- Бог Обмана покарает меня за эти слова, - произнес Сарпедон. – Поэтому я скажу это, как человек, а не его слуга: Ступай под свет солнца и там ищи своего бога.

- Ты говоришь о Гелиоде? – сказала Элспет.

- Великое безмолвие грядет из-за горизонта, - сказал Сарпедон. – Я уже чувствую, как твои тайны вытекают к Фенаксу. Он закроет их в сундуке своего разума, пока не решит, как лучше воспользоваться ими в его интересах.

Сарпедон подполз к алтарю и прижал лоб рукоятке одного из ножей. Элспет не знала, что ей делать дальше. Она выронила оставшиеся монеты на пол и ушла искать того бога, которого она избегала все это время.

Пока Жрец Обмана склонился у ног Элспет, Фенакс уже искал Тассу в холодном безмолвии моря. Тасса и Фенакс были связаны договором с тех давних пор, когда архонты тиранизировали землю – но обмен тайнами нанес немалый вред Тассе, и она сожалела, что вообще связалась с богом изменников и лжецов.

Когда Элспет отпрянула от Сарпедона, Тасса уже напряженно слушала шепот Фенакса о чужеземке в Акросе. Как Элспет презрела Жреца Обмана, так и Тасса презрела Фенакса, выслушав его секреты. Фенакс угрожал использовать свои тайны, чтобы манипулировать ею, рассчитывая, что настанет день, и она будет служить ему взамен на его молчание. Фенакс шептал: «В руках этой смертной божественный меч. Она владеет Мечом Пирфора, который поглотил твой океан. Керан не швырял его в твои воды. Руины Ариксмета никогда не видели оружие хаоса. Как ты могла обманывать нас все это время?»

Тасса оттолкнула Фенакса и устремилась к поверхности моря. Желала она того, или нет, надвигалась война между братьями.

Сатир поклонился Пирфору, который был удивлен виду козлоногого существа в своих покоях, в самом сердце Горы Велеры. Пирфор не помнил, чтобы он позволял ему войти в божественную кузницу, где бог проводил свои дни перед языками вечного пламени. Но это не значило, что он этого не сделал. Даже до кары Круфикса, Пирфор мог забыться на несколько дней - лет, даже эпох – в творческом запале. Затем Круфикс ограничил его память и отнял у него выстраданные знания, как компенсацию за ущерб, который его меч нанес Никсу. Разгневавшись на то, что пантеон позволил с ним поступить столь несправедливо, Пирфор осел в пламенном чреве Горы Велеры и более не выходил в обитель богов. Он принял облик человека. Он ощущал человеческую горечь. Он даже принял жалость к себе, свойственную разуму смертных.

- Что ты сказал? – спросил сатира Бог Кузницы. Утробный голос Пирфора эхом раскатился по залу, и низшие существа бы пали духом в его присутствии. Сатир был низкого роста, смертным и уверенным в себе. Он не трясся и не вздрагивал в присутствии бога.

Собственные жрецы Пирфора всегда склоняли головы перед ним из страха разгневать его.

Но этот сатир нагло смотрел ему в глаза и не моргал от пламени, пылавшего в них.

- Что с твоим мечом? – спросил сатир. – Его назвали мечом хаоса. Говорят, это твое величайшее творение.

- А что с ним? – спросил Пирфор.

- Что с ним стало? – спросил сатир.

- Утонул в море, - сказал Бог Кузницы.

Пирфор не поправил льстивого сатира, но этот меч не был его величайшим шедевром. Венцом его творения был Рожденный в Никсе человек Петрос, находящийся в зале с ними. Петрос стоял у божественной кузни, трудясь во славу своего создателя. Когда мир был юн, Пирфор завидовал Ирою и Могию, и желал собственного близнеца. Он создал Петроса из ткани вселенной, божественной бронзы с капелькой смертной плоти. Петрос, существовавший дольше любого смертного человека, никогда не покидал кузницу. По прошествии эр, Петрос стрел. Не как человек, но все же он разрушался, и Пирфору пришлось залатать трещины бронзовыми полосками, и наполнить тело своего близнеца звездами Никса.

- Ты уверен? – спросил сатир. – Что если охотники за богатствами найдет подобное сокровище? Как на подобное может отреагировать мир?

- Мир не может взять мой меч, - раздраженно сказал Пирфор.

- Тогда, как может отреагировать Поликран? – размышлял сатир.

