Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Король спешил с казнью Рэли. Он отверг все просьбы о помиловании, даже просьбу королевы Анны. Он игнорировал советы своих приближенных, выступавших против казни Рэли по политическим соображениям. Перед Яковом открывалась, как ему казалось, возможность достижения прочного мира с Испанией, и он желал поскорее устранить все мешавшее этому. Испанское правительство требовало головы Рэли, и Яков дал им ее.

Но он просчитался. Рэли, который при жизни никогда не был широко популярен, после смерти стал национальным героем. По иронии судьбы брак в конце концов так и не состоялся. В Англии знали, что Рэли всю жизнь считал Испанию опаснейшим врагом. Он был символом «старой, доброй Англии», последним оставшимся в живых героем, участвовавшим в разгроме «Непобедимой армады». И именно Рэли был принесен в жертву ради чужеземной католической принцессы, которую никто в Англии и в глаза не видел. В те времена говорили: «Смерть Рэли создаст более трудное положение для испанской партии в Англии, чем это было бы, если бы он остался в живых».

Ожидая казни, Рэли был спокоен и весел. Он принял многих посетителей, постарался привести в порядок свои дела, отдал на этот счет необходимые распоряжения. И успевал еще писать стихи.

Поздно вечером к нему пришла жена. Целый день она пыталась уговорить лордов просить Якова о помиловании Рэли. Но ничего не добилась, кроме разрешения забрать его тело после казни. Она сказала об этом Рэли. «Прекрасно, дорогая Бесс, — ответил он, — что ты сможешь распоряжаться мертвым телом, ибо тебе это не всегда удавалось, когда оно было живым». Юмор не покинул Рэли даже в столь трагической ситуации.

После ухода жены Рэли заставил себя уснуть часа на четыре. Потом он встал и приготовился к предстоящему событию. В 8 часов утра к Рэли пришел шериф, чтобы вести его на казнь.

Эшафот был установлен у здания парламента. Король ошибся, полагая, что лондонцы по случаю праздника устремятся в Сити. Собралась огромная толпа. Чтобы сдержать людской напор, были поставлены деревянные заграждения, но все равно шериф с большим трудом пробивал дорогу к эшафоту. Давка была такая, что Рэли задыхался и был близок к обмороку, когда наконец взобрался на эшафот.

Было холодное октябрьское утро, и около эшафота жгли костры, у которых грелись шерифы. Они предложили Рэли спуститься к ним, чтобы тоже погреться, но он отказался. «Если казнь задержится, — сказал Рэли, — может начаться приступ лихорадки, и люди подумают, что я трясусь от страха».

С эшафота Рэли оглядывал толпу, улыбаясь и приветствуя друзей и знакомых. Среди многочисленной знати, прибывшей на казнь Рэли, былй графы Эрандел и Оксфорд.

Офицеры призвали соблюдению тишины. Разноголосый шум толпы мгновенно стих. Рэли начал свою последнюю речь. Он извинился прежде всего за то, что у него, слабый голос. Два дня его сильно лихорадило, и новый приступ мог начаться в любое время. Поэтому, продолжал он, если вы заметите, что мой голос срывается, знайте, что это происходит от болезни, а не от страха. Рэли сделал небольшую паузу и продолжал говорить. Он заметил, что лорды, собравшиеся на балконе дворца, разбирают не все его слова, и сказал, что попытается говорить громче. Но Эрандел просил Рэли не делать этого. Лучше, заметил он, мы спустимся вниз. Когда лорды подошли к эшафоту, Рэли поздоровался с каждым из них за руку и продолжал свою речь.

«Король, — сказал Рэли, — обвинил меня в двух главных преступлениях: французском заговоре и оскорблении его величества. Но я клянусь, что не виновен ни в одном из них. Никогда я не имел никаких связей с королем Франции, и у меня не было намерений служить французам в ущерб своей стране. Я хотел бежать во Францию, но лишь для того, чтобы спасти свою жизнь. Обвинения же в оскорблении короля не что иное, как злобная клевета». Рэли отверг и обвинение в том, что не хотел возвращаться в Англию после провала экспедиции: «Напротив, именно я заставил мятежников на ״Судьбе» плыть на родину». Тут Рэли повернулся к графу Эранделу: «Находясь на борту моего корабля перед отплытием, вы сказали, что просите меня лишь об одном: чтобы я вернулся в Англию независимо от того, каким будет предстоявшее плавание, успешным или неудачным. И я поклялся вернуться».

