Совы с письмами, адресованными Гермионе Грейнджер, возвращались обратно. С помощью Патронуса ей было не дозваться, а иных способов поиска просто не было. Школьный надзор с магглорожденной волшебницы сняли ещё в начале шестого курса, сразу после совершеннолетия. А для Поискового зелья, которое теоретически мог бы сварить Северус Снейп, требовалась хотя бы капля её крови. Однако все образцы из личного дела Гермионы оказались испорчены.

В конце концов, к исходу пятого дня пришлось признать, что все их усилия лишь бесполезная трата времени и ресурсов. Новоявленную леди Совета Магов прячут очень хорошо. Гарри всё чаще склонялся к мысли, что в этом замешаны гоблины, интересы которых девушка должна представлять среди волшебников. Он сомневался, что кто-нибудь и даже Дамблдор, мог бы переиграть серокожих банкиров, которые заполучили в свои лапы такой кусок — представитель, состоявший в Совете Магов. Такого ещё не было.

Также у Гарри Поттера была идея, поделиться которой с другими членами Ордена Феникса и даже своей женой, он не отважился — волшебницу можно поискать в маггловском мире. Гермиона — ребёнок простецов и превосходно ориентировалась среди обычных людей. Она могла, открыто жить в многомиллионном Лондоне и всё равно остаться совершенно незамеченной.

Но вслух Гарри так свою идею так и не озвучил. Всё равно у них бы ничего не получилось — волшебники из Ордена Феникса совершенно не ориентировались в обществе обычных людей в силу…  своей крови и образа жизни. Никто в Министерстве Магии не мог помочь с поисками. Связь с маггловскими властями всегда осуществлялась только через Министра Магии, к которому идти с таким вопросом было совершенно невозможно, и Отдел Тайн, работников которого вообще мало кто видел. Подавляющее же большинство всех прочих чиновников, да и авроров тоже, имели смутное представление о порядках простецов.

Даже сам Гарри из своей маггловской половины жизни помнил лишь какие-то обрывки, в основном касающиеся правил дорожного движения и бытовой техники.

Это был тупик. И оставалось лишь по-гриффиндорски надеяться, что если биться о кирпичную стену с достаточной силой и частотой, кирпичи сдвинутся, и появится выход.

В ажиотаже, вспыхнувшем вокруг магглорожденной леди Совета Магов, большей частью была виновата волшебная пресса. Развёрнутое интервью в журнале «Колдунья», по слащавости и красоте могущее составить конкуренцию любому гламурному изданию маггловского мира, наделало шума даже больше, чем предполагал лорд Малфой. Не прошло и суток, как все издания волшебного мира, кроме, пожалуй, «Колдовской зоологии» и тех серьёзных научных ежемесячников, к которым девушка была совершенно неинтересна, разразились статьями о Гермионе Грейнджер. Поначалу пресса перепечатывала материал из «Колдуньи». Журналистам понадобилось несколько дней, чтобы собрать информацию и придумать подходящие для вечно скучающих магов истории.

За две недели Гермиона узнала о себе много нового. Например, по версии «Ежедневного Пророка» она была одной из самых красивых и популярных девушек школы, крайне легкомысленной особой, разбившей немало сердец. Опубликованный список поклонников поражал уже тем, что три четверти имён были ведьме незнакомы.

А в интерпретации «Самой лучшей ведьмы» магглорожденная Грейнджер оказалась типичной прилипалой к известным личностям. Заново опубликовали даже ту грязь о любовном зелье, которое она якобы подливала Виктору Краму.

И только журнал «Колдунья» продолжал изо всех сил хвалить волшебницу. Гермиона надеялась, что красивым фотографиям и изощрённым комплиментам Риты Скитер волшебники поверят больше, чем зловредным письмам тех, с кем она за всю жизнь и словом не перекинулась.

Волшебную прессу Гермиона получала через волшебную шкатулку, до сих пор хранящуюся у Себастьяна Стеббинса. Традиционный способ доставки — с помощью сов, был для неё недоступен. Заклинатели-маги, нанятые банком «Гринготтс», установили на особняк самую изощрённую защиту из всех возможных. Владение Гермионы было накрыто куполом из чар и заклятий, которые пропускали воздух, солнечный свет, ветер, дождь и ничего больше. В первую неделю своего добровольного заточения девушка видела, как над домом кружат совы — кто-то писал ей письма. Но чары надёжно скрывали новорожденную семью Грейнджер от любопытства и злого умысла.

