Едва смена закончилась, парень убежал домой, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Ему казалось, что его глаза стремительно белеют, прожигающим все насквозь, что его когти отросли уже на десяток сантиметров и сейчас похожи на звериные, что все смотрят на него и решают, стоит ли звонить контролерам, или это уже сделал кто-то другой. Даже прохожие казались ему подозрительными: они щурились, глядя ему вслед, разглядывали каждый миллиметр кожи, мысленно стучали контролерам.

Квартира встретила его шумом включенного робота-уборщика. Круглая «таблетка» шустро сновала по полу, соскребая грязь. Луиза не приходила, и Хейн, сбросив одежду, заперся в ванной. Выгнув шею, он с ужасом уставился на спину. Но кроме сильно покрасневшей кожи там ничего не было. Задумчиво проведя когтями по спине, Хейн вздрогнул — было больно.

— Я схожу с ума, — прокомментировал он, обращаясь к своему отражению. Оно сверкнуло беловатыми зрачками, и парень хихикнул. — Во, точно псих.

Бросив взгляд на запястья, он нахмурился. В голове пронеслись воспоминания: вот он поранился когтями, вот стирает кровь и касается пальцами волдырей на предплечье, вот проводит по ним, проверяя. Тогда на коже остались кровавые следы, но сейчас их нет.

Может, они стерлись длинными рукавами рубашки? Не могла же кровь впитаться в кожу, это бред! Хотя после вчерашнего происшествия в туалете он готов принять любую правду, все что угодно, кроме вампиризма.

«1 число, месяц 6»

Хейн посмотрел на прошлую страницу и почесал бровь. С последней записи прошло всего две недели, но ему казалось, что прошла вечность. Произошло столько всего, что Хейн не знал, с чего начать.

Взгляд упал на ладони, и он горько усмехнулся. Ну конечно, с чего же еще начать…

«Кажется, я заражен. Я вампир…»

Зажмурившись, он надавил на карандаш и жирными линиями зачеркнул всю строчку. Черт возьми, об этом никто не должен знать. Никогда. Ни за что.

«Черт, об этом странно даже думать или писать, и тем не менее, у меня все больше доказательств этого. Постараюсь описать события последних дней.

Я не особо хорошо помню, что произошло на концерте «Эрозион» кроме того, что Лу была очень недовольна моим отсутствием. Помню, что в ушах постоянно шумело, перед глазами все было красным, а в горле першило и пересыхало. Помню, как лизнул руку знакомого Лу (как его там, Сти, кажется), а потом меня вывернуло наизнанку. А еще помню, что после этого все прекратилось.

На следующий день меня трясло так, будто я ванну воппи выпил за раз. Я постоянно чесался и чесался, чувствовал себя блохастой крысой, но в какой-то момент все прекратилось».

Остановившись, Хейн поправил высокий хвост и задумчиво прикусил кончик карандаша. Он сидел в коридоре ВУЗа и старался не привлекать внимание. Тут было спокойнее: всем было настолько плевать на окружающих, что его едва ли замечали.

В любой другой день Хейн не решился бы прятаться в ВУЗе: сюда в любой момент мог прийти Лука, чтобы показать какому-нибудь преподавателю очередную «гениальную разработку гениальной игры, которая переживет его в веках». Но сегодня Лягушонка точно не было: вернулись его родители с каким-то интересным сюрпризом. Пожалуй, впервые в жизни Лука с таким нетерпением ждал их возвращения.

Мимо прошла невысокая полная студентка с серьезным взглядом. Она подозрительно посмотрела на сидящего на полу Хейна, и тот демонстративно уткнулся в блокнот, делая вид, что занимается.

Перед глазами вновь появилась зачеркнутая строка, ее буквы будто проступали сквозь жирные линии.

«Итак, за эти несколько дней я обнаружил непонятную связь между кровью и вирусом (буду называть это так). Когда появляются волдыри, я постоянно сильно расчесываю кожу, до крови. Едва кровь появляется, чесотка успокаивается, зуд исчезает, а через некоторое время пропадают и волдыри.

