В качестве наглядного образца английские купцы в 1876 году построили 20-километровую ветку от Шанхая до внешнего порта Усун – первую введенную в эксплуатацию железную дорогу на территории Китая. Селяне и чиновники пришли в ужас. Однажды во время прохождения состава группа мужчин, женщин и детей вышла на рельсы и вынудила машиниста его остановить. Когда состав двинулся прочь, местные жители ухватились за вагоны в тщетной попытке остановить его снова. На другой день поезд переехал мужчину, и все уже шло к тому, что вспыхнет мятеж. Томас Уэйд заставил руководство английской компании прекратить движение поездов. Ради умиротворения обеих сторон конфликта правительству Цыси пришлось купить эту железную дорогу и демонтировать пути. Часто утверждают, будто Цыси по глупости (все-таки первая железная дорога Китая) приказала утопить рельсы и шпалы в море. На самом же деле их упаковали и переправили через пролив на Тайвань, чтобы использовать там, на угольной шахте. Коренные жители Тайваня к могилам своих предков относились спокойнее, чем китайцы материкового Китая, а так как плотность населения острова была меньше, на нем в любом случае находилось не так густо склепов. Так случилось, что эта линия на Тайване не подошла и ее пришлось возвращать на континент в надежде на использование в районе Кайпина. Здесь, опять же, район предстоящей прокладки железной дороги подобрали относительно бесплодный и редко заселенный, с немногочисленными склепами. Только из-за решения английского главного инженера Кайпина Клода В. Киндера, причем решения дальновидного, проложить стандартную колею, а не узкоколейку Усун, рельсы в конечном счете оставили ржаветь без дела.
После прокладки кайпинской ветки протяженностью 10 километров кто-то с тревогой высказался о том, что можно побеспокоить души мертвых, похороненных рядом с ней. Поэтому состав отправили на конной тяге. Со временем лошадей постепенно заменили локомотивом, построенным на месте под присмотром инженера К. Киндера и названным «Ракета Китая». Сопротивление то нарастало, то спадало и в конечном счете сошло на нет.
Теперь самым трудным для Цыси решением оставался выбор: создавать густую сеть железных дорог в Китае или от нее отказаться. На протяжении более десяти лет она периодически обсуждала этот вопрос с участием элиты империи. Мнения резко разделились, и обычно решительная вдовствующая императрица проявила нехарактерную для нее робость. Всех аргументов в пользу железных дорог, приводимых боцзюэ Ли: укрепление обороноспособности страны, облегчение грузоперевозок, поездок и связи, не хватало, чтобы убедить ее в допустимости подрыва веры населения. Или в том, что ради страны можно пойти на риск потенциально невыгодных займов у Запада.
В конечном счете Цыси приняла решение лично испробовать поездку на поезде. В 1888 году она купила у французской компании состав из шести вагонов и 3,5 километра пути, чтобы его проложили на территории Морского дворца. Вся покупка с учетом упаковки и доставки обошлась в 6 тысяч лянов серебром, то есть меньше ее настоящей стоимости. Западные производители соревновались друг с другом за право выполнения китайских заказов, и годом раньше англичане предложили точно такой же состав в качестве свадебного подарка ее сыну, но от этого дара она отказалась. На сей раз покупкой занимался боцзюэ Ли. Он доложил Цыси, что при в сущности символической цене все было исполнено в лучшем виде в Париже, в том числе самый роскошный вагон для нее. Прокладка пути велась при деятельном участии придворного магистра в области фэншуй, который указал, когда следует начать строительство и в каком направлении его вести. О земляных работах в сторону севера, заявил он, в текущем году речи идти не могло, поэтому сооружение северного отрезка следовало отложить до десятого дня первого месяца следующего 1889 года. В тот день между тремя и пятью часами пополудни землекопы взялись за дело. Когда пришло время начать эксплуатацию этой ветки, Цыси осмелилась прокатиться по ней и испытала, что такое настоящий поезд, пусть даже на протяжении нескольких минут. Ее весьма впечатлила скорость и удобство такой поездки, правда, и черный дым, и лязг двигателя не остались незамеченными. Поезд отправили на склад и выводили его на пути только для показа посетителям; причем по таким случаям вагоны тянули евнухи с помощью желтых шелковых канатов.
Приблизительно во время такого личного эксперимента в апреле 1889 года наместник Чжан Чжидун выдвинул единственный в своем роде и убедительный аргумент, позволивший Цыси принять окончательное решение в пользу сооружения сети железных дорог. Этот пятидесятидвухлетний наместник, двумя годами младше вдовствующей императрицы, низенький мужчина с развевающейся бородой, считался главным подвижником обновления Китая. Западные его современники называли Чжан Чжидуна «гигантом мысли и богатырем достижений». Цыси впервые обратила на него внимание несколько лет назад вскоре после ее дворцового переворота во время императорских испытаний. Его последний очерк о текущей обстановке, отличавшийся смелостью изложения и новаторством, вызвал замешательство у экзаменаторов, которые оценили его по нижнему пределу проходного балла. Но, прочитав его скандальный реферат, Цыси увидела близкую душу и возвысила его до уровня человека номер три в империи. С годами она внедрила в жизнь многие его предложения и повысила его по службе до самых ответственных постов, и теперь он служил наместником императора в трех самых значительных провинциях долины реки Янцзы.
