Цыси издала указ о наказании Шэнь Цзиня, не задумываясь о последствиях, можно сказать, просто по привычке, сложившейся за многие годы, когда приходилось наказывать евнухов. Теперь она признала, что такое жестокое наказание в современные времена применять нельзя, и она исправила свою ошибку. Положениями подвергнутого реформе права теперь в Китае запрещалось применение палок бастинадо, и вдовствующая императрица принародно заявила о своем отвращении (тунхэн) к пыткам, в том числе побоям палками. На следующий год в июне 1904 года она амнистировала всех узников, осужденных за участие в заговоре Дикого Лиса Кана 1898-го и военного мятежа 1900 года. Узников тюрем выпустили на свободу, а ссыльным разрешили вернуться домой. Число политических преступников сократили до трех человек. Все они находились в бегах: Дикий Лис Кан, Лян Цичао и Сунь Ятсен. Поговаривали по поводу помилования Лян Цичао.
Вдовствующая императрица приняла меры по усилению своей охраны, а за местами, часто посещаемыми евнухами, установили тщательное наблюдение. В ноябре 1904 года Дикий Лис Кан отправил из Японии в Китай группу высококвалифицированных наемных убийц, в состав которой входил подрывник Ло. (Он к тому же владел ремеслом гипноза, который, можно предположить, тоже собирался применить.) Их план состоял в минировании мест, часто посещаемых Цыси, а в идеальном варианте – паровозика, на котором она ездила из Запретного города в Летний дворец и обратно. Так как единственным человеком на этом поезде, нанятым из числа работников, живших за пределами дворца, числился машинист паровоза, они попытались пристроить на это место своего подрывника. Но пока Ло совершенствовал свой фугас, для чего требовалось посещение Японии, в июле 1905 года его схватили на побережье и прямо на месте казнили. Это происшествие удалось скрыть от общественности. Цыси узнала об уничтожении без лишнего шума диверсанта, готовившего покушение на ее жизнь, и это было легче сделать в провинциях, где газетчики пользовались меньшей свободой для ведения расследований, чем в столице. Дикий Лис помог ей скрыть данный факт, так как он сам не хотел огласки готовившегося им покушения.
Гибель подрывника Ло заметно сказалась на сроках реализации планов Дикого Лиса. Однако остатки его группы продолжили выполнение поставленной задачи под руководством его старого друга и телохранителя по совместительству Тэцзюня. Летом 1906 года Тэцзюня с одним соратником-заговорщиком арестовали. Он сразу же признался в том, что находился в Пекине по приказу Кана, чтобы совершить покушение на жизнь Цыси. Парочку преступников не стали отправлять в министерство наказаний, как требовалось согласно норме судебного производства. Тогда сведения о них стали бы достоянием публики, тем более представителей прессы. Их поместили в казарму гарнизона генерала Юань Шикая в Тяньцзине, где преступников можно было отдать под суд военного трибунала подальше от глаз представителей общественности. Цыси боялась того, что в случае публичного рассмотрения их дела преступники просто начнут оправдывать себя тем, что они действовали по поручению своего императора.
В Тяньцзине этих двух арестантов препроводили в разные казармы. По сообщению очевидца, в кандалы их не заковывали и не пытали. В заточении с ними обращались как с высокопоставленными лицами, камеры украсили глазетом, а узников снабжали роскошными блюдами. Тэцзюнь, прекрасно выглядевший мужчина за сорок, носил одежду по европейской моде: белый костюм с белой шляпой в тон. В летнюю жару он изнемогал от зноя, и руководство гарнизона пригласило портного, который за ночь изготовил для Тэцзюня смену одежды. Дежурный офицер спросил его, какого качества материал тот предпочел бы для верхней одежды. Узник назвал сорт дорогого шелка, лицевая сторона которого была черной и блестящей, а оборотная – коричневой и матовой.
