Долина Скола обладала дурной репутацией за свои бесконечные кутежи и необузданное веселье. Далеко от нее, в подсобках Меледиты, люди шепотом рассказывали истории о дебошах сатиров. Барабаны и цимбалы гремели с утра до ночи. Вино лилось через края, пляски не прекращались, и все желания здесь исполнялись, по крайней мере, так говорилось в слухах. Рассказы об оргиях и бесконечном празднике подталкивали людей на трудную дорогу из их защищенного полиса через Нессийский Лес к этой уединенной долине, где они могли лично поучаствовать в вакханалии. Огражденные зеленеющими деревьями, купающиеся в свете костра, люди и сатиры сливались в погоне за нескончаемой эйфории. Репутация долины была вполне заслуженной, но этой ночью все было иначе.

Ксенаг, король сатиров Долины Скола, хмуро и разочаровано взирал на гуляк, извивающихся в траве под ним. Он сидел на краю кушетки, на деревянном помосте, возвышавшемся над поляной. Целью веселящихся гуляк была эйфория. Одна ночь бездумного расслабления, и они были насыщены и удовлетворены. Еды было вдоволь, работы почти никакой, сатиры долины жили одним лишь празднованием – все сатиры, кроме их короля, которому наскучила погоня за удовольствиями. Кутежи были утомительны, но остро необходимы.

Ксенаг видел больше и перенес больше, чем его собратья могли себе представить. Ни один из них не мог оценить груз его дара, или испытаний, через которые ему пришлось пройти, чтобы придать этим беззаботным гуляниям далеко идущий смысл. Вскипая от раздражения, Ксенаг откинулся на кушетке, положив свое двулезвенное копье на грудь. Не так уж и давно он сам был таким же глупым верующим, как они. Но, как только зажглась его искра, он увидел вселенную за пределами Тероса, и все, что он знал прежде, разбилось вдребезги. Даже надменный сфинкс, пророчествующий в своей пещере, никогда не ступал в другие миры, в отличие от Ксенага.

Он всегда знал, что он был особенным, но его ноша была поистине уникальной. Должно быть он был частью величайшего замысла, ибо большинство смертных не смогли бы выдержать вид бесконечных миров – они бы сошли с ума от этого знания. Лишь разум, подобный его собственному, смог бы извлечь выгоду из этого опыта. И все же, он не просил об этой способности. Она пронзила его в момент величайшей слабости. И теперь он нес на своих плечах ответственность за этих ноющих овец. Ибо он единственный из смертных – и богов – знал, что для них было лучше, что было благом для этой крошечной точке мироздания, известной, как Терос.

- Слава Гелиоду, Повелителю Завтраков, - выкрикнул Ксенаг. – И Тассе, Королеве Луж!

Гуляки замерли, заслышав его голос. Отрепетированным движением толпа повернулась к своему королю, и вежливо посмеялась. Но не достаточно громко, чтобы удовлетворить Ксенага. Пламя вспыхнуло в его глазах, и собравшиеся принялись хохотать соответственно его острóте.

Ксенаг вздохнул. Как же он жаждал искренних эмоций. Он мог заставить людей делать все, что он хотел, но подобные указания не могли утолить глубин его жажды. Ксенаг отпустил свое глупое, бездумное стадо обратно, в их пляски и жестом указал слуге наполнить его керамическую чашу. С тяжелым сердцем он поразмыслил о том, куда ему следовало бы направить атмосферу сегодняшнего празднования, состоящую преимущественно из сатиров и пары людей, или так называемых пней, впридачу. Веселье было прохладным. Если оно не разожжется, то эта ночь не даст ему ничего.

Как только солнце опустилось за горизонт, Никс материализовался в небесах над долиной. С наступлением ночи, силуэты богов и небесных существ начнут блуждать по небосводу. Ксенаг не желал, чтобы боги подглядывали за ним в его владениях. Более всего он хотел избежать внимания Нилеи. Она полагала, что Ксенаг и сатиры занимали эту долину по ее милости. Король сатиров принялся призывать защитное заклинание, и уже по его милости воздух над долиной стал плотным, словно крыша, препятствуя взглядам всех тех, кто не был желанным гостем в его доме. Он без особых усилий произнес заклинание, и заросли эфирных ветвей и стеблей расползлись над долиной, застыв, подобно живому куполу над головами гуляк. Мерцающие огни Никса все еще проникали сквозь щели, но богам теперь было нелегко подглядывать за ним с их небесной обители.

