Гость молчал, он больше не утруждал себя болтовнёй, добившись основной цели — выманив Андрэ из дома. Они высились друг над другом, напуская устрашающий вид. Сошлись в битве два телеграфных столба…

Андрэ продолжал сближаться, обходя по дуге, не сводя глаз с рук нашего гостя. Я поняла, куда он клонит — постепенно он собирается припереть противника к стене.

Гость скоро осознал своё незавидное положение. В отчаянной попытке убежать, всем телом бросился на командира, видимо намереваясь свалить его, столкнуть с пути. Но Андрэ не так-то легко заставить потерять равновесие, гибким манёвром он изогнулся, пропуская нападавшего вперёд и подсёк носком начищенного чёрного сапога, разом подхватывая выскочивший из руки противника револьвер. На лице повалившегося на пол гостя, появилось крайнее удивление, Обезоруженный и поверженный, он лежал на траве. Я ухмыльнулась, — мог и сразу понять. Нет, этот «сапог» моему командиру не противник, нигде. Но как только я об этом подумала, этот гад приподнялся, выхватывая из штанов второй револьвер и выстрелил.

В командира он, конечно, не попал. Зато попал в опорную балку, державшуюся после наших «танцев» на честном слове.

Стена, за которой я в данный момент пряталась, обрушилась.

Убежать я не успела — не те рефлексы. Но смогла нырнуть вниз и поджать конечности, оказалась лишь слегка прижатой. Нужно выковыриваться из-под махины, пока не придавило окончательно. Выбравшись, заметила, что расклад поменялся: оба были на ногах, держали друг друга на мушке.

Внезапно откуда-то сбоку выскочил Кирка и с разбегу врезался в нашего гостя.

Андрэ в один прыжок оказался рядом, увернулся от двух прозвучавших выстрелов и произвёл свой. За пару секунд дело было кончено.

— Жива? — спросил Кирка, благоразумно отдалившись от парочки на максимально безопасное расстояние.

— Жива, — киваю с благодарностью.

Младший помог мне подняться. Старший в это время стоял над трупом о чём-то тягостно размышляя.

— Как он нашёл нас? — нет, ну конечно же я не из страха быть убитой, а из чисто женского любопытства интересуюсь.

— Я тоже хотел бы знать, — заметил младший.

— И я, — присоединяется командир, поднимая что-то с травы, пряча в карман, и внимательно нас осматривает.

— Всё нормально, мы целы, — заверяю на его немой вопрос.

Он кивает, задерживая на мне взгляд, не отпуская мои глаза. Пауза неловко затягивается.

— Самое время убраться бы отсюда, — вносит предложение Кирка, отыскав свой «бесценный» рюкзак перекидывает через плечо.

— Ничего не имею против, — с радостью поддержала я, не горя желанием устраивать ритуальное захоронение.

Спустя пару часов мы отошли достаточно далеко от дома с мертвецом, чтобы отдышаться. Ночь. Лес. Фонарь. Дорога. Обычный старый железный фонарь со стеклянными оконцами.

Кирка по-обезьяньи забрался наверх, открыл маленькое оконце и поджёг фитиль зажигалкой.

Стоит себе посреди леса светильник и освещает своим живым огоньком дорогу, и мы втроём расселись под ним.

— Зачем в лесу фонарь? — мой вопрос мог выглядеть глупо, но я не могла его не задать.

— Ориентир для гостей и дань вежливости, — удостоил ответом лидер. О, кажется, я набираю репутацию — даже не сыронизировал.

— Это как ворота, — пояснил Кирка. — Гарантия того, что мы не зайдём на их территорию без разрешения, пока они не доложат своему вожаку. Считай, мы постучались к ним в дверь сейчас.

Тут я немножко подзависла, честно сказать. Если здесь тоже есть оборотни, они такие же или другие? В каких зверей они обращаются?

— Ты же не думала, что наша стая единственная? — понял моё замешательство Кирка. — Не-е. Но наша — самая малочисленная сейчас. Не то, что пару веков назад… при нашем прадеде мы были больше всех.

— Так, нам просто сидеть и ждать?

— Утром узнаем, пустят они нас на свои земли или пошлют куда подальше, — подмигнул мальчишка, устраиваясь поудобнее.

— Сейчас сидим тихо, — подал голос командир, но без пущей серьёзности. Тоже устал.

Андрэ приспособил сумку и куртку под спальное место. Кирка так же приспособил рюкзак под голову. Я же просто прислонилась к дереву, пристроив чемоданчик рядом, а рюкзак также примостила под затылок. Моё сознание разрывалось на сотни мелких частиц, думающих на разные темы одновременно.