Китайцы придерживались традиции к людям перед казнью проявлять особое благосклонное отношение. Накануне казни им обычно предлагалось щедрое угощение. На плахе, как отмечал Альгернон Фриман-Митфорд (дед сестер Митфорд), когда сам жил в Пекине: «Китайские чиновники, каждый в отдельности и все вместе, проявляли чудеса доброты к приговоренным на смерть людям. Они давали им покурить из своих трубок, чай и вино; даже окаянного убийцу, сопротивляющегося конвоирам и пытающегося драться с ними, несмотря на все провокации, терпеливо уговаривали «успокойся, угомонись же, наконец»… Особенно меня поражала предельная терпимость к уголовникам со стороны конвоиров». Тэцзюнь прекрасно знал, что такое доброе отношение к нему означало скорую казнь. Но он продолжал балагурить и шутить, скрывая любые признаки предчувствия беды. Приговор на смертную казнь поступил 1 сентября в виде зашифрованной телеграммы от генерала Юань Шикая, который уехал в Пекин сразу после допроса своих узников. По телеграфу передали начальнику гарнизона приказ казнить задержанного и через час доложить об исполнении опять же по телеграфу. В случае с Тэцзюнем председатель трибунала показал осужденному телеграмму и предложил выбрать способ прощания с жизнью. Тэцзюнь попросил яд и погиб в муках. Его похоронили неподалеку в общей безымянной могиле для казненных преступников. В казармах объявили, чтобы на все вопросы их обитатели отвечали по поводу его смерти, будто он скончался из-за внезапно развившейся болезни.
По иронии судьбы в тот же самый день Цыси объявила о своем намерении учредить в Китае конституционную монархию. Генерал Юань Шикай отправился в Пекин помогать в составлении соответствующего манифеста, и за его приказом казнить заговорщиков последовало несколько аудиенций у вдовствующей императрицы. Сомнений в том, что именно Цыси дала ему полномочия на смертный приговор, практически не остается.
Сообщение о казни Тэцзюня появилось всего лишь в одной газете и привлекло совсем мало внимания. Как и в случае с подрывником, собственный хозяин Тэцзюня Дикий Лис Кан пожелал сохранить все дело в тайне точно так же, как и генерал Юань Шикай с Цыси. Разница заключалась в том, что Тэцзюнь предпочел самостоятельно свести счеты с жизнью. Его покладистость объясняется тем, что он фактически пересмотрел свои воззрения на порученное ему преступление. В письме Кану, отправленном еще до его ареста, он попросил Дикого Лиса не заставлять его выполнять порученное задание. Он написал, что от покушения следует отказаться и вместо этого оказать помощь Цыси в проведении ее реформ. За день до своего задержания он написал друзьям следующее: «Не предпринимайте никаких действий… впредь используйте мирные средства…» Однако отсрочки для приведения приговора в исполнение ему не предоставили. Возможно, он не согласился на сотрудничество с властями и отказался предать остальных заговорщиков? Или, быть может, Цыси не пожелала рисковать?
Хотя она не страдала излишней подозрительностью. Путь, которым она следовала между дворцами, оставался прежним. Одним снежным днем, когда Цыси несли в паланкине из Летнего дворца в Запретный город, один из носильщиков поскользнулся и уронил вдовствующую императрицу на землю. Осведомленное о слухах по поводу готовящегося покушения, ее окружение погрузилось в панику, испугавшись, что настал решающий момент некоего коварного заговора. «Посмотрите, жива ли она», – закричали напуганные придворные дамы, и ее фрейлина Дэлин бросилась к носилкам. Она нашла Цыси «сидящей в паланкине и спокойно отдававшей распоряжения главному евнуху не наказывать виновного в происшествии носильщика, ведь его не в чем было упрекнуть, так как камни мостовой намокли и идти по ним было чрезвычайно скользко[52]. Свидетельств того, что Цыси когда-нибудь наказывала кого бы то ни было по подозрению в причастности к заговору с целью покушения на ее жизнь, отыскать не удалось.
Самое большое недоверие Цыси питала к Японии, где прижились ее враги-заговорщики. Ее страхи усилились после 1905 года, когда Япония вышла победительницей в войне с Россией.