Здесь же, среди развешанного оружия браконьеров, таилась дверь в кладовую, куда я особо не заглядывала. Там хранились предметы, которые нам не нужны, но и выбросить их было жаль. Там были формы для литья, старые ржавые инструменты и прочий хлам.

Я закончила прибирать в кладовой и вышла в основную комнату, когда в кузницу вошла Марина. Её щеки были красными от волнения, а улыбка глупой, но она всё равно попыталась метнуть в меня хмурую молнию прежде, чем скрыться в своей мастерской. Вот дуреха! Я негодовала, и меня подмывало вправить ей мозги насчет Ивана, хотя понимала, что «на том конце провода» меня никто не будет слушать.

Я взяла в руки молот и первую попавшуюся железку, постучала их один об другой, затем положила каждый на свое место; но мысли всё равно не отпускали меня, поэтому я решила-таки выплеснуть их на виновницу.

– Здесь опять воняет, Марина! Может, тебе стоит присмотреть здание ещё дальше от города и от нас? – ворвалась я в кожевню, уперев руки в бока.

Марина вздрогнула, явно не ожидав моего скорого появления и пребывая в своих романтических мыслях, но тут же нахмурилась и приняла оборонительную стойку.

– Я продолжаю традиции наших предков. Как ты помнишь, сто лет назад на этом месте никакой кузницы не было и в помине, здесь властвовали кожевники!

– Вот именно! Это было сто лет назад! Тогда и река была полноводнее, и они зачерпывали воду сразу за углом, а теперь там глубокий обрыв! Ты застряла в каменном веке! И, кстати, сейчас есть более приятные телу материалы, которые мы можем позволить себе купить!

– Купить? – взвилась сестра и буквально выпихнула меня из своей прохладной кожевни. – А откуда у тебя деньги? Тебя одевает моя мать, а ты ещё не заработала ни гроша!

– Я же не виновата, что отец не считает нужным мне платить…

– Ты должна быть благодарна, что он взял тебя в подмастерье. Он дал тебе шанс остаться работать в кузнице, если ты станешь хранителем! Разве ты не рада?

– Рада. Именно этим я всегда и хотела заниматься, – сказала я бесцветным голосом.

Она мне не верила, но с улицы донесся звонок велосипеда, спасший меня от необходимости дальнейших объяснений, и я поспешила наружу. У входа стоял Сема с длинной палкой, замотанной в пупырчатую плёнку и скотч; велосипед валялся у его ног.

– Увидел, что ты идешь в кузницу, – дружелюбно улыбаясь, проговорил Сема. – И решил закинуть вам посылку.

– Что это? – удивлённо спросила я, взяв палку из протянутой руки парня. – Тяжёлый…

Сема почесал голову, растрепав свои светлые, почти белые волосы, столь явно выдающие его принадлежность к северной стае, и задумчиво заключил:

– Я тоже заметил. По весу похож на лом для льда… Но, зная твоё любопытство, сообщаю: велено не вскрывать без вожака! Мне самому любопытно, что это.

– Ладно, поняла, – удрученно отозвалась я и, взвесив палку в руке ещё раз, вновь обернулась к парню, что уже залез на велосипед и приготовился ехать дальше. – А ты разве не должен быть на футболе?

– Зачем? Игра только после обеда. Ладно, покеда!

И, позвонив в звоночек два раза, он тронулся в обратный путь. Значит никакой тренировки не было? Ах, Мишка!

Продолжая уборку, я размышляла о своей матери. Могла ли она быть серой волчицей? Говорят, мой дед Эрик, будучи вожаком, мечтал породниться с серыми волками и договорился о браке своей дочери Ани с сыном их предводителя, ставшего впоследствии моим дядей Максом. К моменту моего появления на свет, стая уже была в родстве с серыми волками и моя мать могла быть из тамошней стаи. Значит, я могу обернуться в серую волчицу. Я обернусь, обязательно.

Я уставилась на сестру через дверной проем наших смежных комнат, пока она примеряла лекало к очередному куску кожи и делала пометки куском мела.

– Уже привезли? – послышался озабоченный голос отца, и я поняла, как сильно он устал.

– Да, – тихо отозвалась я, пытаясь скинуть с себя мысли о серой волчице. – А что это?