— Можно уточнить? — понизив голос, спрашиваю я. — Оборотни моментально исцеляются. Что не так с обыкновенным револьвером?

— Револьвер обычный, а пули из серебра с сюрпризом, — поясняет Кирка. — К тому же мы не бессмертные, даже обычную пулю ещё надо вытащить из тела, иначе регенерация не начнётся.

С сюрпризом, говоришь?

— Аконит? — догадалась я.

— Северный синий аконит, — подтверждает лидер, глядя в свою ладонь, на которой разобранная пуля и тёмно-синий порошок.

У мальчишки расширяются глаза. Лидер аккуратно ссыпает порошок на листок и поджигает. Кирка ныряет в рюкзак и достаёт фляжку, поливая на руки брату. Тот тщательно оттирает ладони — видимо эта редкая дрянь для них особенно ядовита.

— Насколько ядовит для вас аконит, и почему омела, которая токсичнее в десять раз — не ядовита? — понизив голос до шёпота на всякий случай, снова спрашиваю я Кирку.

— Почему не ядовита? Омела очень ядовита для любого, но в малых количествах…

— Дело в дозировке, — соглашаюсь я. — Любое лекарство — есть яд, как и любой яд может быть лекарством.

— О, мы читаем великих? — усмехается младший. Он донельзя собой доволен, сегодня он особенно отличился. — Да, омела залечивает изнутри то, что не залечил волчий организм, снаружи идёт регенерация, тело пытается исцелиться, но внутри…

— Происходит конфликт подсистем организма, и он не может справиться. Наружные ткани восстанавливаются, в то время как внутренние органы отвечают за совершенно другие процессы.

Мальчишка поднял голову с рюкзака и уставился на меня со смесью уважения и интереса на лице.

— Теперь я верю, что ты училась в Склифе. Всё верно, волчья регенерация может залечить любые наружные травмы, но болезни, вызванные отравлением лечит омела. И то — не всегда. Есть ведь и магические поражения. Тогда только Даниэль может помочь. Каждая стая имеет своего Лекаря. У нас лучший лекарь, он прямиком от Ковена — ещё от деда — наш лучший Вожак был Анастасий. В других стаях лечат те, кто всего-то обучался в Ковене какое-то время, но им никогда не дадут тех самых знаний, доступных лишь избранным. Только то, что положено.

Я повернулась, незаметно придвинувшись ближе к нему:

— Как быстро вы исцеляетесь? Например, открытый перелом руки?

— Если вынуть все инородные предметы из раны — кровотечение останавливается сразу же, — с охотой отвечал младший. — За полчаса заживёт полностью как новая, но через несколько минут рана затянется и рукой уже можно работать.

— Ого, — выдохнула я. — А если оторвать — отрастёт?

— Ну, мы не настолько регенеративны, — смеётся он, а старший смотрит меня как на спятившую. — Но можно пришить, только быстро надо, а то…

— Да-да, ускоренное восстановление тканей, — киваю болваничком я, почёсывала подбородок, пытаясь остановить несущиеся во весь опор мысли. — Организм слишком быстро создаёт клетки, метаболизм зашкаливает. Если сделать срез уже позже, совместить связки и сосуды — срастётся? Будет функционировать? Её же можно в заморозку…

Кирка начинает подхрюкивать от смеха, Андрэ неодобрительно качает головой, вынимая из-под куртки свою фляжку, похоже, окончательно убедился в моём сумасшествии. А я… не могла перестать думать. Как это получилось, что эволюция создала существ с уникальными способностями? Какая-то мутация в генетической цепочке? От каких видов животных они произошли? Или это мы их далёкие потомки? Сколько сил им приходится прикладывать для своей секретности. Все подписанные мной бумажки себя оправдывают, но нисколько им не помогут. Если бы обычные люди о них узнали, то оборотням как виду пришёл бы конец. Лаборатории, бесконечные малоэтичные эксперименты, контрольные группы… Под конец когда всех перебьют — будет отлов последних живых особей якобы для «спасения человечества от смертельно опасных болезней». Или мы их, или они нас. Война на выживание. Мы для них — как вирус для человечества. Да, они уникальны и сверхспособны. Но нас больше, несоразмеримо больше. Мы их просто затопчем, уничтожим то, что действительно могло бы нас спасти… А они, сражаясь за свои семьи, истребят большую часть нашего вида.