— Марни, — начинает Зак мягким голосом, но я поднимаю руку. Я ещё не закончила. Мои щёки пылают от смущения, а моё тело горит так, как никогда раньше. Если я не разберусь с этим сейчас, то уже никогда не смогу.

— За то, что вы со мной сделали, — я бросаю на Виндзора полуобвиняющийся взгляд. Формально он ничего не сделал, кроме как был мне другом. Дело в том, что я знаю, знаю, что у него есть скрытые мотивы. Ничто из того, что он делает, не является простым и понятным или без расчёта, так что мне жаль, но ему тоже придётся подыгрывать. — За то, что вы со мной сделали, — повторяю я, — вам всем… придётся ухаживать за мной одновременно.

— Ухаживать за тобой? — говорит Зейд с лёгкой, натянутой усмешкой. — Такая старомодная.

— Вам придётся встречаться со мной одновременно, всем пятерым. — Я выдыхаю, закрываю глаза и откидываю голову на стену. Мне нужно… что-то, чтобы избавиться от всех этих эмоций. Я поднимаю голову и открываю глаза, вглядываясь в их лица. Их эмоции варьируются от ошеломления — Виндзор — до холодной ярости — Крид — и всего, что находится между ними. — Никаких других девушек. — На последнем слове мой голос становится жёстким. — Я серьёзно. Если я увижу вас с другой девушкой…

— Я не прикасался ни к одной девушке с первого курса, — говорит Тристан, и мои глаза расширяются. Он был немного шлюхой. Верю ли я вообще в то, что он мне сейчас говорит? — Так что всё в порядке. Мне всё равно. Что-нибудь ещё? — сейчас он весь такой деловой, но… может быть, в хорошем смысле? Он говорит так, как будто делает это на уроке, как будто он делает заметки и прикидывает, как лучше всего получить пятёрку, победить.

— Я… — я начинаю, но в голове у меня становится совершенно пусто. — Нет, я думаю, что это всё. Мы встречаемся, и мы делаем… что бы мы ни делали, если бы просто встречались друг с другом. Это… это всё, что я могу сказать.

Я спрыгиваю вниз, вбегаю в свою комнату и запираю за собой дверь.

Я стою там достаточно долго, чтобы перевести дыхание, прежде чем переодеться в купальник, накинуть халат и спуститься вниз к бассейну.

Когда я прыгаю в воду, она ледяная, но благодаря этому в голове у меня проясняется.

Это всё, что мне сейчас нужно — ясная голова.

И эквивалент холодного душа.

Очень холодного душа.

Позже тем же вечером я лежу на огромной двуспальной кровати в полном одиночестве и смотрю какое-то дурацкое ночное шоу по телевизору, что для меня в некотором роде удовольствие, учитывая политику академии «никакой посторонней электроники». Я имею в виду, иногда по выходным я смотрю что-то на своём телефоне, но для разнообразия приятно иметь большой телевизор.

Как раз в тот момент, когда я нащупываю пульт, чтобы выключить его, я слышу скрип и грохот, а затем яростную ругань Зака.

Поднявшись с кровати, я подхожу и приоткрываю дверь, отделяющую мою спальню от гостиной.

И тут моя рука взлетает, чтобы прикрыть рот.

Старая металлическая перекладина в диване-кровати согнулась и сломалась под мускулистым телом Зака. Сейчас он изо всех сил пытается выбраться из-под груды одеял и подушек. Как только я справляюсь со своим смехом, я бросаюсь ему на помощь. Конечно, когда я беру его за руку и тяну, это всё равно что тянуть гору мышц. Он позволяет мне притвориться, что я помогаю ему подняться, выбираясь из кучи в боксёрах с низкой посадкой и больше ни в чём.

Моё сердце издаёт такой большой, сильный стук, что вся кровь в моём теле приливает к голове и… другим местам.

— Грёбаная дурацкая кровать, — ругается он, наклоняясь, чтобы достать свой телефон из-под одеял.

Его боксёры слегка сползают, и я вижу его задницу.

Но… хорошую задницу. Например, у него ямочки на пояснице и мышцы, к которым моим рукам больно хочется прикоснуться. Это не то же самое, что заглядывать в щель сантехника. Я прикрываю рот рукой, чтобы сдержать ещё один нервный смешок.

Зак поднимается на ноги и оглядывается на меня, приподнимая свои тёмные брови.

— Что тут смешного? — спрашивает он глубоким баритоном.

