Если государи не должны вести себя в соответствии с требованиями общепринятой морали, то как же еще им себя вести? Ответ Макиавелли – и в этом заключается суть его категоричного совета вновь избранному правителю – дается в самом начале главы XV. Мудрый правитель станет руководствоваться требованием обстоятельств: если он желает удержать власть, он «должен всегда быть готов действовать безнравственно, если того требуют обстоятельства» (55). Еще через три главы эта основная мысль повторяется. Мудрый правитель поступает хорошо, когда он может это сделать, но когда возникает необходимость, он, государь, «должен обуздать себя и быть готов действовать противоположным образом». Более того, государь обязан примириться с мыслью о том, что для того, чтобы удержать власть, обстоятельства будут часто заставлять его поступать «жестоко, предательски и негуманно» (62).
Как мы видим, важность этой идеи Макиавелли осознал еще в самом начале своей дипломатической карьеры. Произошло это после разговора с кардиналом Вольтерры в 1503 году, также на него повлияла встреча с Пандольфо Петруччи, произошедшая примерно два года спустя. Тогда у Макиавелли и возникло желание записать мысли, впоследствии ставшие основой его политических воззрений. Воззрений, в частности, касающихся признания важности влияния обстоятельств на успешное правление, принятия диктата необходимости и соотнесения, гармонизации своих действий и текущего времени. Спустя год Пандольфо доверил ему свой рецепт успешного властвования, и Макиавелли выдвинул ряд подобных наблюдений, поначалу выдавая их за собственные идеи. Остановившись в Перудже в сентябре 1506 года, наблюдая неровный, лихорадочный успех военной кампании папы Юлия II, он задумчиво размышляет в письме к другу Джовану Содерини о причинах триумфа и разгрома военных предприятий. «Природа, – утверждает Макиавелли, – каждому дала определенный талант и способность воодушевляться. Однако времена меняются, и те люди, которые не смогли внести изменения в свое поведение, будут вынуждены сносить не только улыбки Фортуны, но и ее удары». Вывод здесь очевиден: если человек желает всегда оставаться любимцем Фортуны, «он должен быть достаточно мудр, чтобы уметь приспособить себя к собственной эпохе». И в самом деле, тот, кому приходилось постигать собственную натуру и «соотносить свою жизнь с требованием времени, становился истинно мудрым правителем под покровительством звезд и судьбы» (73).
Спустя семь лет, в момент работы над трактатом «Государь», Макиавелли по существу скопировал эти «Фантазии», как он критически называет свои заметки, в главу, посвященную роли Фортуны в делах человеческих. Он считает, что каждый стремится следовать в жизни своим собственным влечениям: кто-то предпочитает действовать осторожно, кто-то – порывисто и импульсивно, кто силой, а кто и хитростью. Но, тем не менее, «времена и обстоятельства меняются», и «правитель, который не меняет своей стратегии, в итоге придет к большой печали». Фортуна не изменит своего отношения к тому, кто научился изменять характер и привычки соответственно требованиям обстоятельств. Поэтому успешным будет тот правитель, который «ступает в ногу со временем» (85 – 86).
Становится очевидным, что революция, учиненная Макиавелли в рамках жанра книг – наставлений государям, основывалась на эффекте переосмысления ключевого понятия virtu . Макиавелли подтверждает общепринятое утверждение о том, что virtu есть наименование сочетания качеств, позволяющих государю вступить в союз с Фортуной для того, чтобы снискать честь, славу и почет. Автор разделяет значение этого термина с представлением о том, что оно непременно должно иметь отношение к морали. Макиавелли утверждает, что истинно добродетельный государь должен выказывать стремление действовать сообразно диктату обстоятельств, независимо от того, будут ли его действия злом или добром – но с тем, чтобы достичь высших, конечных целей. Поэтому virtu точно обозначает моральную гибкость государя: «Он должен быть готов к тому, чтобы менять политику, как меняется ветер Фортуны, как вынуждают его обстоятельства» (62).
