— Андрей Викторович? — вопросительно взглянул Хмель.

Полковник только махнул — отстань. Агент ничего не сказал, подсоединив к телефону коробку шифратора, потом набрал номер и назвал код.

— Товарищ генерал, подготовка к операции выполнена. Судя по добытой информации, группа агентов иностранной спецслужбы заинтересована в нападении на конвой и, возможно, готовит теракт на ОКБ. Ждем вашей команды… Есть, подождать…

Хмель задрал подбородок и глубоко вдохнул, не кладя трубку. Очевидно, генерал Трефилов созванивался с вышестоящим руководством.

Напряженно текло время. Поплутин забрался на печку, Нодия лежал на лавке в сарае, устремив взгляд в потолок, и только Румянцев деловито набивал патронами автоматные магазины. Хмель и Ткачёв ждали ответа генерала.

— Слушаю, товарищ генерал. Есть позвонить утром в восемь по Москве…

Хмель положил трубку на аппарат и посмотрел на Ткачёва.

— Начальство примет решение утром, но отбоя для операции не было. Так что — ждём.

Из сарая глухо проговорил Нодия, от волнения перейдя на грузинский акцент.

— Раэс! (Чёрт побери (груз.) — прим. автора) Мы готовимся почти как на войну! Это нормально?!

— Жора! — прокричал с печки майор. — Прошу не выражаться! Мешаешь спать…

— Ээ, Александр Владимирович, какой спать! Разве можно уснуть?!

— Тогда выйди во двор, — сказал Румянцев. — И закопай себя в снег. Георгий, не истери…

— Вам хорошо, Сергей Сергеевич, у вас опыт есть…

— Жора, тебя на аркане никто не тянет. Мы здесь добровольно…

Нодия встал с лавки, бормоча по-грузински.

— Я тоже добровольно, но хочется знать — почему мы на своей земле готовимся к войне с иностранным спецназом? Это нормально? Зачем они сюда пришли, чтобы делать зло? Их никто не звал!

— Капиталисты всегда хотят крови, — ответил Румянцев. — Они, как вампиры — ненасытные. До крови, и до денег. Мне довелось поговорить с одним «котиком» в Бангладеш. Он говорил, что пошёл в армию из-за денег — жрать-то надо, семью кормить. А так ничего был парень — улыбался…

— Почему — был? — спросил Нодия.

Капитан ничего не ответил, только продолжал набивать магазины — медленно, патрон к патрону.

— Молод ты ещё, Георгий, — наконец, сказал Румянцев. — Не понимаешь, что не все люди такие, как ты.

— Вы не понимаете, с кем будете иметь дело, — вмешался в разговор Хмель. — Если нам завтра доведётся стрелять, то стрелять мы будем в русских… Это не «морские котики», не военный спецназ, это — подготовленные диверсанты из русских эмигрантов. Их вербуют по всему миру. Они не только за деньги дерутся, но и за идею.

— Какую? — не понял Нодия.

— У каждого своя, — махнул рукой Хмель. — В общем, злые они… И на тебя, Жора, тоже.

— А на меня за что?!

— За то, что ты живешь на этой земле. А они считают её своей.

Нодия примолк, и попытался понять. Не получилось. И молчаливо ушёл в сарай на лавку — спать.

Утро выдалось на удивление солнечным и ярким. Снег искрился и с замёрзшей рябины юркие синички кокетливо посматривали на Ткачёва, вышедшего за сарай в майке и трусах. Полковник поежился от морозца и, набрав большую горсть снега, стал истово протирать лицо, шею и плечи. Закутанный в тулуп Нодия, взирал на умывание полковника с изумлением.

Проснувшись, никто не проронил ни слова. Молча умылись, молча наскоро позавтракали и сгрудились возле телефона. Хмель набрал номер ровно в восемь. Едва слышно проговорил в трубку код.

— Здравия желаю, товарищ генерал… Да, мы готовы…

Трефилов что-то говорил Хмелю, и агент без слов только кивал. Потом выпрямился и, гордо вскинув подбородок, сказал:

— Слушаюсь, товарищ генерал. По окончании операции доложу лично.

Милиционеры напряглись, когда он положил трубку на аппарат и отсоединил коробку шифратора.

— Товарищи, — тихо проговорил Хмель. — Готовимся. Выезд через час…

И с легким вздохом лейтенанта началась подготовка. Опера подгоняли амуницию, проверяли оружие и рассовывали по карманам магазины. Хмель подходил к каждому и тщательно проверял.