*В этом я не уверен, но мне кажется, что со временем крови хватает на все меньший срок. К сожалению, я не фиксировал, но неделю назад я мог использовать кровь и спокойно отработать смену, а вчера скрутило прямо за стойкой через пару часов. Едва не разлил все, хорошо, что посетителей было мало.

В общем, мне кажется, что если кровь и была лекарством, то ее перестает хватать или она действует слабее».

— Такое впечатление, что я нарик, описывающий стадии привыкания к порошку, — проворчал Хейн под нос. Он закатал рукав и с опаской посмотрел на предплечье. Кожа была бледной, но, если всмотреться, казалось, что она пульсирует красными пятнами.

— А если не всматриваться, то не пульсирует, — оборвал сам себя парень. Не хватало ему еще лишних симптомов повесить на себя.

«Второе наблюдение: у меня начали быстрее расти ногти. Позавчера я коротко постриг их, а сегодня они уже выросли примерно на три сантиметра, заострились и начали загибаться. Я постоянно царапаю себя и Луизу, когда она утром ласкается».

Хейн задумчиво посмотрел на ногти, затем приказал Рону сфотографировать их и найти совпадения в интернете. Глядя на результат, Хейн задумчиво подергал индастрил: судя по всему, его когти похожи на когти хищных животных и птиц, которые занимаются добычей пропитания. Подобно крючьям, они цепляются за жертву и держат ее.

И что ему должно это дать? Вирус делает из него хищника для охоты в несуществующих лесах? И на кого он должен охотиться? В всей Паллида Мор остались только крысы да вороны.

Крысы…

Постучав карандашом по листу, он дописал.

«Нужно найти крысу. Посмотрим, что из этого получится».

Решить было проще, чем сделать. Юркие, почти заметные в темноте зверьки убегали, едва Хейн приближался к мусорным бакам. Он пробовал караулить их, встав рядом, приманить едой или наступить на хвосты, но крысы, будто издеваясь, испарялись, успевая схватить приманку. Потратив на неудачную охоту несколько часов, парень плюнул и ушел домой, решив придумать что-нибудь утром.

Хейн проснулся в полночь. Он стоял на кухне, держал в руке нож и водил им по запястью. Глядя, как под давлением ножа раскрывается кожа, обнажая розоватое мясо, как в ране скапливаются густые капли крови и стекают по руке, Хейна замутило. Если бы не пульсирующая в ранах кровь, он бы решил, что спит.

Черт, как он вообще тут оказался? Он рано лег спать, сквозь сон почувствовал, как рядом легла Луиза и прижалась к нему, как она положила руку ему на живот, вздохнула и уткнулась носом ему между лопаток. А теперь он стоит посреди кухни с тупым окровавленным ножом и исполосованными руками и выглядит как неудачливый самоубийца. А ведь Лу в любой момент может проснуться и зайти на кухню…

Тихо положив нож в раковину, Хейн оторвал бумажные полотенца, прижал к руке, упал на шатающийся стул и закрыл глаза. Вирус зудел и ворочался где-то внутри, затягивая его в круговорот боли. Кончики когтей цеплялись за края лопнувших волдырей, оставляя после себя беловатые полосы. Было больно, но терпимо. Но стоило парню потерять бдительность, как он тут же взвыл: надавив сильнее, когти «ушли» в мышцы почти на треть.

— Дьявол!

Прижав ладонь к порезам, Хейн часто задышал, захлебываясь и кашляя. Легкие повисли в ребрах, скачок адреналина заставил сердце гулко молотить о кости. Было чертовски больно и вместе с тем принесло значительное облегчения. Оторвав от липкой кожи пальцы, парень скривился: запястье сильно кровоточило и болело, кровь стекала тонкими ручейками.

Несколько капель упали на пол, и круглая «таблетка»-пылесос быстро засосала их, убирая следы. Камера на его крышке внимательно просканировала окрестности, почуяв непривычный биологический мусор. Встроенный сигнал приготовился спасать попавшего в беду человека: сирена внезапно огласила кухню диким воем. Выругавшись, Хейн стукнул кулаком по кнопке отмены, приказав заткнуться. Зажав руку, он быстро прошел в ванную, надеясь, что Луиза не проснулась.