Для средневековой теории (которая, впрочем, никогда целиком не осуществлялась), всякая Власть проистекает от божественной Власти. В частности, глава государства является просто Чиновником Бога. Божественная Власть соединяет в себе все четыре «чистых» типа Власти – Бог выступает как Отец, Вождь, Господин и Судья в одно и те же время. Он передает все эти начала своему Чиновнику. Более того, Бог есть одна-единственная личность, а потому он передает свою Власть одному Чиновнику, объединяя в нем все четыре типа Власти. («Первый» Чиновник был назначен Богом; будучи таким образом порожденной, его Власть передается затем по наследству, что же касается служащих этого «первого» Чиновника Бога, то она порождается и передается по назначению этим последним.) Эта теория осложнялась тем, что Бог назначил двух Чиновников: один был по необходимости индивидуальным (Папа, глава в принципе универсальной Церкви), другой мог быть как индивидуальным (Император в принципе универсальной Империи), так и коллективным (короли разных наций и т. п.). Даже не принимая во внимание все колебания, вызванные последним затруднением, следует сказать, что схоластическая теория так никогда и не смогла четко и ясно определить отношения между этими двумя Чиновниками и природой Власти того и другого. Иными словами, Средние века не могли (или не хотели) четко различать «область» религии и «область» политики. Эти трудности были ликвидированы теорией, изгнавшей церковного Чиновника, – такова теория Абсолютизма. Проблема источника Власти в ней довольно туманна, зато в ней ясным образом соединяются все четыре типа Власти – соединяются в одной личности (Монарх). Затем последовали «конституционные» теории, утверждающие распределение политической Власти между несколькими независимыми «носителями». Так возникает принцип (и проблема) «разделения властей» (популярной ее сделал Монтескье) – она служит фундаментом современных «демократий» (и подвергалась ожесточенной критике Руссо!).
Обсудим теперь кратко эту теорию, которая господствовала в политической мысли вплоть до последнего времени.
Заметим для начала, что эта теория различает лишь три «власти». Судебная власть очевидным образом соответствует авторитету Судьи. Законодательная власть соотносится с авторитетом Вождя – у него «инициатива», он предлагает «проекты» решений по поводу будущего. Исполнительная власть связана с авторитетом Господина: она осуществляется в настоящем, она, по преимуществу, есть «действие», она требует от своего представителя полной «самоотдачи», подчинения всего, вплоть до самой жизни, Государству, т. е. чему-то по самой своей сущности не биологическому. Иначе говоря, эта теория безапелляционно изгоняет из политической Власти четвертый составляющий элемент, а именно Власть Отца. Подобная ампутация имела в виду схоластическую и абсолютистскую теорию. Можно даже сказать, что политическая Власть тем самым распадается или раскалывается («разделяется») – именно по причине этой ампутации.
Здесь все имеет значение: и то, что произошла ампутация, и то, что ампутированным членом была именно Власть Отца, и то, что эта ампутация произошла скрытно, т. е. бессознательно. Власть Отца означает «традицию», определенность прошлым, «реальное присутствие» Прошлого в Настоящем. Подавление Власти Отца тем самым обладает откровенно «революционным» характером: «конституционная» теория рождается из духа бунта и революции; и она порождает революцию («буржуазную») по мере своей реализации.
Примечание. Эта теория и предполагаемая, порождаемая ею Революция являются «буржуазными»: Буржуа желает позабыть свое «низкое» происхождение «мещанина», он – бессознательно – отрицает свое «постыдное» прошлое. Отсюда проистекает неосознаваемость упразднения Власти Отца. Когда Буржуа гордится своим прошлым и берет его за образец, он не является революционером. Он становится таковым только в противостоянии с дворянином. Самой этой оппозицией он признает исключительную ценность дворянства, поскольку не видит способа с ним сосуществования. Он видит именно ценность, поскольку сам желает занять место дворянина. Тем самым он бессознательно отрицает буржуазные ценности, т. е. свое буржуазное прошлое, которое и в собственных глазах предстает как простонародное, «мещанское». Только тогда он делается «конституционалистом», т. е. требует разделения властей, каковых он находит только три, – тем самым он и становится революционером.
