— Хейн, очнись, — Лука усмехнулся. — И кто тут еще спит? Рад, что кулон тебе понравился.

— Да, он крутой. Буду постоянно носить его, не снимая.

— Клянешься? — Лука хитро прищурил левый, желтый, глаз.

— Бабушкой клянусь, — прижав руку к сердцу, со всей серьезностью произнес Хейн.

Лягушонок фыркнул и засмеялся.

— Зараза! Ладно, держи банки и пошли, иначе застрянем на кухне до завтра.

День прошел прекрасно. На этот раз парни были равны: Лука не любил файтинги и не умел играть в них, Хейн видел игру впервые. Оба играли на среднем, но одинаковом уровне, а потому по очереди проигрывали друг другу. Через час Лука в шутки предложил играть на глотки воппи (проигравший пьет), Хейн поддержал, и уже через пару часов оба были пьяны.

Полулежа на кресле-мешке, Лука снял очки и потер глаза. Он подслеповато щурился, и Хейн внезапно обратил на это внимание. Конечно, Лука щурился и раньше: из-за гетерохромии зрение, хоть и медленно, но постоянно падало. Но еще месяц назад парень щурился меньше, не так сильно.

— Кажется, ты стал сильнее щуриться, — как бы между делом сказал Хейн.

Лука тут же надел очки на нос и сдул падающую на лоб прядь, затем заколол ее.

— Наверное. Я уже не обращаю внимание.

— Ты видишь все хуже?

— Да. Сам знаешь, гетерохромия неизлечима.

— А замена глаза? Новые нервы или что-то еще? Сейчас же могут пришивать пальцы и восстанавливать людей после инсульта, неужели нельзя вылечить слепоту?

Вздохнув, Лука потер шею. Для него тема зрения была болезненной, и Лягушонок очень ценил, что лучший друг не обращает внимание на его недуг. Но все же Хейн волновался, оставлять его без ответов было бы несправедливо.

— Ничего нельзя сделать, — Лука побарабанил пальцами по контролеру. На экране шевельнулась фигурка. — У меня довольно редкая мутация, которая, к сожалению, неизлечима. Возможно, неизлечима пока, но вряд ли за несколько лет ученые найдут средство хотя бы остановить слепоту, не то что восстановить зрение. Если упростить, то на глазах будто бы отмирают нервные окончания, они просто перестают функционировать по какой-то причине. Представь, что от них каждую секунду отваливаются клетки, из которых они состоят, а новые не успевают вырасти. Заменить искусственными глазами можно, но это ничего не даст: поскольку нервы отмирают, то импланты не к чему присоединить. Процесс развивается и ускоряется, так что…

— И сколько еще ты будешь видеть?

Лука пожал плечами.

— По самым оптимистичным прогнозам лет десять, по пессимистичным — к концу года мне потребуется поводырь.

— Так быстро?!

— Это пессимистичный прогноз, — пожал плечами тот. — На сегодняшний день гетерохромия неизлечима. Я не знаю, сколько еще буду видеть, и не знаю, что делать, чтобы видеть как можно дольше.

— Наверняка есть какие-то общие рекомендации, витамины или еще что-то…

Лука засмеялся. Он слышал эти вопросы так часто, что перестал реагировать, но слышать их от Хейна — и вообще видеть взволнованного Хейна — было непривычно и немного смешно.

— Хейн, да я понятия не имею, и никто из медиков этого не знает. Известно одно: если я сильно нервничаю, то зрение быстрее падает, будто от стресса нервы сжигаются.

— Тогда почему ты вечно испытываешь себя на прочность: не спишь, нервничаешь, ешь всякий фаст-фуд?

Лука потер нос и запустил пальцы в волосы. Вытащив оттуда пару заколок, он с любопытством повертел их в руках. На одной сзади было написано «Сиси», и Лука попытался вспомнить, кто это такая и когда они встречались. Причину расставания можно было не вспоминать: все девушки уходили, не выдержав его «ужасного характера и задротства».

— Нет никакой разницы, буду я нервничать или нет, буду питаться правильно или нет. В итоге я ослепну и превращусь в бесполезную кучу мяса на скелете — все. Разница лишь в том, через три года это произойдет или через десять. И не надо делать такое скорбное лицо, — Лука помахал рукой. — Ты бы знал, как меня достали родичи с такими лицами. Знаешь, как неприятно в детстве здороваться с теткой или дедом и видеть в их глазах приговор? Брр!