Гуляки бурно захлопали при виде переплетенной листвы и пестрых пятнышек света, игравших на изумрудной траве. Они подняли свои кубки за Ксенага, и он почувствовал, как растет энергия веселья. Его сердце забилось чаще. Вены накалились под кожей. Но ему нужно было больше. Он небрежно закинул ногу за ногу и вызвал арканное заклинание, которое щупальцами расползлось вокруг костра, окружив нескольких танцоров. Ему доставляло удовольствие вылавливать гуляк арканом его незримой власти. Но это было слишком просто, чтобы заинтересовать его надолго. Сама земля здесь была естественным образом пропитана божественной магией, что делало колдовство особенно простым. В Долине Скола можно было буквально вырыть яму и увидеть, как почва мерцает звездами Никса.

Он заарканил трех танцоров: двух самок сатиров и юношу по имени Дейфон, прибывшего из Мелетиды всего пару дней назад. Наследник богатой семьи, Дейфон был красивым юношей с темными кудрявыми волосами и чувством собственного достоинства. Он пил вино всю ночь, что сделало особо подверженным контролю короля сатиров. Как и все человеческие пни, он пришел в долину с мыслью, что жизнь была нескончаемой вечеринкой. Ксенаг позволил самкам выскользнуть из его мистической хватки. Он мог манипулировать сатирами целыми днями без особой пользы. Но этот юноша был для него более интересен. Дейфон считал себя одаренным оратором, рассказчиком притч. И Ксенаг желал испытать его способности.

- Дейфон! – Подозвал Ксенаг юношу. – Подойди, раздели со мной ужин!

По толпе пронесся ревнивый шепот. Гуляки присматривали за платформой, пока король сатиров хандрил. Теперь же его почетный гость был выбран. Мгновенно королевский стол был накрыт, и слуги уставили его блюдами с фруктами, инжиром, и ячменным хлебом. Темное бордовое вино лилось через края широких чаш, и настроение празднества заметно улучшилось.

- Это честь для меня, - произнес Дейфон, усевшись на синие подушки.

- Какие новости в мире? - вежливо спросил Ксенаг.

- Вернулась Каллафа Мореплавательница, - триумфально произнес Дейфон, словно сам совершил ее подвиг. Гуляки возбужденно зашушукались. Ксенаг был разочарован. Легенды о Каллафе – морской мошеннице, укравшей у богов какие-то безделушки и выбросившей их с водопада у края мира – для него ничего не значили.

- Как интересно, - солгал он.

- Да, ее видели на волнах у Верфи Сирен, - сказал Дейфон. – И в ненастную ночь в гавани Мелетиды.

- Вероятно, она собирается похитить корону Гелиода, - сухо сказал Ксенаг.

Король сатиров видел, что Дейфон услышал нотки презрения в его голосе. Юноша закрыл рот и взял в руку кубок. Большинство людей продолжили бы свой рассказ, но Дейфон явно почувствовал неодобрение сатира. Возможно, он был более проницательным, чем изначально полагал Ксенаг. И именно проницательности так жаждал король сатиров.

- Наслаждайся вином, парень, - тепло произнес Ксенаг. – А потом расскажи мне притчу.

Сказание притч было высоко ценимым искусством с негласными правилами, как для сказателя, так и для слушателя. Дейфон широко улыбнулся просьбе Ксенага. Казалось, он не был удивлен тем, что привлек внимание коварного короля сатиров.

- Мой повелитель, я не достоин рассказывать притчи, - колебался Дейфон.

- У тебя серебряные уста, - возразил Ксенаг. – Уверен, даже боги Никса сядут тебя послушать.

- Вы слишком добры, - произнес Дейфон. – Но если Вам так угодно, Ваше величество, я расскажу Вам новую притчу, которую услышал по дороге сюда. Надеюсь, Вы простите мое косноязычие…?

- Разрешаю тебе пересказать ее своими словами, - великодушно сказал Ксенаг.

Дейфон поправил подушки вокруг себя и облокотился о спинку кушетки. Гуляки сгрудились у резных ножек помоста. Ксенаг уселся поудобнее, слегка подавшись вперед, словно не желая упускать ни единого слова.