В дверях Гарри чуть замешкался и едва не столкнулся с невысокой ведьмой в тёмной траурной мантии, которую сопровождали два важных гоблина. От столкновения спасла только быстрая реакция — природная предрасположенность, усиленная регулярная тренировками. Он вытянул руку, чтобы придержать ведьму за плечи, но она справилась и сама — удержала равновесие и поспешно отступила на шаг назад, к гоблинам.

А сам Гарри превратился в соляной столб, словно только что получил Ступенфай на дежурной тренировке. Великий Мерлин, это была она…  Гермиона Грейнджер!

И прежде чем он сумел осознать и остановить себя… . Губы сами задвигались, и наружу вырвалось сдавленное:

Гермиона! Гермиона…  это всё же ты!

Они не должны были встретиться. По-крайней мере, не в этот день. И не на пороге банка «Гринготтс», в котором около полудня полно посетителей. Может быть гораздо позже, на каком-нибудь светском мероприятии, посещением которых пугал её Люциус Малфой.

Гермиона верила, что в официальной обстановке, когда вокруг будет множество незнакомых людей, сумеет выдержать вопросительные взгляды бывших друзей, их недоумение, их гнев…  возможно, даже ненависть. Она всегда лучше держалась в толпе. Присутствие незнакомцев, пред которыми стыдно показывать слабость, помогало собраться.

Сейчас вокруг было полно посторонних волшебников. Некоторые уже начали с интересом посматривать на Гарри Поттера и молодую колдунью с растрёпанными каштановыми волосами, замерших на входе в банк.

Машинально, по укоренившейся привычке, Гермиона отметила, что Гарри Джеймс Поттер в этом человеке узнаётся с большим трудом. Она помнила совершенно другого Гарри Поттера — высокого худощавого юношу, с лохматой черноволосой головой, круглыми очками, вечно сползающими на нос из-за ослабленных дужек, весёлыми изумрудными глазами и хулиганской улыбкой.

Пожалуй, от Гарри-подростка остался только высокий рост. Но худощавость или «недокормленность», как именовала это состояние фигуры миссис Молли Уизли, испарилась. Мышцы как стальные канаты, заметны даже через мантию, а плечи широкие как… . как у Рихтера. Волосы по-прежнему черные, но подстрижены очень коротко и челка больше не закрывает знаменитый шрам в виде молнии. Шрам изрядно поблек, но ещё различим. Очков Гарри больше не носил, а яркие глаза потускнели, цветом напоминая осколки пивной бутылки. Губы истончились и поблекли — совсем как у неё.

У Гермионы никак не получалось обуздать ту муть, что поднималась внутри как потревоженный речной ил. Страх, злость, паника — понемногу там всего хватало.

Гермиона, — как сквозь слой ваты она услышала, что Гарри вновь повторяет её имя — Это всё же ты.

Один из гоблинов-сопровождающих позволил опереться рукой о своё плечо. Удивительно, но сразу стало легче дышать.

Она не одна. Её защитят.

Это все же я, — сглотнув комок в горле, подтвердила она.

Освободит ли Поттер дорогу к выходу сам, или придется пробиваться со скандалом и помощью гоблинов?

Скорее всего, последнее — на загорелом лице Поттера появилось странное ожесточенное выражение. Во время учебы в Хогвартсе Гермиона называла эту мину «ты меня не переспоришь!»

Шум волшебников за спиной начал подозрительно быстро стихать. Какие любопытные существа — прислушиваются к разговору в дверях. Этого только не хватает! Люциус её прибьет.

Отойди, пожалуйста, с дороги, — дрогнувшим голосом попросила она. — Мне нужно идти.

По тонким губам скользнула странная и очень неприятная усмешка.

Нет. Но давай-ка, в самом деле, отойдём. Где-то здесь был чудесный диванчик для посетителей.

Ни к какому диванчику они, естественно, не отошли. Сделали несколько шагов в сторону, чтобы не мешать другим магам и остались на ногах, с напряжением разглядывая друг друга. Гермионе казалось, что посмей она сделать несколько шагов и бывший друг просто бросится на неё, как бешеный пёс.

Не хочешь рассказать мне, где пропадала столько лет? — тихо спросил Гарри.

А разве ты не читал? — нарочито удивлённо поинтересовалась колдунья. — Мою историю опубликовали в журнале.

