Полиморфизм «осовременивания» христианства за счет догматического сознания в XX в. Т. де Шарден: радикальная «модернизация» догмата о творении; А. Уайтхед, Ч. Хартсхорн, Дж. Кобб: облегчение для восприятия «прогрессивно мыслящего интеллектуала» учения о Боге — как лишь динамическом корреляте мира, но не трансцендентном первоначале. Проявления «адогматического христианства» в современной западной академической теологии[124]. Так называемый суперэкуменизм (движение, стремящемся к унификации не только христианских конфессий, но и мировых религий во имя так называемого диалога религий): отрицание самой значимости христианских догматов ради «расширения» религиозного мышления человека XX века. Основные претензии к догматам основных теоретиков «суперэкуменизма» или «радикального плюрализма» (Дж. Хик, Ж. Миле, Л. Ричард, П. Ниттер, Г. Каурд и другие): (1) догматы — реликт средневекового мышления, препятствующий свободе мысли; (2) догматы — выражение установки на традиционный христианский универсализм, препятствующий плюрализму как основному вектору нового религиозного сознания и «религии будущего»; (3) догматы — шторы, затеняющие единство мировых религий, которое состоит в едином мистическом и этическом опыте, и потому только разделяющие религии, препятствуя глобализации как основному вектору нового религиозного сознания и (все той же) «религии будущего».
Общие логические сложности в религиозной критике догматов у «рационалистов». Конкретные противоречия с рациональностью у «суперэкуменистов» и реальные последствия их «философии религии» для современного христианства (как актуальные предметы внимания христианской апологетики — [см. Лекция 5.2]).
7.2.
Основные вехи отвержения философской рациональности ради «чистоты догматов» начиная с первых веков христианства по настоящее время.
Период первых апологетов. Сириец Татиан (середина II в.) и его «Речь против эллинов»: критика «аристократизма» греческой философии, особенно аристотелевской. Последователь Татиана месопотамец Теофил в «Трех книгах Автолику»: греческая философия — безбожие даже у Сократа, Платона и их последователей. Концепция «благочестивого» отрицания философии у Тертуллиана (II–III вв.) в контексте критики культуры: чем душа «естественнее», тем ближе она к Богу, а чем более «образуется» в школах и библиотеках, тем меньше у нее шансов отражать истину; философия не только бесполезна для богопознания, но и вредна; философия (как и занятия ею) — мать всех ересей; христианам после Христа нет нужды в «любознательности», после Евангелия — в каких-либо исследованиях. Общий вывод: «Что общего у Афин и Иерусалима, у Академии и Церкви?!..» (О еретических возражениях 7).
«Высокое средневековье» — единичные прецеденты радикального отрицания философии в эпоху господства христианизированного аристотелизма. Петр Дамиани (1007–1072): принижение диалектики, идея о том, что Божественное всемогущество (способное отменить даже события прошлого) принципиально ограничивает возможности применения разума; Манегольд из Лаутенбаха (+ 1103): отрицание целесообразности изучения логики.
Новое время. М. Лютер: разум слеп по природе своей к вещам божественным, благодаря чему «рассуждения разума» бесполезны для богопознания, должного основываться на одной Библии. Аналогичные позиции в первом издании «Общих положений теологических предметов» (1521) первого протестантского богослова Ф. Меланхтона[125]. Католический богослов Янсений (XVII в.): пелагианская ересь восходит к Аристотелю, искажения истинного вероучения — к философии в целом. Британские фидеисты XVII в.: все в христианстве является «непостижимым», и потому для философии здесь места нет. Единичные протесты против постепенной «схоластизации» немецкого протестантизма. Ф. Шпенер и другие пиетисты: философия несовместима с благочестием. С. Киркегор: «христианство не дело познания», «христианство и философия не допускают сочетания»[126]. Отчасти протестантская «неоортодоксия» XX в. (К. Барт и другие): между Богом и миром «глобальный разрыв», и философская рациональность к богословию малонеприменима.
«Тертуллиановские» тенденции в русской религиозной мысли. Старец Филофей, создатель «теории» Москва — Третий Рим; иерусалимский патриарх Досифей в России (1690-е годы): «довольна бо православная вера ко спасению и не подобает верным прельщатися чрез философию и суетную прелесть»[127]. Востребованность «тертуллиановской» аргументации во время официального разгрома философии в 1820-е годы в российских университетах. Более тонкая борьба с разумом: И.В. Киреевский и его «догмат» о том, что положительное и живое познание возможно лишь посредством избавления от «логического ига» формальной абстрактности. Окончательное избавление от этого «ига» у о. П. Флоренского в «Столпе и утверждении истины» (1914), задуманном как «живой религиозный опыт как единственный законный способ познания догматов»[128]. Рассудок как греховный разум, который, оставив закон божественный, подчинился закону плотскому: формальный закон тождества замыкает его в конечности и статике, закон достаточного основания «размыкает» в дурной бесконечности, тогда как сама Св. Троица обеспечивает беспрепятственный «софийный» вход в бесконечность актуальную[129] (через переход от «дискурсивной интуиции» к… «интуитивной дискурсии»[130]). «Тертуллиановские» установки у Л. Шестова и евразийцев (ср. перевернуто татиановские и феофиловские у X. Яннараса[131]). Распространенные современные установки: разум — источник заблуждения, сердце — единственный и безгрешный «орган истины»; ставшие общим местом разоблачения «школьного богословия» и противопоставление ему «опытного»; радикальные противопоставления западному философскому рационализму русской философии как «философии сердца», «соборного разума», «синтеза» и «преображения» (фактически приравнивается все к тому же «опытному богословию»).
Общая несостоятельность антирациональности с точки зрения христианства[132]. Диалектика неизменной сопряженности антирационализма с уклонением в ересь, архетип которой — аполлинаризм[133] (результаты прямо противоположные предполагаемым).
7.3.
Отсутствие альтернативности догматического сознания и рациональности — из несостоятельности рассмотренных опытов их конфронтации и системного определения самих догматов [Лекция 6.1]. Философский разум как источник осознания самой сверхразумности догматов и собственных границ. Различение рационализма и рациональности как способ разрешения антиномии веры и разума.
Две архетипические модели соотношения философии и истин Откровения у Климента Александрийского: 1) «вертикальная» — изучение философии как ступень к высшему познанию (подобно тому, как изучение «обычных наук — ступень к изучению философии») — точное выражение формулы «философия — служанка богословия» (Строматы 1.15) [см. Лекции 2.2, 5.1]; 2) «горизонтальная» — сферы философия и Откровения параллельны, так как первая изучает «имена», вторая — сами «вещи» (Строматы 6.1). Свт. Василий Великий (Слово 22): приблизительное совмещение обоих подходов[134]. Гонорий Августодунский (1075/80-1156) и Гуго Сен-Викторский (ок. 1096–1141) — разработка первого подхода, Гильберт Порретанский (1075/80-1154), Гильом Овернский (1180/90-1249) — разработка второго. Альберт Великий (1193 или 1206/7-1280): философские истины и христианские догматы не могут быть в конфликте, так как опираются на различные источники знания (и уровни разума)[135].