— Ну, твои мышцы только что сломали кровать, — я протягиваю руку и сжимаю его бицепс. Это как нагретый солнцем долбаный камень, такой гладкий, твёрдый и горячий. — И ты сильно выставил свою задницу на показ, когда наклонился.

— Ты думаешь, моя задница забавная? — спрашивает он, и ухмылка скользит по его губам. — Так уж случилось, что твоя мне действительно нравится.

Мои щёки вспыхивают, и я понимаю, что всё это время ласкала его руку, просто донимая его до чёртиков. Я отдёргиваю руку и увеличиваю расстояние между нами на несколько футов.

— А я и не говорила, что мне она не нравится, — поддразниваю я, и от того, как он смотрит на меня, вся темнота внутри него превращается в глубокие, тёплые тени, которые проносятся по мне под его пристальным взглядом. — Тебе помочь починить кровать? — спрашиваю я, потому что в таком маленьком отеле типа «постель и завтрак» вряд ли найдётся другой номер, куда его можно перемеестить, или даже кто-то на стойке регистрации, с кем можно поговорить на этот счёт.

— Эх, — говорит Зак, снимая постельное бельё и отбрасывая его в сторону. — Я думаю, она немного не поддаётся починке. — Он пытается собрать обломки и превратить кровать обратно в диван, но безуспешно. Его уже не спасти. — Пол сойдёт, — говорит он после того, как одна из ржавых пружин буквально отваливается.

Я отхожу в сторону, пока Зак устраивает печальную, жалкую маленькую постель на полу.

Я прикусываю нижнюю губу и тереблю руками перед своей майки.

Это похоже на одну из тех яой-манг, которые купил мне Крид, где герои едут в отель и случайно бронируют только одну кровать вместо двух, и в итоге им приходится её делить…

Да, да. Это в точности как в аниме, или манге, или любовном романе.

Мои щёки вспыхивают, когда Зак бросает свои подушки в кучу, останавливаясь, чтобы взглянуть на меня.

— Ты можешь разделить постель со мной, — говорю я, и мой голос превращается в задыхающийся шёпот.

Зак останавливается и поворачивается, чтобы посмотреть на меня, стоящую там в бледно-розовой майке и коротких шортах, сшитых из тонкого, непрочного материала. Оно очень мягкое и удобное, но сейчас я внезапно чувствую свои соски так, как никогда раньше. Наверное, потому, что на мне нет лифчика. Или другого нижнего белья.

Если я буду делить постель с одним из самых горячих парней в академии, может быть, мне стоит подумать о том, чтобы сначала надеть бельё?

— Ты уверена в этом? — спрашивает он, глядя на меня своими прекрасными янтарными глазами. Да, они коричневые, но в слабом свете прикроватной лампы в них есть что-то медовое. Зак, должно быть, заснул с включённым светом, потому что он уже был зажжён, когда я вошла сюда. — Ты не обязана этого делать, ты же знаешь.

— Я… нет, всё хорошо, — говорю я, убирая с лица несколько золотисто-розовых прядей. Я улыбаюсь, чтобы поднять настроение, но между нами есть напряжение, которое растёт с тех пор, как… чёрт, я не знаю, где-то с прошлого года? — Захвати несколько подушек.

Я поворачиваюсь и направляюсь обратно в комнату, слушая бормотание ночного комедийного шоу, пока сооружаю между нами небольшую изгородь из подушек. Это немного по-детски, но я всё равно это делаю.

Зак ухмыляется, кладёт подушку на левую сторону кровати и забирается на неё, проминая матрас своим большим телом. Внезапно я обнаруживаю, что у меня вспотели ладони и бешено колотится сердце.

— Чего ты ждёшь? — спрашивает он, откидываясь на подушки и скрещивая руки за головой. — Неужели моя задница такая страшная?

— Я сказала забавная, а не страшная, — бормочу я, перебираясь на свою сторону кровати и ложась поверх одеяла. Здесь немного жарко, так что я пока не чувствую необходимости забираться под одеяло. По-видимому, он тоже.

Несколько минут мы сидим в тишине, вместе смотря особенно непристойный эпизод «Южного парка». Это одна из старых серий, где одного из главных героев, Стэна, тошнит каждый раз, когда его пассия, Венди, смотрит на него. Я чувствую это на духовном уровне. Мои увлечения — все пять, кх-м — вызывают у меня тошноту. Но, типа, в действительно хорошем смысле.