Уговариваю себя, что здесь ненадолго. Нужно всего лишь пережить обед, и я снова окажусь в столь привычной для меня облезлой многоквартирке с видом на заброшенный пруд.

- Давид, проводи девушку в уборную, мы ждём вас в гостиной, - ледяным голосом, но всё с той же улыбкой произносит женщина, а у меня от слова «девушка» мурашки побежали по коже. Очевидно, что я ей не понравилась.

А, собственно, почему я должна ей нравиться? Точнее – почему я должна переживать по этому поводу? Я не невеста и даже не девушка Давида. Так, случайная знакомая… От этой мысли стало легче, но грустнее.

- Давид, как зовут твоих родителей? – спросила сразу, как только вышла из ванной, где вымыла руки и ополоснула пылающее лицо.

- Мама – Мариам Генриховна, папа – Ашот Самвелович, - мама дорогая! Как я всё это запомню, если даже произнести непривычные сочетания слов не смогу с первого раза… - Но ты можешь называть их просто – дядя Самвел и тётя Мариам, - видимо, заметив ужас на моем лице, быстро добавил Давид. – Есть еще бабушка Арминэ. Её уж точно не стоит называть по отчеству, а то она может обидеться.

Давид смотрит так тепло и добродушно, что я тут же прощаю ему и то, что он привез меня сюда, и то, что мне придется находиться тут как рыбке в аквариуме – под надзором нескольких незнакомых глаз какое-то время.

Снова пройдя по тому же холлу, мы через широкую арку попадаем в ту самую гостиную, о которой говорила Мариам… Как же её отчество? Ай, ладно – тетя так тетя.

Это комната выглядит значительно уютнее. Посередине стоит большой овальный стол, накрытый как на какой-то праздник, за которым сидит несколько женщин и один мужчина во главе стола. Давид приветствует всех присутствующих, я же лишь мычу что-то и несмело киваю. Блин, я понятия не имею, как вести себя здесь!

- Асья, познакомься, это мой папа…

- Дядя Ашот, - перебивает его мужчина и, вставая, протягивает мне руку, при этом очень добродушно улыбаясь. Вот, от кого Давид получил такую красивую улыбку. – Добро пожаловать, Асенька, - мягко пожимает мою ладонь двумя руками, а затем указывает на свободное место за столом. – Садись, Давид, я сам представлю всех. Это тетя Давида и моя сестра – Анаит, - мужчина указывает на очень милую женщину лет тридцати – тридцати пяти, которая сидит слева от него. – Это моя младшая дочь Лали, - улыбчивая девчонка примерно моего возраста кивает мне и машет рукой, словно я могу её перепутать с кем-то. – А это моя мама и бабушка Давида – Арминэ Гагиковна.

- Только попробуйте еще раз назвать меня по отчеству! – с поддельной строгостью обрывает его сухонькая старушка, сидящая так же, как и отец, в торце стола, только с противоположной стороны. - Я – бабушка Арминэ! И горжусь этим! Поэтому не смейте отбирать у меня это звание, - далее следует та же обезоруживающая улыбка, которая присутствует почти у всех членов этой семьи.

- А это моя старшая дочь – Каринэ, - звучит новое представление, которое заставляет меня опешить – за столом ведь больше никого нет!

Оборачиваюсь и натыкаюсь на ледяной взгляд и каменное лицо вошедшей девушки. Она выглядит не моложе своей тети, но, мне кажется, что эта строгость и надменность прибавляют ей возраст. Одета она как какая-то затворница, или монашка, как обычно называют такой стиль. Юбка в пол, блузка с длинными рукавами, застегнутая на все пуговицы и та же прическа, что и у мамы Давида. Кажется, с её появлением в гостиной повеяло могильным холодом.

- Приятного аппетита, - произнесла она стальным голосом и, не глядя даже в мою сторону, села на своё место рядом с матерью.

На некоторое время воцарилась тишина.

- Присаживайтесь дети, - подает голос бабушка Арминэ.

Начинается обед, который ничем не отличается от того, к которому я привыкла – люди также свободно общаются, обсуждают какие-то дела, события. Я стараюсь «не отсвечивать», делая вид, будто очень увлечена едой, хотя то и дело чувствую на себе взгляды сидящих за столом, отчего аппетита не прибавляется, от слова совсем.

