На расположенной в центре состава командирской платформе был командный мостик, а рядом помещались приборы управления зенитным огнем — ПУАЗО.

Имелось и несколько аварийных платформ. Это были обычные товарные платформы, груженные запасными рельсами и шпалами. «База» имела собственный небольшой паровозик марки «ОВ».

По боеспособности и огневым возможностям бронепоезд-123 равнялся артиллерийскому дивизиону и зенитно-пулеметной роте, вместе взятым.

В ту пору, когда к нам прибыли девушки, «база» стояла на одноколейке, идущей через лес, а в некотором отдалении на специально отведенной ветке стоял бронепоезд. Лес же был такой густой и высокий, что бронепоезд трудно было обнаружить не только с самолета, но и на земле, пока вплотную не подойдешь.

Жилые и хозяйственные вагоны мы искусно замаскировали еловыми ветками, так что разглядеть «базу» тоже было непросто.

…Утром все поднялись раньше привычного.

Выйдя из вагона, я сразу заметил, что народу перед бронепоездом собралось гораздо больше, чем обычно в такую пору. Все были уже на ногах, и в ожидании завтрака иные беседовали, стоя небольшими группами, а иные прогуливались вдоль состава.

«Ждут появления девушек», — подумал я. Оказывается, созерцать женщину для мужчины всегда приятное занятие, даже в фронтовых условиях.

Но наших дальномерщиц не было видно.

Вскоре показался врач. Это обещало скорый завтрак. Но увы — в это время душераздирающе завыла сирена.

— Тревога!

Немцы, как правило, приурочивали свои налеты ко времени, когда подходило время еды.

Сразу все пришло в движение: бойцы стремглав бросились к боевым платформам, паровоз запыхтел, дула орудий начали медленно подниматься кверху, точно хоботы.

Я сломя голову помчался к командирской платформе… Бежал и волновался: а что, если девушки не справятся, растеряются, не сумеют правильно определить высоту и дальность…

Я не мог себе простить, что не показал им вчера же вечером их боевых мест, да и наставления никакого не дал. Правда, к тому времени и стемнело, и очень уж они были уставшие, я их пожалел. Вот так бывает с каждым отложенным делом, с досадой думал я, считая секунды в ожидании дальномерщиц.

Гляжу: а они бегут, да как прытко!

В каждом их движении чувствовалась выносливость и тренированность. Бежали они не так скованно и неловко, почти не отрывая ноги от земли, как большей частью свойственно женщинам. Нет, это был хороший спортивный бег, но в то же время движения девушек были исполнены изящества и грации.

Чтобы оказаться на командирской платформе, где находились боевые места дальномерщиц, надо было подняться чуть не по полутораметровой железной лестнице, вертикально прикрепленной к бронированному борту боевой платформы.

Нижняя ступенька лестницы располагалась высоко над землей, на нее надо было вспрыгнуть. Ступеньки из железных прутьев толщиной с палец были коварные: поставишь ступню поглубже — верхняя ступенька стукнет тебя по голени (у нас из-за этого синяки и ссадины не переводились), а поставишь ногу неглубоко — туловище невольно оттягивается назад, и подниматься становится еще труднее. По этой крутой и неудобной лестнице тяжело было взбираться даже нам, мужчинам, а женщинам и подавно: юбка-то мешает.

Гляжу, девушки ускорили бег как перед финишем!

Вдруг Нелидова вырвалась вперед и со всего разбегу как вскочит на первую ступеньку, да так ловко, сноровисто, раз — и взбежала по крутой лесенке. Можно было подумать, что она всю жизнь только это упражнение и отрабатывала. С не меньшей ловкостью и проворством поднялась и Еремеева.

Я поспешил к ним, чтобы помочь разобраться, но, прежде чем успел что-нибудь сказать, обе оказались на своих местах, привычными движениями привели в порядок прибор, и Нелидова моментально доложила: «Дальномер готов!»

Все это для нашего бронепоезда было необычно и ново: предшественник наших новичков не успевал вовремя забраться на платформу, а на приведение в боевую готовность прибора затрачивал куда больше времени.

