Ах, да, моё самочувствие! Со всеми событиями, развернувшимися в прихожей, я и забыла, что вообще-то еле ковыляла сегодня.

- Со мной всё хорошо, - предпринимаю последнюю попытку выпроводить парня, но я, похоже, уже никому не интересна – бабушка, подхватив Давида под локоть, удаляется в кухню.

- Я не знаю, сказала вам Асья или нет – вчера она получила травму по моей вине, - начинает без прелюдий, что я даже не успеваю просигнализировать ему, чтобы не говорил бабушке о случившемся.

- А что случилось вчера? – ну всё… Сейчас начнется.

- Ба, да ничего страшного не произошло, ерунда, - говорю, пытаясь глазами дать понять Давиду, чтобы помалкивал. Но он, похоже, неправильно понимает мои «знаки».

- Асья, сотрясение мозга вы называете ерундой?! – парень вскакивает из-за своего места, демонстрируя горячий кавказский темперамент.

- Сотрясение мозга?.. – бабушка роняет на пол деревянную лопатку, которой только что выкладывала оладьи на большое блюдо.

Мы с Давидом устремляемся к ней, заподозрив, что падением лопатки может не ограничиться. Но не успеваю я сделать и шагу, как больная ступня подворачивается, и я быстрее бабушки планирую на пол.

- Асья, - только и успеваю услышать, спеша навстречу старым крашеным доскам, которые когда-то очень давно именовались паркетом.

В момент, когда почти все части моего несуразного, вечно ищущего приключений тела уже состыковались с полом, и мой совсем недавно сотрясенный мозг был абсолютно готов к ним присоединиться, этого неожиданно не происходит. Теплые ладони словно хрустальную вазу подхватывают мою голову и я оказываюсь прижата к чему-то очень приятному.

Открываю глаза, чтобы понять, что произошло, и вижу себя полусидящей на паркете, полулежащей на Давиде, который держит меня обеими руками, и словно защищая от всего, вдавливает в свою грудь, одетую в мягкий трикотажный свитшот.

Пора выбираться, но тут совершенно невовремя в нос проникает запах мужского парфюма – древесный, с лёгким цитрусовым оттенком. Это запах взрослого мужчины. Такого запаха нет ни от одного из моих однокурсников. Да что там однокурсников – даже Марио и его окружение предпочитают более легкие ароматы. Я, скорее всего, не ошибусь, если скажу, что в нашем институте такой парфюм можно встретить разве что у преподавателей.

Но в эту секунду я растворилась в этом запахе. Сейчас он вдруг ассоциируется с защитой и безопасностью. То ли оттого, что Давид уже несколько раз спасал меня, но мне сейчас совсем не страшно, как должно было бы ощущаться в такой близости с кавказцем. Больше того – и выбираться из его объятий почему-то совсем не хочется. Может, прикинуться, что мне плохо, и еще так посидеть немного?

- Асенька! – моментально возвращает меня в реальность крик бабушки. – Что с тобой!?

- Бабуль, всё отлично! – максимально растягиваю рот в улыбке, чтобы подтвердить ей сказанное враньё.

Нет, мне совсем не отлично… Во-первых, стопа стала ныть еще сильнее. Во-вторых, вопрос с рассказом бабушке о моем сотрясении так и не закрыт. В-третьих, я только что занюхалась совершенно посторонним нерусским мужиком, который так приятно при этом меня лапал! Ну и в-четвертых, если уж быть совсем откровенной, - мой мочевой пузырь раздулся уже так, что катастрофа может произойти в любой момент, и если «плотину прорвет», то не исключено, что будет еще и «в-пятых», и «в-шестых»…

В общем, решать проблемы придется с последнего пункта.

- Пожалуйста, бабулечка, дай мне пять минут, и я всё тебе расскажу, - пытаюсь подняться, но получается это только с помощью крепких смуглых рук, которые поднимают меня с пола, и, поставив на ноги, однако не отпускают, а обвив за талию, которая буквально пылает от этих прикосновений, продолжают поддерживать.

- Зачем тебе пять минут? – подозрительно нападает на меня бабушка. – Ася, немедленно расскажи, что с тобой случилось.

- Антонина Михайловна, - неожиданно вклинивается парень, - Асье, вероятно, нужно в уборную, - я перевожу на него изумленные глаза – он как вообще это понял? – Позвольте, я отнесу её? – вопрос, похоже, был чисто риторическим, потому что задавая его, он уже подхватил меня, словно пушинку, отчего я потеряла всякий дар речи.

