- Родители? – переспросила Антуза.

- Она одна из аркуллов Сетессы, - объяснил Дакс. – Сирота, воспитанная матерями города. Я тоже был одним из аркуллов. Я жил в Сетессе несколько лет, пока был ребенком. Антуза была одной из моих сестер.

- Она похожа на его сестру, - пробормотала про себя Никка.

Антуза повернулась к двум женщинам, стоящим у кушеток. На Никку она, словно, не обратила внимания, но пристально осмотрела Элспет со смесью любопытства и недоверия.

- Кто это? – спросила она, указывая на Элспет.

- Элспет и Никка, - сказал Дакс. – Я не могу исцелить этого ребенка, Антуза. У нее, словно, отсутствует душа. И на ее месте пустота. Это не физическая рана.

Антуза смиренно кивнула. – То же самое сказали лекари в Сетессе.

- Если мы узнаем больше о природе нападения, то, может, найдем способ ее вылечить, - сказал Дакс.

- Мои воины отнесут ее в лазарет, - сказала Антуза. – А я расскажу тебе все, что я знаю. И тебе нужно будет сделать то же самое.

Когда другие воительницы унесли Пайпу, Дакс жестом предложил Антузе присесть. Но она лишь взволнованно ходила взад, вперед, пока остальные неловко опустились на край своих кушеток, наблюдая за ней. Наконец, она начала, - Со дня начала Безмолвия, рожденные в Никсе ведут себя странно. Боги что, посылают их в мир смертных, в качестве своих глаз на время Безмолвия?

- Я не знаю, - сказал Дакс. – Я не общался с Гелиодом.

- Караметра тоже нет, - сказала Антуза.

- Что значит, «посылают их в мир смертных»? – спросила Элспет.

- Есть всего одна связующая точка между мирами, в Никтосе, святилище богов, - сказал Дакс. – Там существа, рожденные в Никсе, входят в наш мир – с некоторыми исключениями, такими, как гидра, но подобное случается редко.

- До нас докатились слухи об убийстве Поликрана, - сказала Антуза. – Вкупе с другими слухами, о женщине, владеющей оружием бога.

- Это Элспет, - сказала Никка. – Спасительница Мелетиды.

- Что? – сказала Элспет. – Нет, это неправда.

- Так говорят все в храме Эфары, - сказала Никка. – Они говорят, что ты божественная защитница, охраняющая нас на времяБезмолвия.

- Кто дал тебе это право? – спросила Антуза у Элспет. Она говорила не враждебно, но решительно и жестко, и Элспет решила, что ни за что не хотела бы повстречать эту женщину в бою.

- Гелиод объявил ее своим чемпионом, - сказал Дакс. – Она действует с его благословения.

- С каких пор ты отвечаешь за женщин? – сказала Антуза. – Ты совсем позабыл обычаи Сетессы?

- Дакс, едва заметно, улыбнулся. – Прости, Элспет, - сказал он. Сбитая с толку, Элспет спросила, - За что мне тебя нужно простить?

Никка закатила глаза. – В Сетессе, мужчины никогда не должны отвечать на вопросы за женщин. Ты нужна нам в Акросе, Антуза. Мой отец всегда отвечает за меня. Он думает, что девочке слишком сложно освоить языковую речь.

- Кто твой отец? – спросила Антуза. – Я с радостью продемонстрирую ему, что способны освоить женщины.

- Давайте поговорим о Пайпе, - вклинилась Элспет. – Если эта травма была нанесена рожденными в Никсе, и они ведут себя странно, то где бы мы могли больше узнать обо всем этом?

- Богов больше нет ни где в этом мире, - сказала Антуза. – Мы даже не видим их в ночном небе.

- Должен же быть кто-то еще? – спросила Элспет. – Мы не можем остаться беспомощными без богов.

Антуза резко остановилась, и Элспет задумалась, не оскорбила ли она ее. Сетесская воительница не была похожа на ту, которой бы понравилось, когда его называли беспомощной.

- Она права, Дакс, - сказала Антуза. – Мы обратились к богам за помощью, и они не ответили. Кто может знать способ, кроме пантеона?

Дакс устало потер виски. – Медомай недавно вернулся, и сейчас пребывает в Мелетиде. Антуза насторожилась, - Это плохой знак.

- Не обязательно, - возразил Дакс.

- Кто такой Медомай? – спросила Элспет.