Бронепоезд между тем вышел на главный путь и мчался к станции. Мы имели несколько боевых позиций. Одна из них находилась за станцией, на расстоянии нескольких километров.

Девушки вглядывались в горизонт, искали самолеты противника. Это тоже было ново: наш бывший дальномерщик во время движения поезда держал прибор в дорожном состоянии. «От сотрясения прибор разладится, в инструкции написано», — авторитетно заявлял он. Поэтому цель находили сперва другие — либо воздушные наблюдатели, либо бойцы, работающие на других оптических приборах, и уж в самую последнюю очередь — дальномерщик, который все это время был бездеятелен, будто сторонний наблюдатель.

Глядя на четкую, слаженную работу наших новичков, я невольно проникался уважением, каким-то добрым чувством к этим девушкам и к тем, кто их так хорошо подготовил, да, наверное, не только их, а еще многих и многих.

Не прошло нескольких минут, как мы уже стояли на боевой позиции и ожидали команды открыть огонь.

Платформы закрепили специальными тормозами, чтобы сила орудийной отдачи не двигала их — ведь малейшее перемещение бронепоезда вызывает неточность попадания.

Я подошел к дальномеру. В поведении девушек не заметно было ни малейшего волнения.

Мы знали по опыту: стоило нам открыть огонь по вражеским позициям, как немцы тотчас же открывали ответный огонь, а их самолеты немедля атаковывали нас.

— А вы не боитесь, что прибор может разладиться из-за движения поезда? — спросил я.

— Во-первых, четырехметровый дальномер так легко не разладить, а во-вторых, если даже это случится, мы-то здесь на что? Сразу наладим, — бойко ответила Нелидова и улыбнулась.

Открытая белозубая улыбка придала еще больше обаяния ее прекрасному лицу.

В это самое время станции дальних наблюдений сообщили нам о приближении вражеской авиации.

Дежурный телефонист дважды повторил курс полета, предполагаемую высоту, тип и количество бомбардировщиков.

Сержант Нелидова уткнулась головой в резиновый ободок окуляров и замерла. Я глазом моргнуть не успел, как она крикнула: «Есть!» — а Еремеева стала громко отсчитывать расстояние:

— Тридцать шесть, тридцать пять, тридцать три!

Это означало, что до цели было тридцать три километра.

Еремеева заметила, что два сержанта, работающих на ПУАЗО, все еще не поймали цель, и сама продиктовала им координаты.

А ведь должно происходить наоборот: бойцы на ПУАЗО сообщали дальномерщику данные о местонахождении приближающегося вражеского самолета.

Искусство Нелидовой обнаруживать самолеты противника на предельной дистанции и определять точное расстояние до них поразило меня.

Ничего подобного мне видеть не приходилось.

Бывший наш дальномерщик ловил цель километров за восемь — десять, и это было для него большим достижением. А Нелидова поймала цель на расстоянии тридцати шести километров!

Это не только значительно облегчало, но и намного улучшало работу синхронного электромеханического устройства.

Невольно я глянул на командира. Он уже отдал необходимые приказы и теперь, удивленный не меньше меня, смотрел на дальномерщиц.

Капитан Балашов, видно, тоже не ожидал, что девушки сумеют работать так слаженно и четко.

Комиссар тоже подошел ближе к дальномеру и с нескрываемым интересом наблюдал, как на счетчике менялись цифры. Он, быть может, впервые с удовлетворением оглядывал этот любопытный прибор.

Нелидова не отрывала глаз от окуляров дальномера, а Еремеева, после того как цель была поймана, выкрикивала для контроля круглые цифры километража.

А передо мною еще раз возник образ прежнего дальномерщика, я вспомнил, как дрожал у него всякий раз голос, когда вражеский самолет приближался к нам!

Мы с капитаном понимали друг друга без слов, ведь мы уже довольно долго воевали вместе: я пришел к нему на бронепоезд командиром батареи среднекалиберных пушек в августе 1941-го. В октябре меня назначили заместителем командира бронепоезда.