Настоящее, лишенное Прошлого, является, однако, человеческим, т. е. историческим и политическим, лишь настолько, насколько оно предполагает Будущее (иначе это Настоящее животного). Будущее же представлено Властью Вождя – той Властью, которая относится к «проектам», выходящим за пределы данного, к тому, что является не простыми следствиями данного, виртуально уже в нем присутствующими. После ампутации «Отца» Политическая Власть по необходимости оказывается (чтобы вообще оставаться политической) прежде всего Властью Вождя типа В – (Г, С) или В – (С, Г), Так «конституционная» теория с ее «революционной» буржуазной реализацией неизбежно завершается «Диктатурой» какого-нибудь Наполеона или Гитлера. Но так как лишенное прошлого Настоящее с необходимостью предполагает Будущее (чтобы оставаться человеческим или политическим), то Вождь-Диктатор всегда должен представлять «революционный проект» в процессе его осуществления. Так логичным завершением «конституционной» теории какого-нибудь Монтескье оказывается теория «перманентной революции» какого-нибудь Троцкого.
Примечание о событиях 1848 г. (во Франции). «Буржуазный» период можно символически поместить между 1789 и 1940 гг. 1789-1848-это «буржуазная революция», 1848-1948-период «доминирования буржуазии». В «революционный» период Буржуазия обращается против Прошлого и нацелена на Будущее. Так, имея опору в Будущем, она могла трансцендировать Настоящее и со стороны Прошлого: отрицая ближайшее Прошлое «старого порядка», она смогла – или хотя бы стремилась – принять детерминацию историческим. прошлым. Однако в 1848 г. на Будущее притязал уже другой «класс»; точнее, Будущее вмешивалось в Настоящее в форме «революционного проекта», который был уже иным, чем «проект» 89 г. Буржуазия, сотворенная как политическая Власть «проектом» 89 г., не приняла «проект» 48 г. и вступила с ним в борьбу. Начиная с этой вещей даты, она обратилась не только против Прошлого, но и против Будущего, живя только Настоящим. Только теперь она сделалась реальным настоящим: лишь с 48 г. она стала тем, что она есть, осталась одна и в оппозиции всему тому, чем она не являлась. «Буржуазный дух» родился в 1848 г. Вместе с отрицанием Будущего она порвала и с любым Прошлым. Реально для нее только Настоящее, она реализует себя как таковая – наступил период ее доминирования. Однако Настоящее без Будущего и без Прошлого есть «природное» настоящее – не человеческое, не историческое, не политическое. Господство Буржуазии означало прогрессирующее исчезновение политической реальности как таковой, т. е. Власти или Авторитета Государства: в жизни преобладает животная сторона, вопросы пропитания и сексуальности. Человеческое сохраняется там, где обнаруживаются остатки трансценденции Настоящего хоть в Прошлое, хоть в Будущее; только эти вовлеченные в Настоящее Прошлое и Будущее не обладают активной ценностью, они «не актуальны», они присутствуют «виртуально», «идеально» или «идейно», «эстетически» или «артистически». Традиция прозябает в форме «Романтизма», а Революция – в форме «футуризма»; «классицистское» Настоящее лишено собственного движущего начала, оно безжизненно. А потому нет и буржуазного «Классицизма».
Примечание о Традиции. Любая Традиция в истинном смысле слова, т. е. обладающая политической ценностью и реальностью, по необходимости является устной или зрелищной, но во всяком случае непосредственной. Написанное по природе своей отрывается от материального носителя и от автора, который когда-то его зафиксировал. Представленное только текстом прошлое не есть для меня мое прошлое: мне слишком легко «утратить интерес» – помещенное в книгу прошлое моей страны не так уж отлично, например, от прошлого Китая; я могу смотреть на все эти тексты вместе, могу обсуждать изложенные в них теории так, словно они вообще вне времени. Поэтому события 48 г., разрушая политическую связь с Прошлым, должны были затронуть прежде всего устную традицию: именно она отсутствует в период господства буржуазии.
