очерков на скорость, как будто зрелые мысли вылетали из его молодой головы «на крыльях».

Вся жизнь ребенка посвящалась его обучению, в том числе освоению маньчжурского, а также монгольского языков, хотя стержневым предметом оставалась китайская классика. С девяти лет он начал упражняться в чтении докладов чиновников и написании указаний на них красными чернилами. Для этой цели изготавливались вторые экземпляры некоторых докладов, чтобы он тренировал свои управленческие навыки. Так как в те дни в китайском языке отсутствовали знаки препинания, ребенку сначала приходилось делить подчас весьма длинные тексты на отдельные предложения, помечая каждую паузу красной точкой. Указания, которые он давал, выглядели разумными, хотя по понятным причинам их автор грешил общими соображениями. Иногда Цыси садилась с ним во время его упражнений, как родитель в наши дни наблюдает за выполнением домашнего задания своим ребенком. Одно донесение поступило от губернатора, попросившего образец каллиграфической надписи императора, которую намечалось вырезать на диске и прикрепить над входом в храм бога грома. Видимо, кто-то наблюдал появление этого бога, и испуганные местные жители истолковали его явление народу как приближение бурь, грозящих истреблением их посевов. Почтение императора, выраженное этому богу, могло бы утихомирить его гнев. Девятилетний правитель удовлетворил данную просьбу в ответе, явно почерпнутом из прочитанных им трудов мудрецов. Потом Цыси продемонстрировала ему, что он может составить распоряжение более конкретным образом, если добавит указание, что данный чиновник не должен просто рассчитывать на императорскую надпись с пожеланием обильного урожая и что бог обрадуется еще больше, если тот будет добросовестно исполнять свои обязанности.

На другом донесении, поступившем от хоуцзюэ Цзэна-младшего с предложением по поводу разрешения дипломатам низшего звена, находящимся в зарубежной командировке, приезжать домой в отпуск с оплатой из казны возникающих у них дополнительных расходов, тогдашний десятилетний император соответствующим образом изложил свое согласие. Цыси поведала ему свой принцип: «Главное дело состоит в подборе достойных исполнителей. Ну а если удалось их найти, никогда не скупись на погашение понесенных ими затрат».

В таких вот условиях из малолетнего императора Гуансюя усилиями вдовствующей императрицы, а также его императорского наставника пестовался мудрый правитель. К десяти годам ему уже иногда позволяли принимать челобитчиков. Когда у Цыси возникали недомогания, за ведение государственных дел брался сам Гуансюй, и мальчик обращался к чиновникам с такими вопросами: «Какие у нас виды на урожай в Хэнани? Дождей все еще не хватает? Мы в нашей столице тоже страдаем от засухи. Как же мы соскучились по настоящему дождю!» Толковый император должен был произносить именно такие речи. А императорский наставник Вэн чувствовал, что его труды «принесли достойные плоды, и он радовался им».