Макиавелли сам пострадал от сделанного им вывода, который воздвиг непреодолимую стену между ним и всей традицией гуманистической политической мысли, тем более что он излагал свои тезисы в самом жестком, ироничном стиле. Для моралистов классического периода и их бесчисленных последователей моральная добродетель являлась неотделимой характеристикой истинного мужа. Отказаться от такой добродетели означало не только поступить неблагоразумно, это также говорило об отказе от статуса человека и принижало личность до положения животного. Как Цицерон написал в своей книге «Об обязанностях», существует два способа ошибиться, совершая какой-либо поступок, – это действовать силой или при помощи обмана. Оба пути, по его утверждению, «животные», и «недостойны человека»: сила характеризует льва, хитрость – прерогатива лисицы (I.13 – 41).
Для Макиавелли, наоборот, было очевидным, что одних человеческих добродетелей явно недостаточно. Существует два пути действия, как он заявляет в самом начале главы XVIII: «первый подходит людям, второй – животным». Но поскольку первый способ часто оказывается неэффективным, приходится прибегать и ко второму (61). Одной из задач для государя в этом случае становится выбор, какому животному надо подражать. Знаменитым советом Макиавелли станет следующий: для политика лучшим будет, если он сумеет повторить обоих – и льва и лисицу, – тем самым обогатив представление о человеческом достоинстве такими животными свойствами, как сила и обман (61). Эта мысль подчеркивается в следующей главе, в которой Макиавелли рассказывает об одном из своих любимых исторических персонажей – римском императоре Септимусе Северусе. Сначала он убеждает нас, что этот вождь был человеком выдающейся virtu (68). Затем, объясняя свое мнение, добавляет, что исключительными качествами Септимуса были те, которые характеризуют поведение «жестокого льва и хитрой лисицы», в результате чего все окружающие его боялись и уважали (69).
Макиавелли завершает свой анализ описанием линии поведения, которой должен придерживаться истинно добродетельный, virtuoso , правитель. В главе XIX он описывает качества, которые отрицательно влияют на поведение государя и даже могут сделать его предметом ненависти подданных (63). Глава XXI касается положительных черт поведения. Правитель, следующий всем этим советам, всегда будет находиться далеко впереди, независимо от того, воспринимают ли его как благодетеля или злейшего врага. Одновременно он будет уверен, например, как Фердинанд Испанский, что являет собой наивысшую степень величия и вершит «великие дела», держа подданных в состоянии напряжения и изумления, как они того ожидают.
В свете этого мнения легко понять, почему Макиавелли так восхищался Чезаре Борджиа и считал его – правда, с некоторыми оговорками – образцом государя, примером для тех правителей, которые только взошли на престол. Борджиа продемонстрировал (в одной из ситуаций, когда ему пришлось поступить крайне жестоко), что он прекрасно понимает первостепенную важность того, что нужно избегать ненависти людей и в то же время не переставать держать их в благоговейном трепете. Эта ситуация имела место, когда Борджиа понял, что город-государство Романья, управляемое способным, но жестоким Рамиро де Орко, оказалось в серьезной опасности – главу провинции стали ненавидеть его же подданные. Макиавелли был свидетелем того, как Борджиа хладнокровно разрешил дилемму – распорядился прикончить Де Орко и выставить его тело на площади, принеся тем самым жертву народной ненависти (77).
Уверенность Макиавелли в том, что необходимо действовать властно для того, чтобы избежать ненависти и презрения, родилась именно в этот момент. Действия герцога подкрепили его собственное ощущение политической реальности, и нет никаких сомнений, что этот эпизод глубоко поразил его. Когда он приступает к обсуждению концепции ненависти и презрения в трактате «Государь», для иллюстрации своих мыслей он описывает именно этот случай. Ясно, что действия Борджиа натолкнули его на размышления о том, что такой правитель может быть полностью прав. Поступок был решительным, он требовал смелости, он привел к желанному результату, поскольку «оставил народ и удовлетворенным, и пораженным» одновременно, убрав причину его ненависти. Резюмируя, Макиавелли ледяным тоном замечает, что такая политика не только заслуживает того, «чтобы о ней стало известно», но и должна стать «примером для подражания» (26).