- Кто? – сказал Пирфор. Слово казалось знакомым, но он чувствовал, как черное облако затмило его божественный взор и он не смог вспомнить вопрос.

Но Петрос отвернулся от пламени и смерил взглядом сатира. Он понимал язык смертных, но не мог говорить, как другие люди. Он помогал Пирфору ковать меч в обжигающей, бурлящей топке. Поскольку Круфикс изувечил разум Пирфора, именно Петрос хранил знание того, как творить из ткани вселенной. Своими действиями Петрос напоминал Пирфору обо всем том, что похитил у него Круфикс.

Сатир был так взволнован видом лица Петроса, что сделал шаг назад. Петрос был создан по образу и подобию Пирфора, и его отточенные черты были точной копией собственного лица бога. Как и Пирфор, Петрос был подобен мускулистому человеку, чья угольная кожа была покрыта мягкой бронзой. Сатир был одним из первых смертных, кто смог увидеть Петроса и выжить. В зените своей мощи Пирфор убивал смертных, осмелившихся без позволения взглянуть на него или его рожденного в Никсе близнеца.

- Кто это? – спросил сатир, беря себя в руки.

- Это мой кустарь, а ты кто такой? – осведомился Пирфор.

- Твой кустарь настоящее чудо, - сказал сатир. – А я твой оракул.

Сатир жадно уставился на Петроса, который не мог говорить, чтобы назвать козлоногого лжецом.

Приступ паники охватил Пирфора, который не мог вспомнить выбор этого сосуда в качестве его оракула. Но его отвлекли от этих страхов капли дождя, струящиеся сквозь открытое жерло Горы Велеры, прямо в пламенеющую кузницу. Он раскрыл могучую ладонь, вылавливая капли своей звездной кожей, чтобы ни одна из них не пропала в сухой земле. Тасса нанесла ему визит. К тому времени, как она явилась, ни сатира, ни Петроса уже не было. Но Пирфор был поглощен словами своей сестры, подобно жемчужной раковине нашептывающей звуки моря. Он не осознал похищение Петроса, которого он любил, как сына.

Кроме того, явление Тассы напомнило ему об иных вещах. Дым затмил глаза бога, и он почувствовал проблеск ярости в груди. Гнев был когда-то его тенью. За прошедшие века, мир трепетал от страха перед его яростью. С ростом человеческой цивилизации, они начали сооружать храмы и строить алтари, и Гелиод настаивал на лучших агнцах, лучших землях, и уселся во главе стола смертных. У Пирфора также были служители среди смертных, но Гелиода любили больше. Ярость Пирфора вскипела от мысли о несправедливости, но затем мелодичный голос Тассы заговорил с ним сквозь дым, и гнев растаял. Он слишком давно не видел свою морскую сестру.

- В твоей кузнице так же душно, как всегда, братец, - пожаловалась Тасса, осматривая задымленный зал. – Где твои кузнецы? – спросила она.

Пирфор вывел ее из центра горы в главную пещеру, где десятки кузнецов и каменщиков трудились у бесконечного ряда печей. Она стояла на балконе над кипящей работой и любовалась огромными колоннами, наполненными звездами. Здесь же были статуи чудовищ со светящимися жилами и огненными языками. Своды пещеры превратились в воздушный купол. Он мерцал искусственными образами звезд, созданных по подобию Никса, но измененных под вкус Бога Кузницы. В звездном небе Пирфора, Гелиод был прикован цепями к скалам Горы Велеры, а Круфикс превратился в омут из тусклых звезд.

- Тебе не нужно возвращаться в обитель богов, - сказала Тасса. – Твои творения сейчас более совершенны, чем во времена, когда ты жил в холоде Никса.

- Когда Гелиод займет свое место среди слизней, лишь тогда я вернусь на небо, - сказал Пирфор.

- Ты создал что-то новое? – спросила Тасса.

- Я постоянно создаю, - ответил Пирфор. – Но редко, когда созданное достойно сохранения.

Пирфор взмахнул рукой перед собой, и теплый бриз пронесся сквозь пещерный зал.

Конечно, он создал что-то новое – гора трещала по швам от всего, что он создал.

- Выковал ли ты новое оружие для мести нашему брату? – уточнила Тасса. – Гелиод самодовольный трус, уж я-то это знаю. Меня порадовал бы вид его изувеченного тела в песке.