Не знаю, — задумчиво протянула Беллатрикс. — В том, что было украдено, много такого, за что любой волшебник убьёт без всяких сомнений. То же «Глаза моря» только выглядит дорогим украшением. На самом деле это…  больше. Не знаю, что хотели сделать с ним Крэбб, но непременным условием брачного договора была передача ожерелья в их владение на трое суток. Вот и вышло: нет колье — нет контракта, а Кассиопея Блэк остается старой девой до конца дней.

Сфера обмана вообще существует в стране в трех экземплярах — два потерялись в Отделе тайн, а третий…  был у Блэк. Дядя Поллукс с её помощью… хм…  вёл дела. Он почти сразу же прогорел после того, как Сфера исчезла. Если маг держит этот артефакт в руке, то его слова воспринимаются как непреложная истина. Ещё амулет в виде совы. Серебряный. Он искажает магический след, оставляемый волшебником. Регулус каждый раз его вспоминал, когда мы отправлялись на боевые операции по приказу Темного лорда. Ты действительно ничего о них не знала?

Гермиона покачала головой.

Не осталось Блэков, которые могли бы отомстить потомкам сквиба-вора и вернуть украденное. Те, что остались…  не имеют права на фамилию. Нарцисса. И даже я…  Цисса стала Малфой, а я — Лестранж. Все прочие…  они даже упоминания не заслуживают. Возможно, артефакты — это не та причина. Тем более что о них никто кроме этого маггла и не знал.

Объяви ты о своём родстве с Блэками, гоблины совместно с Советом крови устроили бы тебе проверку. Ты не принадлежишь ни одному из колдовских родов, и с подтвержденным родством могла бы претендовать на одну седьмую часть капиталов Блэков. Всё семейное имущество отошло Сириусу, а он оставил его Поттеру. Но выделять из состояния приданое девушке — это древний закон. Против него даже Визенгамот не поспорит.

Меня отправили в Азкабан, чтобы Гарри не лишился части наследства? — удивилась Гермиона. — Но это же…  чушь! Гарри вообще никогда не волновали деньги. Он даже хотел отказаться от наследства Сириуса.

Не волновали, говоришь? — деланно удивился Селвин. — Конечно… . как могут деньги волновать человека, который в них никогда не нуждался? Поттеры — один из самых богатых родов страны. Твой дружок может золотом весь Косой переулок выложить. А с наследством Блэков можно еще и Лютный прихватить.

Как будто будет он что-то мостить. Всё его золото давно уж поделено — между Дамблдором и предателями крови, — Малфой ухмыльнулся. — Честно говоря, мне даже жалко было мальчишку. Так быстро его окрутили.

Малфой громко засмеялся, но остановился быстро, словно испугавшись этой эмоции.

Но если причина заключения не родство с Блэками, не древние артефакты, то что? — задумчиво пробормотал Руквуд. — Грейнджер, ты точно своих магглов не убивала? Всякое может быть.

Не смешно, — буркнула девушка.

Не родство, не артефакты…  Все-таки Дамблдор?

Вернулись к тому, от чего начали, устало подумала Гермиона. Все версии, в конце концов, заходят в тупик. Стены из рыжего кирпича возносятся высоко над головой, почти смыкаясь где-то в вышине. И на каждой стене, на каждом кирпиче написано…  имя. Только одно имя.

Альбус Дамблдор.

Но Гермиона пыталась не думать об этом.

Азкабан страшен. Дементоры ужасны. Ситуация, в которой она оказалась, безвыходная. И…  верить в то, что Альбус Дамблдор, маг, которому она верила безоговорочно, причина её плачевного положения, означало лишь забить еще один гвоздь в крышку своего гроба. Последний гвоздь.

Время шло. И как будто быстрее, чем раньше. По-крайней мере, некоторые из заключенных уверяли всех в этом.

Пятнадцатого января увели на казнь Августуса Руквуда, Торфинна Роули и Пожирателя Смерти с фамилией Яксли, имя которого Гермиона так и не узнала.

Ближе к концу месяца вдруг вереницей пошли суды, на которых Визенгамот решал судьбу узников Коридора Смертников. Как правило, для всех вердикт был один и тот же — Поцелуй дементора. Но некоторым удалось избежать этой участи. К счастью или к горю.

