Первым в воздух поднялось звено «Чаек». Истребители-бипланы должны были прикрыть бомбардировщики при следовании в опасной зоне прифронтовой полосы. За ними вырулила на старт машина капитана Гречишникова. Бомбардировщик, которому предстоял долгий и опасный путь на Берлин с подвешенной тысячекилограммовой бомбой, долго ревел моторами на старте, прежде чем начать разбег.

Бомбардировщик медленно и тяжело побежал по полосе и с величайшей натугой оторвался от земли в самом конце взлетной полосы. Было очевидно, что моторам не под силу такая тяжесть.

Уже за пределами аэродрома бомбардировщик, силившийся набрать высоту, бросило вниз и ещё неубранные шасси ударились о землю, подломившись и отлетев в сторону. Самолёт упал на брюхо, к которому была подвешена тонная бомба. Бомба своим чудовищным весом вспахала грунт, сыграв роль огромного тормоза и остановив машину. Бомбардировщик вспыхнул как спичечный коробок. Экипаж успел выбраться из машины и отбежать на безопасное расстояние, когда чудовищный взрыв буквально разнес бомбардировщик на атомы...

Ещё более страшное ЧП произошло на аэродроме Аста, где взлетная полоса была ещё короче. Старший лейтенант Богачёв, пытавшийся поднять в воздух свой бомбардировщик с подвешенной тонной бомбой, вообще не смог оторвать машину от земли. Проскочив полосу, бомбардировщик не смог остановиться. Бомба задела за какие-то неровности земли и взорвалась. Весь экипаж погиб...

Опомнившись от шока, потрясённый Жаворонков запретил взлёт остальных самолётов с подвешенными тонными бомбами. Коккинаки, потрясенный не меньше, согласился с приказом генерала.

Но это было ещё полдела. Нужно было как-то сообщить о случившемся в Москву и, как говорится, ждать дальнейших указаний. В адрес наркома ВМФ адмирала Кузнецова была послана шифровка о том, что попытка поднять в воздух бомбардировщики с тысячекилограммовыми бомбами не удалась. При этом погибли два самолёта, причем один — вместе с экипажем.

Было ясно, что Кузнецов немедленно доложит о происшедшем Сталину. Ожидание ответа из Москвы вконец подкосило генерал-лейтенанта Жаворонкова. В комнате отдыха командного пункта он лег на топчан, расстегнув воротник гимнастерки и ослабив ремень. Местные офицеры смотрели на него с печальным сочувствием. Генерал попытался заснуть, что ему, разумеется, не удалось.

Наконец, его адъютант майор Боков вошел в помещение и доложил, что из Москвы получен ответ.

Жаворонков рывком поднялся с топчана, поправил ремень, застегнул воротник гимнастерки и, решительно откинув плащ-палатку, которой был завешен дверной проём, шагнул за перегородку с таким видом, будто уже шёл на расстрел.

Первым, кого увидел командующий ВВС ВМФ, был командующий обороной Моонзундских островов генерал-майор Елисеев. Глядя на Жаворонкова печальными глазами, Елисеев протянул ему телеграфный бланк. Текст расшифрованной радиограммы оказался менее страшным, чем ожидал генерал. Радиограмма была от адмирала Кузнецова. В ней говорилось, что генерала Жаворонкова и полковника Коккинаки вызывают в Москву для личного доклада Сталину о случившемся.

Ловя на себе сочувственные взгляды местных офицеров, командующий ВВС стал готовиться к отлёту с островов.[9]

Адъютант второй эскадрильи 71-го истребительного авиаполка КБФ Дармограй, задрав голову, следил за развернувшимся в небе воздушным боем. Хотя адмирал Пантелеев ещё утром отметил в своем дневнике, что вся авиация флота улетела на восток, он ошибался. На последнем импровизированном «пятачке» ещё находилось звено «ишачков», которым командовал полковник Романенко.

«Юнкерсы», появившиеся со стороны Вышгорода, как обычно, направлялись к рейду для удара по кораблям. С причалов Русской гавани ударили зенитки. С земляной насыпи за «пятачком» застрочили пулемёты. Корабли в гавани стали закрываться дымзавесой.

