Последний шанс защитить свободу Флоренция получила в 1494 году, когда Медичи снова был отправлен в ссылку, а республика была полностью восстановлена. В этот момент, однако, новые лидеры города под предводительством Пьеро Содерини совершили роковую ошибку, не сумев применить политику, которая, по мнению Макиавелли, должна соблюдаться при любом режиме. Всякий, кто «прочитал историю античного мира», знает: коль скоро произошел переворот «от тирании к республике», важно, чтобы «сыновья Брута» были убиты (424 – 425). Но Содерини «был уверен, что терпение и благородство смогут преодолеть пылкое стремление сыновей Брута вернуть предыдущий режим», поскольку верил, что «сможет погасить злобные интриги» без кровопролития и тем самым «достойно ликвидировать враждебность» (425). В результате этой шокирующей наивности сыновья Брута – то есть сторонники Медичи – возродили тиранию семьи при падении режима в 1512 году.
Содерини не сумел воплотить в действие главный макиавеллевский рецепт государственного управления. Он побоялся совершить злодеяние, которое могло привести к благу, отказался разгромить своих противников, понимая, что для этого ему придется нарушить закон. Он также не захотел признать, что в результате этого недомыслия свобода города изначально была поставлена на карту. Он обязан был знать, что «его поступки и намерения будут судиться потом, по результату», и должен был осознавать, что, «если Фортуна и жизнь были с ним, он мог убедить каждого в том, что любое действие, которое он совершает, совершается во благо города, а не в угоду собственным [Содерини] интересам» (425). Последствия нежелания Содерини поступить мудро с сыновьями Брута были просто сокрушительны – он не просто «потерял свое положение и свою репутацию», он также потерял город и его свободу, поверг его жителей, своих соратников, в пучину рабства (425, 461). Как и в третьей книге «Рассуждений», Макиавелли заканчивает эту тему на высшей кульминационной ноте – открытым обличением лидера и правительства, которым сам служил.
Задачи империи
В самом начале второй книги «Рассуждений» Макиавелли отмечает, что его описание понятия «порядок», ordini , все еще остается наполовину незавершенным. Если город стремится достичь величия, ему необходимо развивать хорошие законы и государственные институты именно для того, чтобы убедить своих граждан поступать с высочайшей степенью virtu при решении частных, личных проблем. Следующим шагом при организации должного ordini станет воспитание граждан таким образом, чтобы они проявляли virtu во внешних делах – при установлении военно-дипломатических отношений с другими королевствами и республиками (339). Объяснение этой мысли и занимает основную часть этой книги.
Потребность в дополнительных законах и государственных институтах проистекает из осознания того, что все республики и княжества сосуществуют в постоянной взаимной вражде. Люди никогда «не соглашаются жить только за счет собственных ресурсов», они всегда «склонны замахиваться на чужое» (194). Поэтому «республикам невозможно оставаться в покое и наслаждаться свободой» (379). Любой город, пытающийся сохранить такое положение вещей, вскорости падет жертвой собственной политики, и его удача будет колебаться «от взлетов до падений». Единственным выходом станет экспансия, и только так город «сможет защитить себя от нападения и разрушения от руки того, кто устремится противопоставить его величию собственное» (194). Забота о доминировании на внешней арене, таким образом, становится залогом сохранения свободы внутри собственного дома.
Как и ранее, для иллюстрации Макиавелли обращается к ранней истории Рима. В главе I он объявляет, что «не было другой республики» с таким образцовым ordini , настроенным на экспансию и завоевание, как Рим (324). Рим это благо получил благодаря Ромулу, первому законотворцу, который действовал с таким потрясающим предвидением, что город с самого начала смог развить необычайно огромное virtu в военных делах (332). Это – вместе с необыкновенно благоприятной Фортуной, – в свою очередь, дало городу возможность одержать серию блестящих побед, проявить исключительную силу и удержаться на вершине величия (337, 341).