Усмехнувшись, Хейн потрепал друга по волосам.

— Обещаю делать скорбное лицо только, когда ты этого не видишь.

— Лучше пообещай, что будешь носить мой подарок. Я действительно очень старался сделать его и горжусь результатом.

— Обещаю носить кулон и не снимать до самой смерти.

— Моей или твоей?

Ответить Хейн не успел. Экран планшета засветился, из него выскочил Рон и протянул стилизованную антикварную телефонную трубку, над которой мерцала аватарка Луизы. Хейн вышел в коридор ответить, до Луки донеслись сердитые голоса. Кажется, Лу высказывала все, что думает о своем парне, который променял ее на своего друга и вообще, кто ему дороже: она или Лягушонок?

— Я тебе сколько раз говорил: он Лука! Черт, Лу, ты хочешь меня выбесить, что ли?

Голос стал тише: Хейн ушел ругаться на кухню. Лука покачался на стуле, посмотрел на заставку игры, запустил новый раунд с компьютером на самой высокой сложности и проиграл за девять секунд. Мда, в файтингах он все еще плох.

Хмурый Хейн вернулся в комнату, бросил выключенный планшет на кровать и молча упал на кресло-мешок. Заметив вопросительный взгляд Луки, он махнул рукой.

— Да ничего особенного. Она пришла домой, меня еще нет, а она думала, что я ее жду, почему мы не можем провести вечер вместе, как нормальная пара… Еще и постоянно тебя Лягушонком называет. Знает, как меня это бесит, и все равно называет.

— Передай Луизе, чтобы просто подождала, — усмехнулся хозяин. — Через лет пятнадцать максимум ей не придется делить тебя со мной.

— То есть?

— Ты же не думаешь, что я буду жить слепым?

— Тьфу на тебя, Лягушонок! Не вздумай делать этого и вообще говорить такое!

Хейна передернуло.

С суицидом он сталкивался несколько раз: сперва в приюте, потом на работе и в домах, где снимал жилье. Каждый раз было одно и тоже: вот человек есть, а вот его забирают спецслужбы в мешке. Меньше всего он хотел, чтобы такое случилось с близкими людьми.

— Извини, я пошутил, — виновато произнес Лука. — Ну что, продолжим играть? Могу пригласить в катку, мы с командой должны сегодня пройти новое место, пока его не закрыли. Сбор через десять минут, успеем создать тебе перса и добежать.

— Может, я лучше рядом посижу и посмотрю?

— Нет уж, вечер игр — это вечер игр, а не сидения. Возьми на подоконнике контроллер и очки, если хочешь погрузиться полностью. Готов? Погнали!

Домой Хейн вернулся посреди ночи навеселе. Катка оказалась забавной игрой, команда Луки — прекрасными игроками, а сам Лука — внимательным и чутким командиром. Правда, командир постоянно орал на солдат, а те дружно посылали его матом, но через полчаса Хейн начал видеть в этом определенный шарм. Если команда привыкла так общаться, кто он такой, чтобы запрещать им?

Не включая свет, парень осторожно стянул кеды и бросил в угол, затем снял плащ и оставил на полу. Пройдя прямо по верхней одежде, Хейн на цыпочках прошел мимо спальни. Луиза заворочалась, но не проснулась. Парень шепотом приказал закрыть дверь, сел за стол и вытянул ноги. Вытащив сигареты, он чиркнул зажигалкой, но не прикурил. Вкус табака показался неприятным и мерзким, хотя парень курил больше десяти лет.

Убрав сигарету, Хейн вытащил планшет, проверил соцсети и присланные сообщения. Лука был оффлайн несколько часов: видимо, когда гость ушел, тот сразу лег спать.

Хейн хотел немного посидеть и пойти в кровать, но, когда открыл глаза, то с удивлением понял, что опять заснул за столом. Кажется, это начинает перерастать в неприятную традицию. С трудом выпрямившись, он потянулся, широко зевнул и едва не сбил на пол стоящую на краю чашку. Рядом лежал надкусанный тост — видимо, Луиза опять заболталась с кем-то и опаздывала на работу. Потерев глаза, парень обнаружил на пальцах черный пятна, а также несколько сообщений на планшете. Все они были от Лу.