Гермиона, следуя настоятельной просьбе лорда Малфоя, не покидала особняк на площади Гриммо. Хотя иногда ей хотелось нарушить все «рекомендации» и переместиться с помощью каминной сети в «Дырявый котёл». Побродить по Косому переулку, поесть мороженого в кафе Флориана Фортескью, купить несколько книг… . С некоторых пор количество развлечений для Гермионы Грейнджер было сильно ограничено.

Волшебница тратила своё время на изучение книг о гоблинах и истории банка «Гринготтс», на разбор коробок из мебельного склада и на уход за детьми. Последнее оказалось довольно-таки скучным и однообразным занятием. Эжен, Алерик, Антонин, Беллатрикс и даже Саласия были ещё слишком малы, чтобы требовать повышенного внимания. Большую часть суток они спали. А оставшееся время было посвящено еде и крику. Но это абсолютно нормальное поведение для младенцев, как заверила Гермиону Лобби. Вот через годик или полтора малыши научатся ходить, немного разговаривать и тогда покой станет редким гостем в доме на площади Гриммо.

Под руководством эльфийки Гермиона купала малышей, меняла пелёнки и поила из бутылочки молоком с какими-то травами. Но делала она это не слишком часто и по обязанности — мать должна уделять время и силы своим детям.

Не то чтобы она не испытывала к сыновьям и дочери тёплых чувств… . Нет, вполне себе испытывала. Разве можно относиться равнодушно или, тем более, неприязненно к тем, кто достался с таким трудом?

Но чудесная нежность, о которой столько писали в книгах о материнстве, как будто обошла Гермиону стороной. Не хотелось осыпать подрастающих младенцев тысячей поцелуев, ворковать над ними, восхищаться их очарованием во время сна и проделывать все те глупые вещи, на которые толкает всепоглощающий материнский инстинкт.

В некоторой степени Гермиона чувствовала себя жестоко обманутой. Книги обещали счастье и душевное равновесие, но в который раз солгали. Она к этому никогда не привыкнет.

Письмо из банка «Гринготтс» прибыло утром двенадцатого августа. До этого Гермиона корреспонденцию и прессу получала через шкатулку и только после тщательной проверки на заклятья и зелья. Но плотный конверт с гербом банка «Гринготтс» попал в особняк с вороном, без труда миновавшим волшебный барьер. Взъерошенная черная как сажа птица залетела в столовую через открытое окно и сбросила послание на стол перед хозяйкой дома.

До этого гоблины присылали лишь выписки со счетов раз в месяц. А в последнее время и вовсе предпочитали связывать с ней через Сквозное зеркальце.

Гермиона не стала даже рассматривать версию о том, что письмо может быть фальшивкой. Никто из магов, если он, конечно, не отчаявшийся самоубийца, не станет подделывать печати и надписи банка. К тому же никто кроме самих гоблинов не может преодолеть установленную защиту. А разве банкирам есть, за что вредить ей? Гермиона Грейнджер — добропорядочный клиент, представитель магической расы в Совете Магов. Она полезна.

Письмо за подписью управляющего состоянием созданной семьи Грейнджер оказалось коротким и категоричным. Гермиона прочитала сообщение два раза, хмыкнула и отправилась к Сквозному зеркальцу — вызывать на разговор лорда Малфоя.

Она как-то совершенно упустила из виду, что со дня рождения Беллатрикс, она имеет право вступить во владение сейфом номер четыреста двадцать один, завещанным леди Лестранж. Видимо, управляющий ждал, что Гермиона сама заговорит об этом, но за два с половиной месяца не дождался даже вопросов и решил напомнить забывчивой наследнице о дополнительной собственности.

Гермиона ожидала, что лорд Малфой посоветует ей повременить с посещением «Гринготтса», продиктует письмо с извинениями, которое необходимо отправить управляющему. Но ничего подобного не случилось — волшебник хмуро сообщил, что через два часа он будет ждать её у камина и попросил одеться так, чтобы скрыть свою «выдающуюся» после косметических зелий внешность.