Дармограй видел, как на звено «юнкерсов» ринулись в дерзкую атаку два флотских «ишачка» (И-16), стрекоча пулемётами. Один из «юнкерсов» стал терять высоту, оставляя за собой шлейф дыма. Вскоре в воздухе раскрылись купола парашютов. Остальные «юнкерсы», потеряв строй, сбросили бомбы над рейдом не заходя в пикирование и ушли на север. Пилота и стрелка со сбитого «юнкерса», которые опустились на парашютах вблизи «пятачка» взяли в плен и под взглядами десятков любопытных глаз отвели в штабную палатку. Поскольку немецкого языка в штабе никто не знал, то удалось только выяснить, что бомбардировщики вылетели из Раплы и, отбомбившись, должны были совершить посадку на одном из финских аэродромов в районе Хельсинки. Затем пленных отправили в штаб флота.[10]

В полку все уже знали о предстоящей эвакуации, и лейтенант Дармограй снова засел за документы. Главное было успеть перебазировать оставшиеся самолёты. Через пару часов два звена «Чаек» должны были улететь на остров Сааремаа. В полку оставалось всего три «Чайки» и восемь «ишачков».

С мостика лидера «Минск» капитан 2-го ранга Петунин внимательно следил за развернувшимся в небе воздушным боем. Подобное событие было большой редкостью. Во всяком случае на кораблях успели уже отвыкнуть даже от мысли, что собственная авиация является каким-то фактором в этой войне, хотя Совинформбюро ежедневно сообщало астрономические цифры сбитых в воздушных боях самолётов противника. Но тут сказать было нечего: прямо на его глазах «ишачки» подожгли «юнкерс», который, оставляя шлейф дыма, стал резко терять высоту и упал где-то в море. А в сером небе повисли купола двух парашютов.

«Ю-87» шли на большой высоте. Атака истребителей сломала их строй и Петунин ожидал, что они сейчас перестроятся и начнут пикирование на корабли. Но к его удивлению, бомбардировщики противника, так и не перестроившись, с большой высоты сбросили над рейдом целую серию бомб. Главным образом мелких: от 10 до 50 килограмм. Одна из них, видимо, десятикилограммовая, угодила в кормовую часть лидера. Когда самолёты пикируют, то уклониться от их атаки достаточно легко. Надо только внимательно следить когда бомба оторвется от самолёта и дать соответствующую команду на руль. Пикировщик уже не сможет сойти с боевого курса. Если даже пикируют с двух сторон, то своим поворотом ты собьёшь прицел и второму.

Но когда бомбят с большой высоты, тут уж трудно что-либо предугадать, а только уповать на то, что бомбежка кораблей с горизонтального полета и большой высоты — дело совершенно безнадёжное. Только чистая случайность позволит бомбе попасть в корабль.

Такая случайная бомба и угодила в корму лидера, с каким-то шипящим треском разорвавшись на палубе. Она даже не пробила палубу, повредив только настил. Осколками был ранен один матрос и разбит прицел сорокапятимиллиметрового зенитного орудия. Вспыхнувший было пожар на палубе тут же потушили. Похоже, это была «зажигалка», которыми немцы любят засыпать города. Но никто ещё не слышал, что они сбрасывают «зажигалки» на боевые корабли.

Самолёты ушли, а лидер продолжал маневрировать у входа в Минную гавань. Противник продолжал интенсивно обстреливать рейд. То там, то здесь поднимались столбы от падающих снарядов. Получить шальной снаряд такая же вероятность, как и бомбу с большой высоты. Но уж слишком долго корабли искушают судьбу на Таллиннском рейде, предоставляя противнику с каждым днём все большую возможность вытащить счастливый лотерейный билет.

С боевых постов доложили о готовности и отсутствии повреждений. Короткая заминка, вызванная очередным налетом авиации, кончилась. Боевые корректировщики передали на лидер целеуказания, и «Минск» снова загрохотал своими пятью стотридцатками.

С кормового мостика крейсера «Киров» старший помощник командира капитан 3-го ранга Дёгтев видел, как из туч вывалилась новая шестерка немецких пикирующих бомбардировщиков. Ещё три «юнкерса» появились со стороны левого борта. Загрохотали зенитки. На этот раз пикировщиков никто не пытался перехватить на подходе к цели. Ведущая машина с воем упала на крыло и ринулась на корабль, увлекая за собой остальных. Чёрные разрывы завесой встали перед самолётами. Навстречу им ринулись красные и зеленые трассы крупнокалиберных очередей.