Юлиус Нотт получил десять лет в строгих условиях за то, что передавал темным волшебникам секретные сведения Министерства магии. Что это были за «темные маги» и какие сведения можно было получить, возглавляя Отдел магических катастроф, было неясно.

Лучше бы казнили, — сетовал Нотт, надрывно кашляя.

Ему, судя по хрипам, осталось недолго. Что-то мелкое, но опасное и затяжное. Вроде пневмонии или бронхита.

Джулиану Уэйд за помощь раненным Пожирателям Смерти осудили на пять лет в «обычных» условиях Азкабана. В Коридор Смертников она так и не вернулась. Заключенные сдержанно пожелали целительнице удачи.

Люциус Абраксас Малфой получил всего три года. Драгоценности его супруги сделали своё дело. Оставалось лишь втайне надеяться, что украшения, среди которых было немало семейных «исключительно для Малфоев», нанесут вред своим новым владельцам.

Из Министерства Магии Малфой вернулся с очевидными следами побоев, прихрамывающий на левую ногу, но почти счастливый — после суда ему удалось пару минут поговорить с женой.

К всеобщему удивлению Визенгамот не счел нужным применить к Антонину Долохову, магу, чьё виртуозное владение пыточными проклятьями и Империусом было известно многим, причем не только тем, кто занимал камеры в Азкабане, высшую меру наказания. Вместо поцелуя дементора его ожидало пожизненное заключение.

Еще неизвестно что хуже, подумала Гермиона. Но вслух, конечно, ничего не сказала.

Долохов по поводу своего приговора много зубоскалил и шутил, говоря, что собирается прожить еще лет тридцать и стать первым призраком Азкабана, чтобы пугать авроров, а узникам рассказывать сказки. Благо теперь он знает их множество.

Остальные, осужденные принять смерть через насильственное изъятие души, вежливо смеялись, но, безусловно, понимали, что волшебник храбрится. Долохов не был силен здоровьем, хотя и не так слаб как Нотт. Лет десять медленного угасания, ему было обеспечено.

Фенрира Сивого, оборотня, приговорили к смертной казни, но из Министерства Магии он не вернулся. Мрачный как грозовая туча Селвин объяснил, что оборотни все же относятся к магическим существам, то есть «нелюдям». Поцелуй дементора к ним не применяли.

Ему отрубят голову палачи из Отдела по контролю за опасными существами, — рассказывал всем волшебник. — Как животному. А тело, скорее всего, попросту разберут на ингредиенты. Используется же кровь оборотня для каких-то эликсиров.

Кровь, мозг, глазные яблоки, печень и селезенка. Если я правильно помню, — Гертвуд, в силу своего занятия, знал об этом больше. — И еще жилы могут стать сердцевиной любой волшебной палочки. Всё вместе тысяч десять золотых.

Надеюсь, палочка эта к ублюдкам Поттера попадёт, — он души пожелал Селвин. — Сивый всегда детей любил. А уж этих он в особенности полюбит!

В конце концов, к началу календарной весны, каждый в Коридоре Смертников знал свою дату — освобождения или казни. В голосе волшебников, особенно тех, чья «последняя дата» была ближе всего, чувствовались истерические нотки и какой-то надрыв. Они были живыми людьми и боялись смерти. Особенно такой — гибели души.

Всеобщая нервозность как будто миновала лишь Беллатрикс Лестранж. После суда и объявления даты казни, которая удивительным образом приходилась на тридцать первое июля, миссис Лестранж долго о чем-то размышляла, уставившись в стену. Гермионе казалось, что даже с мужем своим она перестала разговаривать. Но в день казни мистера Паркинсона, который до последнего часа осуждал с Малфоем будущее своей дочери, Беллатрикс как будто очнулась.

Мне нужно связаться с гоблинами, Люциус, — расслышала Гермиона сдавленный шепот. — Срочно.

Девушка моментально отодвинулась вглубь камеры и начала мыть миску. Подобные «личные» разговоры подслушивать не рекомендовалось. Это было одно из своеобразных правил приличий Азкабана. Тюрьмы, где на любой интимности можно было поставить крест.

«Не слушай и не смотри. А если не можешь, то сделай вид, что не слышишь и не смотришь».