Наместник Чжан Чжидун привел убедительный аргумент: железные дороги позволят расширить вывоз товаров из Китая, а экспорт, подчеркнул он, в эпоху бурного развития внешнеэкономической деятельности служит ключом к повышению благосостояния населения и росту доходов государства. В то время главными экспортными товарами Китая оставались чай и шелк, зато номенклатура импорта постоянно обогащалась, главным образом благодаря проектам современных предприятий. Отрицательное сальдо торгового баланса в 1888 году превышало 32 миллиона лянов; и будущее вызывало тревогу, так как количество чая на вывоз за рубеж начало сокращаться. В 1867 году китайцы обеспечивали 90 процентов потребления чая западным миром, а теперь на рынок поступали чаи из Британской Индии и других стран. Неотложная задача состояла в том, чтобы расширить ассортимент экспортных товаров. Осознавая эту задачу, наместник Чжан предложил сооружение магистральной железной дороги протяженностью полторы тысячи километров от Пекина на юг через материковые провинции до города Ухани, из которого по реке Янцзы существовал выход к морю. Таким образом, все материковые провинции бассейна этой реки удалось бы связать с внешним миром. Товары местного производства можно будет с помощью приобретенных за границей машин довести до годного к вывозу состояния, а потом доставить к морским портам. Теоретически все это послужит изменению системы хозяйствования Китая, с одной стороны, а также разрешению принципиальной проблемы, из-за которой вообще опускаются руки: нищеты населения. Своим фантастическим предложением его автор буквально открыл Цыси глаза: она увидела осязаемую пользу от железных дорог, и ради этой пользы стоило пойти на все предстоящие жертвы и риски.
Она отложила предложение наместника, чтобы как следует его обдумать. Проведя детальное его обсуждение с представителями высшего эшелона своей власти и не получив ни одного возражения, 27 августа 1889 года Цыси подписала указ о начале прокладки магистрали с севера на юг, с которого ведется отсчет эпохи железных дорог в Китае. Железная дорога Пекин – Ухань, позже продленная на юг до Кантона, стала служить главной транспортной артерией страны, определяющей ее хозяйственную жизнь до наших дней. Цыси как будто предвидела все это, ведь ее указ звучал программным документом: «Мы имеем дело с грандиозным и многообещающим проектом, а также его можно назвать важной частью нашей программы превращения Китая в мощное государство. Так как мы приступаем к новаторскому предприятию, неизбежно должны появиться сомнения и опасения». Дальше она отдает распоряжение властям провинций, через территории которых должна пролегать магистраль, заняться разъяснением сути проекта местному населению и предотвратить сопротивление с его стороны. «В общем и целом, – высказалась она, – я надеюсь на то, что сановники двора и народ страны проявят единодушие, а чиновники и купцы объединят усилия для достижения полного успеха нашего предприятия…» Наместника Чжана назначили ответственным за строительство вместе с боцзюэ Ли, правление предприятия открыли в Ухани. Там основали ряд современных отраслей, связанных с железной дорогой, и Ухань, образно говоря, сделался одной из тигельных печей индустриализации Китая. К индустриализации Цыси относилась весьма разборчиво или с известными оговорками. В 1882 году, когда боцзюэ Ли попросил разрешения на строительство текстильных мануфактур, она возразила, сказав с недвусмысленной досадой: «Изготовление прядильных товаров числится нашим основным кустарным промыслом. Если внедрить машинное изготовление тканей, то наши женщины останутся без работы и лишатся средств к существованию. Плохо уже то, что мы не можем запретить заморские ткани; не стоит нам еще больше вредить самим же себе. Это дело необходимо тщательно обдумать». В те дни «изготовление тканей» называлось по-китайски цаньсан, то есть буквально «шелкопряд и листья шелковицы», ведь прядение шелка считалось главным занятием китайских женщин на протяжении тысячелетий. Ради поддержания такой традиции каждый год по весне, когда гусеницы тутового шелкопряда приступали к своей работе, Цыси вела своих придворных дам в специальный храм Запретного города к богу шелкопряда, чтобы попросить у него покровительства над этими мелкими гусеницами. Она с фрейлинами кормила гусениц шелкопряда по четыре или пять раз на дню, и для этого они собирали листья шелковичных деревьев, росших на территории дворца. Когда гусеницы шелкопряда закрывались в своих шелковых коконах, эти коконы собирали, кипятили, а нить, достигавшую обычно длины нескольких сотен метров, сматывали на шпульку. Теперь к прядению шелка все было готово. Всю свою жизнь Цыси хранила куски шелка, сплетенные ею еще маленькой девочкой, и по ним она определяла, сохраняет ли новый шелк тонкость выделки и изящность старого шелка. Ей не хотелось, чтобы старинные традиции исчезали без следа. Притом что она решительно продвигала перемены в одних сферах, в некоторых других могла противиться изменениям или соглашаться с ними, скрепя сердце. При ней индустриализация в Китае проводилась осмысленно, отнюдь не напоминая бульдозер, сметающий на своем пути все традиции.