— Присядем, — сказал Ткачёв, напомнив русский обычай немного посидеть перед трудной и дальней дорогой.

Оперативники и Хмель послушно расселись. Через минуту агент поднялся.

— Я завожу машину. Через десять минут, — он посмотрел на наручные часы, — выходим.

Ткачёв тоже встал и обратился к операм.

— Саша, Сережа, Жора… Чтобы не случилось, не теряйте разум… Друг друга страхуйте и прикрывайте… Не суетитесь и не поддавайтесь на провокации… Враг умел и хитёр… И всё время будьте на связи — рации у нас хорошие.

— Не волнуйтесь, Андрей Викторович, мы всё понимаем, — сказал Поплутин, поправляя бронежилет.

— Тогда… удачи нам.

Опера друг за другом вышли из дома и сели в машину, прихватив сумку для инкассатора Ильи. Последним сел Ткачёв, закрыв ворота заднего двора.

— Сейчас едем к управлению ГУВД, но близко подъезжать не буду, — Хмель крутил руль, поглядывая в зеркала. — Группа майора десантируется и забирает сумку из багажника. Общая связь по первому каналу. Мой канал второй, третий канал у полковника, а далее — по старшинству. Рация инкассатора настроена на шестой канал. Думаю, он разберётся — не маленький.

Жигули мягко катили по улицам, на заднем сидении, с двух сторон прижатый внушительными телами, сопел Нодия. Выбрав удобное место для парковки, Хмель остановил машину и безмолвно кивнул операм Зареченска, протянув ладонь к заднему сидению. Милиционеры поняли этот жест и каждый, выходя из машины, шлепнул по ней — кто кулаком, кто тоже ладонью. В этом был некий сакральный смысл действия — доверие и полная готовность.

— Давай заглянем кое-куда, — Ткачёв взглянул на Хмеля, когда опера гуськом потянулись к ГУВД по заснеженной тропинке.

— Я так понимаю, что к «Ландышу»? — агент лихо вырулил на дорогу.

— Ты правильно понял… Надо взглянуть на это "логово".

До кафе доехали быстро — на улицах почти не было транспорта. Припарковались. Ткачёв хотел вылезти из машины, но Хмель остановил его и протянул небольшой бинокль. Полковник взял, подумав, что будет лучше рассмотреть кафе издали, чем крутиться у дверей.

Здание кафе выглядело безжизненным, на двери висела табличка «закрыто». Ткачёв не знал, радоваться ему или огорчиться. Табличка, возможно, доказывала, что бандиты готовятся к нападению и расчёты полковника верны, а с другой стороны — это и пугало.

Он вернул бинокль Хмелю:

— Поехали на завод.

Агент не спеша вырулил на дорогу и быстро набрал скорость. Теперь машина неслась по тихим улицам Зареченска к выезду из города. Ткачёв не понял такой манёвр.

— Проедем к заводу «огородами», — пояснил Хмель. — Вдруг они поставили кого-то наблюдать за входом. На завод пройдём через грузовые ворота. Со сторожем я договорюсь.

Ткачёв согласился с доводами агента. Сейчас можно одним неосторожным шагом испортить выполнение операции. Он нажал кнопку передатчика:

— Четвёртый, я — третий… как у вас дела?

Рация зашуршала, и послышался голос Поплутина.

— Не мешайте, третий. У нас развод. Гладышев инструктирует, правда, очень нервничает…

— Принял, четвёртый…

Хмель усмехнулся.

— Полковник, ты прямо «коммандос». Не засоряй эфир. Рано ещё…

Какое-то время ехали молча, потом агент озаботился:

— Не нравится мне этот Гладышев. Какой-то он скользкий…

Ткачёв отключил рацию.

— Я тоже подозреваю, что неким боком он во всем этом деле. Рвения к расследованию никогда не проявлял. Я даже и видел то его всего пару раз. Но на Главаря он тоже не тянет. Тот, наверняка, ненавязчиво контролировал бы…

— Очень плохо, Андрей Викторович, что мы не вычислили Главаря. Если уйдёт, то мы и не найдём его никогда.

— Найдём, — убеждённо сказал полковник. — Без связи он просто никто. А связи у него есть, значит найдём.

— У тебя есть соображения? — насторожился Хмель.