Тогда сказал я [царю]: «Бог из стольких бед вызволил тебя, что даст тебе дожить до тех пор, пока вырастишь и воспитаешь своих сыновей. Оставайся, пока сыновья твои не обучатся царскому закону и порядку, обучи их твоим нравам и обычаям и, когда настанет время и ты уверишься, что сыновья твои смогут управлять царством, тогда посади одного из них на престол, а сам удались от мира, как задумал».

Одобрили царь и народ мой совет, вняли ему. Оставался я при дворе еще два дня. Стали обучать царевичей нравам и обычаям царским, охоте и игре в мяч. Попрощался я и собрался отбыть восвояси. Огорчились царь и все вельможи, что не смогли, как ни старались, удержать меня. Одарил меня царь богатством бессчетным. И проводили меня с таким имуществом, которого царю хватило бы с избытком. Возвратился я домой, никто меня не расспрашивал о моих похождениях, да и я никому о них не рассказывал.

Теперь поведал я все это тебе, сестра, и рассуди сама, если царь Ибреим выдержал неслыханные испытания, не ропща и не отчаиваясь, то почему же ты не можешь выстоять перед бедой и изводишь себя и убиваешь родителей и своих братьев? Отчего забыла ты бога и не благодаришь его денно и нощно и отдалась на волю дьявола? Напал на тебя недуг дьявольский, иначе не уступила бы ты испытаниям. Если человек от испытаний становится недужным, отчего не занедужил Исмаил Чалаб, перенесший много испытаний? Без сна и отдыха, голый и босый, голодный и холодный, прося милостыню, пять лет скитался он, пока не достиг престола в царстве Лей. Повредила ли ему милость божья? Когда он был богатым и знатным в стране Шам, звали его Исмаил Чалаб, а когда он стал бедным и горемычным, нарекли его царем Ибреимом. Это и есть милость божья к тем, кто любит бога. Того, что с ним произошло, и тебе следует ждать. Если же нет, то все равно, забыв бога, ни ты не обретешь ничего, ни другие.

И сказал тогда седьмой брат, которого звали Годердзи: «Своими глазами я не видел человека, попавшего в беду, и рассказом других удовлетвориться не могу, но знаю одну короткую историю. Все то, что в ней произошло, я видел своими глазами, это я и поведаю вам».

Был я недавно в Греции и стал там очевидцем одного удивительного дела. И раньше не раз видал я царя Косту, сильного и могущественного, возвеличившегося над всеми царями, Любил он роскошь и славу, имел обычай щедро одаривать богатых и вассалов, ближних и дальних он оделял без счета. Но никогда не подавал милостыни беднякам, и в голову ему не приходило дать грош нищему. Подвластны были ему цари и царства благодаря его силе и могуществу. И я, привыкший к милостям Косты, часто его навещал. Но пятнадцать лет я не видел этою царя и теперь снова отправился к нему.

[За это время] его слава и богатство приумножились и укрепилась власть над всеми царями. Трепетали перед ним государи и правители, раболепствовали ближние, и платили дань дальние. Он же пировал, развлекался и не заботился ни о чем, кроме охоты и веселья.

Однажды царь отправился на охоту, и мы поехали с ним. Вдоволь пострелял он разной дичи и, довольный, возвратился домой. У городских ворот он увидел нищего, убожество которого ни с чем нельзя было сравнить. Тело страждущего было покрыто гнойными язвами, был он так слаб, что не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

Увидев Косту, он отверз уста, благословил царя и сказал так: «Многого не прошу у тебя, дабы не досадить тебе, но из любви к господу и ради благополучного царствования твоего, ради чести и доспехов твоих, не проходи, не подав мне половины хлеба».

Остановился царь и долго смотрел на убогого. Сначала он удивился, ибо никогда прежде нищий с ним не заговаривал, потом содрогнулся, и, пораженный, удостоился он милости божьей — сердце его смягчилось, и молвил он своим визирям: «Есть у меня семь сокровищниц, и никто не ведает, что в них есть и чего нет, до них не дотрагивалась ничья рука, кроме руки моего отца. Отдайте этому нищему одну из них, самую лучшую и большую, а шесть оставьте мне».

Отвечали ему визири: «Не делай этого, царь! Разве сумеет нищий использовать твой дар! Просил он у тебя половину хлеба, дадим ему целый или, если желаешь оказать ему еще большую милость, подарим ему золотой».