Как правильно рассудил Ромул, чтобы правильно управлять внешними делами города, необходимо соблюсти два основных правила. Во-первых, важно удерживать как можно больше граждан готовыми как к экспансии, так и к обороне города. Для этого нужно две вещи. Первое – и об этом говорится в главе II – нужно поощрять иммиграцию. Совершенно ясно, что городу для его военной мощи выгодно оставлять открытыми ворота для иностранцев, которые хотят в нем обосноваться (334). Второе – и об этом говорится в главе IV – нужно «найти себе союзников»: необходимо быть окруженным чужестранцами, которых удерживают в подчинении, но которые защищены вашими же законами, чтобы иметь возможность прибегнуть к их военной поддержке (336 – 337).
Следующим важным шагом должно было стать формирование военных сил. Чтобы использовать их максимально эффективно, а следовательно, лучшим образом послужить интересам родного города, важно было сделать любую войну «быстрой и сокрушительной». Так поступали римляне – «как только они объявляли войну», они всегда «стремительно направляли войска против врага и выигрывали битву». Никакая другая тактика, приходит Макиавелли к выводу, не является «более действенной и более выгодной», так как не дает возможности разговаривать с противником с позиции силы и ценой наименьших затрат (342).
Завершив разговор о военном ordini , Макиавелли продолжает обсуждать ряд более узких вопросов ведения войны, как эту войну вели римляне. Данная тема, представленная в главе Х, занимает оставшуюся часть второй книги трактата «Рассуждения», а потом развивается в более поздней работе – «Искусство войны».
Показателем растущего пессимизма Макиавелли относительно возможности вернуть военное virtu античности является то, что он приходит к отрицательным выводам. Вместо того, чтобы рассмотреть, как возродить virtu и привести город к величию, автор полностью концентрируется на тактиках и стратегиях, которые приводили к ошибкам и, тем самым, влекли «смерть и разрушение» вместо победы (377 – 378). Результатом стал целый ряд увещеваний и предостережений. Макиавелли считает неблагоразумным принимать общепринятую максиму о том, что «богатство есть движущая сила войны» (348 – 349). Опасно действовать, колеблясь или оттягивая решение (361). Грубейшее упущение думать, что успех в войне непременно определяется артиллерией (367, 371). Нет никакого смысла в том, чтобы задействовать дополнительных наемных солдат, – аргумент, напоминает Макиавелли, который уже обсуждался в другой работе (381). Бесполезно во время войны, а в период мира просто вредно, полагаться на фортификацию как основную систему защиты (394). Опасно не давать гражданам удовлетворяться мщением, если они чувствуют себя оскорбленными (405). И худшей ошибкой из всех станет отказ прийти к соглашению, когда вас атакует более сильный враг, и пытаться вместо этого принять бой при явно неравных шансах (403).
Причина, по которой Макиавелли защищает эти положения, всегда одна. Современное ему общество не может заставить себя признать, что, если стремишься достичь гражданской славы, то качество, которое прежде всего нужно развивать в армии – а также полагать, что оно присутствует и в армии противника, – это virtu , то есть стремление оставить все мысли о личной безопасности и личных интересах для того, чтобы защищать свободу родной страны.
Составив такой перечень действий, Макиавелли обращает внимание, что существует опасность возродить исключительную virtu против тех, кто также ее использует. Поэтому так опасно полагаться на фортификацию. Безопасность, которую обеспечивают крепости, «позволяет действовать, быстро и без колебаний разя врага», однако «именно эти ваши действия возбуждают противника настолько, что даже крепость, изначально являющаяся причиной вашей собственной отваги», не сможет защитить от его яростных атак (393). Это же относится и к тому, когда гражданам отказывают в мести за обиду и ранения. Почувствовавший себя жестоко оскорбленным может развить в своей ярости virtu исключительно высокой степени, и ответ обидчика будет такой силы, что нанесет еще большие повреждения, как это произошло с Павсанием, который покушался на Филиппа Македонского в отместку за то, что тот не дал ему совершить отмщение за бесчестье (405 – 406).