- Давидушка, спасибо тебе, сынок.

Давидушка??? СЫНОК??? Бабуля, я тебя не узнаю! Это же кавказец! нерусский! Не дай бог – армянин! Нет, это просто помутнение какое-то… Может бабушка тоже успела упасть и удариться головой, когда я прижималась к груди этого ребенка гор?

- Я сама могу дойти! – вырывается из меня тонкий писк, потому что дыхание просто сковало каким-то непонятным волнением. Но парень и не думал меня отпускать. В два шага он добирается до нашего туалета, совмещенного с ванной, носком ноги отодвигает дверь и ставит меня четко на пороге.

- Асья, я не буду стоять под дверью, но только если вы пообещаете, что громко позовете меня, когда закончите, чтобы я мог донести вас до комнаты, - говорит безапелляционно, отчего мне прям хочется поспорить. Но сделать этого я сейчас не могу физически – нужно сначала исполнить свою утреннюю мечту. И хмыкнув, я отгораживаюсь от Давида фанерной дверью, которая когда-то была белой, а теперь носит гордое наименование «цвета шампань».

_________________

Выходить из туалета стараюсь бесшумно. Назло Давиду. Наступать на ногу почти невозможно, поэтому передвигаюсь маленькими прыжками на здоровой ноге. Это получается еще хуже – голова вмиг начинает кружиться. Видимо скакать при сотрясении мозга – не лучшая идея. Хватаюсь за стену в надежде, что он удержит меня, но не тут-то было. Предательская стена никак не хочет меня поддержать и стоит ровно и отстраненно. А вот мне равновесие удержать не получается – меня начинает мутить и я стремительно перемещаюсь чуть дальше к этажерке, стоящей в прихожей. Но и она не выдерживает моего натиска и заваливается первой. Вместе с газетами, которые бабушка хранит в ней на нижних полках, квитанциями за коммунальные услуги, а также моей небольшой коллекцией косметики – бутылочками и баночками, которые с грохотом разлетаются по всему маленькому коридору квартиры.

- Асья! – подлетает ко мне Давид, поднимая с пола в очередной раз.

- Асюша! – вслед за ним рвется испуганная бабушка.

- Почему вы не позвали, как я вас просил? – спрашивает строго, отчего я чувствую себя виноватой.

- Я вызываю скорую! – кричит бабуля.

- Не надо, - пытаюсь возражать, но меня уже никто не слушает.

Бабушка крутит диск домашнего проводного телефонного аппарата, а Давид на руках несет меня в спальню.

Почему-то мне становится неловко находиться с мужчиной в комнате, где есть расправленная кровать. На которую он меня еще и бережно кладет. Укрывает одеялом, словно маленькую девочку. И вместо того, чтобы деликатно уйти, вдруг останавливается напротив кровати неприлично близко ко мне и пристально смотрит в глаза, так что мне хочется спрятаться под одеяло.

- Асья, - укоризненно произносит Давид, не отрывая своих черных глаз с огромными ресницами и хмурыми густыми бровями над ними. – Я думал, что сбил красивую молодую девушку вчера… - он замолкает, а я заливаюсь краской – то ли комплимент так действует, то ли какая-то недосказанность в его словах. – А оказалось, что мне под колеса попал ребенок.

Ну ничего себе! На оскорбления я не подписывалась!

Открываю рот, чтобы возмутиться, но Давид, словно не замечая, продолжает.

- Вы ведете себя безрассудно и глупо. Если ваше собственное здоровье не составляет для вас никакой ценности, то не мешало бы вам подумать о вашей бабушке, - последние слова неожиданно отрезвляют. Парень прав – в своих поступках я руководствовалась чем угодно – от маниакального желания привлечь внимание Марио, до глупой гордости, которую хотела продемонстрировать Давиду, - но только не заботой о самом дорогом человеке…

- Если вы надеетесь, что я сейчас уйду, то зря, - с вызовом, как мне кажется, произносит парень. – Я бы и рад, - в голосе звучит какая-то горькая презрительная усмешка, - Но я обещал своим родителям и вашей бабушке, что исправлю последствия своей оплошности. Я буду контролировать ваше лечение до тех пор, пока не получу от врача справку о том, что вы абсолютно здоровы, - он чеканит слова, а я не успеваю следить за изменением своих чувств, которые врываются в моё сознание одно за другим по мере слов Давида. – И как только я буду уверен, что все последствия нашего столкновения ликвидированы, я покину вас. Навсегда.