Разгневался царь и грозно вскричал: «Как вы смеете перечить моему слову?!» Испугались визири, подхватили нищего и унесли его. Открыли двери самой большой и самой лучшей сокровищницы, усадили его на пороге и сказали: «Это все даровал тебе царь, делай с этим что хочешь».

Возвратившись во дворец, царь рассказал царице о том нищем. Одобрив и восхвалив его поступок, она сказала: «Хорошо и достойно ты поступил. Не знал ущерба твой царский нрав, только одно не украшало тебя: неведома была тебе жалость. Ныне же слава человеколюбивому и многомилостивому господу за то, что он одарил тебя добротой и жалостью к нищим. Теперь преисполнен ты всех добродетелей».

В ту ночь царь пировал и отдыхал в уединении. В полночь явился к нему ангел и так сказал ему: «Сегодняшним милосердием твоим искупил ты все совершенные тобой грехи. Вскоре раскроются пред тобой райские врата, и завтра пополудни своей рукой я подведу тебя к творцу, и даст он тебе неисчерпаемые богатства и блаженство и радость нескончаемые».

Исчезло чудесное видение, и встал царь бодрым и веселым. Не поведал он царице о своем видении и, выйдя из царских палат, молвил доверенным слугам: «Получил я весть о внезапном вражеском нападении, ступайте разбудите семерых моих визирей, скажите им, чтобы все подданные мои, знатные и незнатные, кто покорен воле моей, явились утром в ратных доспехах, ибо готовлюсь я спешно к походу».

И еще велел царь одному из своих рабов сшить саван, привязал его к копью и приказал: «Когда все войско соберется, подними копье с саваном и громко провозгласи: «Это и есть поход моего государя».

Сказав это, царь вернулся во дворец и оставался там до утра.

Узнав о том, что царь собирает войско, все испугались. Удивленные визири и вельможи, вооруженные до зубов, явились ко двору. И я был вместе с ними. Все волновались, ибо никто не ведал о намерениях царя. Вышел царь, сияющий, как солнце. Был он так прекрасен, что глазам больно было на него глядеть.

Преклонили перед ним колени семеро визирей, охваченные великим страхом, обратились к нему: «О царь, что означают столь поспешные сборы, неведомо нам, в какую страну мы держим путь и сколь долог будет наш поход: месяц он продлится, два или целый год. Кто непокорен твоей воле — от востока и до запада все подвластны тебе! Что же означает твой приказ?»

Тем временем поднялся тот человек, к копью которого был привязан саван, и вскричал так, как велел ему царь. При виде савана все изумились, лица у всех стали цвета сандала, и никто не мог вымолвить ни слова. Увидев растерянность своих подданных, царь призвал к себе семерых визирей и сказал им: «По сей день жил я без забот и вас ничем не утруждал. Для вас я стяжал славу и богатство, и вы сами знаете, каким я был патроном для вас и какими вассалами вы были для меня. Ныне пришел для меня час испытания, вступаю я на свой последний путь, и вы должны сопровождать меня».

Заплакали визири кровавыми слезами и отвечали так: «Если мы найдем дорогу, по которой надлежит тебе пройти, нам следует идти впереди или придется нам идти по твоим следам? Кто будет сопровождать тебя или кого удостоишь ты этого права — за верную службу или за преданную любовь?»

И сказал [царь Коста] своим вельможам: «Вельможи мои верные, взращенные мною, как сыновья, любимые, словно братья! Растил я вас в роскоши и одарял щедро, радовался я вашим добродетелям и радовал вас своими сокровищами, для того чтобы в трудный час вы мне помогли. Ныне предстоит мне тяжкий путь, и поджидают меня могущественные враги. Не отпускайте меня одного, пойдемте со мной».

Поднялся тут плач и стон, стали придворные рвать свои одежды, ломать сабли и палицы, бить себя по голове и обливаться кровью. В один голос возопили все: «О царь, покровитель наш и воспитатель! Покажи нам твоих врагов, тех, кто смеет противиться тебе или угрожать, чтобы знали мы, готовые прийти тебе на помощь и сложить головы за тебя, куда идти нам и с кем бороться! Ведь не знаем мы, злосчастные, с кем сражаться и куда идти!»