- Асья, - вдруг обращается ко мне мама Давида, - как вам армянская кухня? – спросила вроде бы без подвоха. По крайней мере, прозвучало так, будто он просто был формальностью.

- Мне очень понравились блюда, которыми меня угощал Давид, спасибо вам за них, - говорю, проглотив большой кусок мяса, который, как назло был у меня во рту, когда Мариам решила ко мне обратиться.

- Я очень рада, что вам понравилось. А вы любите готовить? – ну вот, похоже, в этом и был подвох первого вопроса.

- Ну… я… - как же так ответить, чтобы не опозориться окончательно?.. – Я не то, чтобы не люблю… Просто редко этим занимаюсь. Моя бабушка…

- Так значит, вы к своим годам, - обрывает меня женщина, - кстати, сколько вам?

- Восемнадцать, - отвечаю смело. Бабушка всё время твердит, что рано мне еще у плиты стоять, успею еще…

- Восемнадцать лет, и вы не готовите? – уничижительно глядя на меня, произносит женщина.

- Мари, - вмешивается в разговор отец семейства, - восемнадцать – это не двадцать восемь, научится, когда время придёт.

- Мариам, вспомни себя в восемнадцать, - подает голос бабушка. – Ты же умела только омлет готовить и чай заваривать.

- Мама Арминэ, - недовольно отзывается Мариам, - вы знаете, почему я не умела готовить к своим годам. Зачем сейчас об этом? Мои дочери готовят с двенадцати лет, и я считаю правильным воспитывать хозяйственность в девочках с раннего возраста.

- Я тоже умею чай заваривать, - зачем-то встреваю я в их перепалку. В ответ на мою фразу все затихают и поворачиваются ко мне, перестав жевать. – И омлет… - добавляю шепотом уже в полной тишине.

Ну зачем я только влезла!? Тетя Мариам вспыхнула и, подскочив со стула, куда-то унеслась. А в полной тишине укором мне прозвучало надменное покашливание старшей сестры Давида. За весь обед она не произнесла ни слова и ни разу не взглянула в мою сторону.

- Мама, наверное, чайник пошла поставить, - звонко воскликнула младшая сестра, чьё имя вылетело из головы. – Пойду помогу ей.

- Лали, принеси угощения, которое мы сделали с тобой, - обращаясь к девочке, говорит бабушка Арминэ.

- Асья, - шепчет мне Давид, когда за столом снова возобновляется непринужденная беседа, - не обижайся на маму, у неё было плохое детство, поэтому она так отреагировала.

От того, что Давид наклонился ко мне так близко, я вдохнула аромат его парфюма, и мне стало спокойнее. Может там ингредиенты в составе какие-то успокаивающие?

- Прости, что говорю не подумав, - решаю тоже немного оправдаться.

- Всё хорошо, не бери в голову.

Мариам и Лали действительно спустя несколько минут приносят горячий чайник и угощения на подносе. Пока расставляют чашки и блюдца, Лали щебечет:

- Ася, обязательно попробуй назук и пахлаву. Мы с бабушкой вчера весь вечер пекли. Это мои любимые сладости, но мы их делаем редко, потому что они немного заморочные. Эти сделали специально для тебя – Давид сказал тебе очень понравились наши национальные блюда.

- Да, спасибо большое. Гата была восхитительной! – с чувством говорю, забыв о неловкости. – Жаль, что очень сладкая…

- Ты не любишь сладкое? – округляет глаза Лали.

- Нет, что ты! Очень люблю! – понимаю, что меня могут неправильно понять. – Только мне нельзя много. У меня диабет.

После этих слов снова воцарилась тишина, а у меня возникло ощущение, будто я сказала о том, что завтра умру. И тут впервые за всё время меня удостоила взглядом старшая сестра Давида. Ох, что это за взгляд! Так смотрят на таракана, или на вошь, которую в следующую секунду собираются раздавить ногтем.

- Как жалко… - искренне протягивает Лали, собираясь сказать что-то еще, но её опережает сестра. И нет, она обращается не ко мне.

- Давид, как поживает Татевик? Давно не видела её. Когда ты приведешь её к нам на ужин?

Давид, кажется, не особо доволен этим вопросом. Однако ставит чашку с чаем на блюдце и всё же отвечает.

- Думаю, что у неё всё в порядке. Работу она выполняет хорошо, - кто же такая эта Татевик?