– Это? – ухмыльнулся отец, но, задумчиво посмотрев на меня, ответил: – Я бы рассказал, но зная твою болтливость… Не могу. – Он взял палку, бегло осмотрел, не снимая упаковку, взвесил в руке и отставил в сторону.

– Что мы будем делать сегодня, пап? – удрученно спросила я, делая вид, что не опечалена.

Отец почувствовал моё настроение и нахмурился:

– Ковать оружие…

– Оружие? – удивленно прошептала я. – Зачем? Для завтрашней охоты? Или это из-за чистки стай?

Слова сами вылетели из моего рта, впрочем, как обычно, и я сразу же пожалела о них. Отец удивленно вскинул голову, и я заметила на его лице гримасу страдания, словно я разгадала его большую тайну, выведала то, что причиняет ему невыносимую боль. Не понимаю… Что в этих чистках не так? Что вообще значит «почистить стаю»?

– Это не должно тебя тревожить.

Отец вынул из выдвижного ящика стола какие-то бумаги и развернул их.

– Но папа! Фёдор был явно взволнован, да и дядя Макс просто так не звонит нам! Это не может не тревожить! Грядет война между стаями, да? – едва дыша проговорила я.

– Не забывайся, – холодно проговорил отец, и я проглотила свои дальнейшие вопросы про эти таинственные чистки. – Если хочешь и дальше работать в кузнице, тогда не задавай больше вопросов! Я не обязан посвящать щенка в дела стаи и тем более отчитываться перед ним!

Несколько минут мы упрямо сверлили друг друга взглядом, словно играя в игру, кто первым отведет взгляд. Но я всегда проигрывала. Внутри меня всё кипело, но в то же время сжималось от страха перед отцом. Я чувствовала, что стае грозит беда, но не знала, откуда она грядет. Я видела боковым зрением, как отец смотрит на меня, а потом он вернулся к изучению своих бумаг, разложенных на столе. Нет, я не хотела работать в кузнице, это скучно и душно. Но лишь так я буду в курсе дел, буду при отце.

– Чем я могу помочь? – тихо спросила я, с трудом выравнивая дыхание и пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Я осторожно направилась к столу.

Он напрягся, когда я подошла, но потом всё же подвинулся, дав мне заглянуть в бумаги. Я стала с интересом изучать их и подавила новый поток вопросов, мысленно выбирая, какой можно задать, а с каким лучше повременить. Наконечники стрел и копья, колья… Явно пахнет войной.

– Почему не пули? – осторожно спросила я и тут же сказала: – Прости.

– Хороший вопрос, не извиняйся. С пулями было бы легче. Но у нас нет для них пистолетов, нет навыков обращения с огнестрельным оружием, ну, только у пары волков… И, предугадывая твой следующий вопрос, у нас нет денег и времени на это. Лучшее оружие – всегда то, которым ты умеешь пользоваться.

– Тогда сюда нужно добавить: топор для Федьки, кинжал для Мишки, шило для Марины, лопату для мамА, молот для тебя, – воодушевленно рассуждала я, пытаясь пошутить и разрядить обстановку. – Ха, представляю мамА, размахивающую лопатой! – Я улыбалась своей шутке ровно две секунды, именно этого времени хватило отцу, чтобы повернуться ко мне всем своим существом и пригвоздить меня к полу взглядом. Я сделала два шага назад и размышляла над тем, хуже будет, если я сейчас останусь или сбегу. Отец прищурился, посмотрев куда-то перед собой, явно размышляя о чем-то, кроме моей ужасной шутки, затем вновь посмотрел на чертежи и снова поднял взгляд ко мне.

– В этом что-то есть… – неторопливо проговорил он и склонился над чертежами.

Я громко сглотнула от облегчения, но, осмыслив его слова, закричала срывающимся голосом:

– Не надо! Это плохая идея! Всего лишь глупая шутка!

– Что не надо? – удивился отец.

– Не надо… мамА и лопату… посылать на войну! – едва дыша, прошептала я, будто боясь, что она услышит. Отец почему-то усмехнулся моим словам и закрыл глаза, словно ему требовались силы, чтобы продолжать этот разговор.

– Почему ты такая сложная? – выдохнул он и посмотрел на меня. – Добавить имеющееся у нас оружие или то, что можно использовать как оружие – хорошая идея.