- Медомай это нестареющий сфинкс, и бродячий пророк, - пояснил Дакс. – Он обычно прилетает в Мелетиду лишь на заре каких-нибудь событий огромной важности. Но на этот раз он прибыл сразу после Безмолвия.

- И это значит, что грядет что-то монументальное? – спросила Никка.

- Вполне возможно, - сказала Антуза.

- Некоторые считают его мудрее самих богов, поскольку он более тесно связан с миром, - добавил Дакс.

- Нет никого мудрее богов, - возразила Антуза.

- Но они не слушают, - напомнил ей Дакс.

- Я не стану искать аудиенции с безбожным сфинксом, - настаивала Антуза. – Но, если ты думаешь, что он тебя просветлит, поступай, как считаешь нужным.

- Мы добьемся аудиенции Медомая Нестареющего, - сказал Дакс Элспет. – И будем надеяться, он будет не столь загадочным, как в прошлый раз.

Медомай Нестареющий был известен, как носитель дурных знамений. Поговаривали, что сфинкс обитал в непознанных землях и обладал необъяснимым знанием будущего. Когда тень его крыльев касалась Мелетиды, он приносил с собой ощущение плохих предзнаменований, хотя пользовался почтением у жителей города. Когда бы он ни появлялся, люди ожидали, что вскоре случиться нечто ужасное. Разве не прилетал он в считанные часы до начала эпической битвы Гелиода с Пирфором почти десять лет назад? Разве не усаживался на куполе своей обители перед тем, как гиганты напали на город в Эпоху Тракса? У каждого была история о жутком событии, случившемся после того, как сфинкс прилетал к сводам Эфары.

В дни, следовавшие возвращению Медомая, люди ожидали какой-то катастрофы, обрушившейся на них в отсутствии богов. Но жизнь текла своим чередом, и жители забыли, что древний сфинкс все еще пребывал в храме Эфары. Медомаю нравился купол Эфары, но не потому, что он испытывал некоторую преданность к Богине Полиса. Под этим куполом находилась реплика самого Никса. Когда сфинкс отсутствовал, искусственный Никс был темным и тихим. Но когда Медомай возвращался в полис, он начинал управлять звездами, мерцающими на рукотворном небосводе под купольной крышей. Медомай создавал явные созвездия, чтобы посетители видели эфирные черты божественных образов и небесных творений. Зрелище было менее завораживающим, чем подлинный Никс, но более упорядоченное оригинала.

Медомай редко впускал посетителей под купол и слыл жутко капризным. Но он без единого вопроса принял Дакса и Элспет. Казалось, что он ожидал их прихода. Войдя в его покои, Элспет изо всех сил старалась не таращиться с изумлением на Медомая, с его пернатыми крыльями цвета индиго, львиным телом, и харизмой, абсолютно отличавшейся от холодной надменности закованных в эфириум сфинксов Алары. Пронизывающий взгляд его человеческих глаз, как магнитом притягивал ее к себе.

- Дакс из Мелетиды, - произнес сфинкс низким голосом, от которого завибрировал мраморный пол под их ногами. – И Элспет из Неизвестности. Могу ли я взглянуть на клинок Гелиода?

Элспет протянула Посланного Богом, но сфинкс не шелохнулся, чтобы принять его из ее рук. Под куполом над их головами, созвездия сменились, перестроившись в новую форму, но Элспет не могла оторвать глаз от мудрых черт лица Медомая.

- Это скорее копье, чем меч, - пробасил сфинкс. – Гелиод объявил его своим. Как и тебя?

- Безмолвие настало раньше, чем Гелиод мог объявить меня, - сказала Элспет. Она до сих пор не была уверена, что означало «быть объявленной», но сейчас было явно не время обсуждать значение этого слова.

- И все же, ты его чемпион, не так ли? – спросил сфинкс. – Ты прошла испытание своего бога. И что же ты получила взамен?

- Что значит, я прошла испытание? – сказала Элспет. – Я не понимаю.

- Ты ищешь божественность. Ты нашла ее? – спросил сфинкс. – А ты, Дакс, почему ты живешь параллельно своей жизни?

Дакс и Элспет переглянулись, неуверенные, кто должен был говорить первым. Дакс кивнул ей, указывая, что ее слово должно быть первым.

- У меня много вопросов о богах, - сказала Элспет. – Но даже в их отсутствие, я вижу вокруг величие божественного начала.