«Да, это правда, — отвечал Эрандел. — Это были последние слова, которые я от вас тогда услышал».

Речь Рэли продолжалась более получаса. Кончив, он произнес молитву, пожал руки всем присутствовавшим дворянам и шерифам. Обнимая графа Эрандела, Рэли сказал: «Я отправляюсь в далекое путешествие и потому хочу проститься с вами».

Рали попросил показать ему топор. Палач колебался, но Рэли настаивал: «Дай мне взглянуть на него. Не думаешь ли ты, что я его боюсь?» Он провел пальцем по острию топора. «Это сильное лекарство, — заметил Рэли шерифу, — но лишь оно сможет вылечить меня от всех моих болезней».

По традиции палач встал на колени перед Рэли и попросил у него прощения. Рэли, положив руку ему на плечо, с легким сердцем простил его. Палач спросил Рэли, завязывать ли глаза. Рэли отказался: «Если я не боюсь самого топора, то что же мне пугаться его тени». Потом Рэли опустился на колени и положил голову на плаху. Кто-то из толпы сказал, что голова повернута на запад, а не на восток, как полагается. Рэли ответил: «Это не столь важно, где лежит голова, лишь бы сердце было па месте». Но позицию изменил.

Палач стоял в нерешительности. «Что же ты медлишь? — воскликнул Рэли. — Ударь, ударь скорее!» Первый удар был смертельным. Вторым ударом голова была отделена от туловища. Палач поднял ее за волосы, демонстрируя собравшимся, но он не произнес, как того требовал обычай: «Смотрите на голову предателя!» Из толпы раздался голос, произнесший более подходящую к случаю фразу: «У нас теперь не у кого отрубить подобную голову!»

Голова Рэли была положена в красную кожаную сумку, а тело .завернуто в бархатную мантию. Леди Рэли похоронила тело мужа в церкви святой Маргариты в Вестминстере. Голова же была бальзамирована и хранилась у Элизабет Рэли двадцать девять лет, до самой ее смерти.

Так окончил свою жизнь неистовый «елизаветинец». В Мадриде могли быть довольны.

Но законы истории неумолимы. В год казни Рэли началась Тридцатилетняя война. В ходе этой и последовавших войн Англия и Франция нанесли Испании удары, низвергшие ее на положение второстепенной европейской державы.

В ПОИСКАХ ЮЖНОЙ ЗЕМЛИ

Пять капитанов - i_008.jpg

В страну Офир

В конце июля 1980 г. на земном шаре должно было появиться еще одно суверенное государство. К независимости шел архипелаг Новые Гебриды, на более чем 80 островах которого жило 112 тыс. человек. Архипелаг находился под совместным владением Великобритании и Франции с начала XX в.

Казалось бы, ничто не могло помешать этому событию. Мучительные, растянувшиеся на несколько лет переговоры представителей коренного населения островов с британским и французским правительствами были завершены. Но вдруг в конце мая стало известно, что на крупнейшем острове архипелага — Эспириту-Санто вспыхнул мятеж. Мятежники, захватив главный город острова — Люганвиль, объявили об отказе войти в состав нового государства.

И мало кому до той поры известное название далекого острова замелькало на страницах мировой печати.

Странное название, ведь в переводе с испанского оно означает Святой Дух. Конечно, такое название могло быть дано острову во времена весьма далекие. Но все-таки, почему так был назван один из новогебридских островов?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо совершить путешествие в глубь веков.

В XV в. морское владычество прочно перешло к Испании и Португалии. Их корабли совершали далекие экспедиции, целью которых были поиски драгоценных металлов. Доходившие из глубины веков легенды о несметных богатствах заморских стран воспламеняли сердца испанских и португальских мореплавателей.

66
{"b":"851490","o":1}