Гоблинские сказки! — фыркнул Гарри, и в голосе его было снисхождение. — Я хотел бы услышать ответ от тебя лично. Имею я такое право, не правда ли?

Гермиона широко, благо зубы, ровные и белые, позволяли, улыбнулась.

А с чего ты решил, что я должна, — он подчеркнула последнее слово. — Тебе что-то рассказывать? И давай… . Как называется твоё право?

От захлестнувшей её злости стало значительно легче.

Разве я не твой лучший друг? Гермиона…

«Друг» подействовало хуже, чем красная тряпка на быка, чем грязное оскорбление на дикого гиппогрифа.

Друг…  как же она надеялась на них, когда шли первые месяцы пребывания в Азкабане. По каплям воды, разбивающимся о каменную плиту, считала минуты. Постоянно прислушивалась — не слышно ли шагов по коридору. А по ночам измученной девушке снилось освобождение — суровые благородные авроры, профессор Дамблдор, Гарри и Рон…  Они взламывают решетку и…  она, наконец-то, может заплакать.

Но время шло, а освобождения всё не было. Ни авроров, ни друзей, ни Дамблдора — ничего. А потом Люциус Малфой читал вслух письма сына и статьи из «Ежедневного Пророка» и Гермиона узнавала, что её не ждут и не ищут. Первое время она изо всех сил оправдывала Гарри и Рона. Их могли обмануть или заколдовать, но…  прошло ещё сколько-то времени, и на оправдание чужих поступков не было ни сил, ни желания. Они учились, радовались жизни, женились и заводили детей, она же…  Что она?! Сидела в камере, чувствуя, как утекает из тела жизнь, как магия, капля за каплей, впитывается в проклятые тюремные стены.

Каково это существовать вообще без надежды?! Знать, что вряд ли доживёшь до конца срока и даже не радоваться тому, что ещё одни сутки прошли!

А потом изо всех сил, отчаянно, цепляться за поддержку магической клятвы, которая оплачена жизнью. И надеяться на того, кому и книжку подержать не доверила бы.

А теперь Гарри Поттер говорит, что он её друг и требует ответа?! Да по какому праву?!

Не думаю, — прошептала девушка.

Воздух вокруг них словно сгустился и приобрёл запах враждебности… . Ещё немного и полетят искры. От Гарри Поттера, конечно. В Гермионе было очень мало магии — едва хватало на простейшие заклятья.

Лорд Поттер, — бывшие друзья синхронно вздрогнули от неожиданности. — Доброе утро.

Мистер Малфой, — в голосе аврора было столько яда, что хватило бы перетравить половину Лондона. — Какая неожиданность увидеть вас здесь. Пользуетесь свободой?

Да, — светловолосый маг мягко улыбнулся. — Сегодня мой день. Вижу, и вы решили потратить время с пользой?

Малфой переместился таким образом, чтобы оказаться между Гарри и Гермионой. Шагнул на полшага влево, и волшебница оказала за его плечом, как под защитой.

Наверное, это странно выглядело в глазах окружающих. Но в тот момент было не до приличий.

Миссис Грейнджер, я рад видеть вас, — Люциус повернулся к ней и заговорил настолько счастливым сладким голосом, что сохранившиеся после Азкабана зубы заныли. — Рад, что вам стало лучше.

О чем…  А!

Благодарю вас, лорд Малфой, — вежливо ответила Гермиона. — В последнее время мне гораздо лучше.

Чудесно. Ваши дети тоже в порядке?

Говори со мной, приказывали светло-серые глаза. Как можно больше, изобрази светскую беседу. Немедленно!

Да, они прекрасно себя чувствуют. Спасибо. А как ваш внук? — интересоваться детьми хороший тон, если верить «Магическому этикету».

Прекрасно, — Люциус переместился так, чтобы полностью оттеснить Поттера от Гермионы. — Вы посещаете магазины сегодня?

Да, решила сделать необходимые покупки. А вы?

Она чувствовала себя необыкновенно глупо, но что поделаешь…

Аналогично. Позвольте сопровождать вас… .

Малфой галантно предложил ей руку.

Не оглядывайся, — прошептал он, крепко сжимая её локоть. — Не смей!

Гарри смотрел им вслед — она чувствовала это. Откуда-то справа раздался хлопок, и магов ослепила вспышка — в толпу посетителей неведомым образом затесался фотограф.