– Дядя был рад нас видеть. Надо будет на неделе еще разок к нему заехать.

– Есть такая детская игрушка, – сообразил я. – Магнитная доска. Под стеклом – чешуйки металла и магнитный карандаш. Очень легко писать и стирать.

– Кажется, в «Детском мире» видел, – покивал Давид. – Куплю.

Ну, еще один визитик – и хватит на сегодня. Очень уж обширная программа. Устал я от этой беготни, надо отдохнуть нормально. Сейчас съезжу к Лизе, вернусь и отключу телефон. Буду спать, пока не надоест.

Давид благородно вызвался поехать домой на метро.

– А зачем? Я все равно к Шишкиной поеду, тебя завезти – даже крюк делать не придется. Сиди уж.

А абхаз явно воспрял духом. Наверное, переживал, что я с дядей разругаюсь. Сел в машину уже с улыбкой на лице.

– Слушай, а в музей Фрейда ты ходил? Как там? Интересно?

– Не ходил. Ты же понимаешь, нас пасли круглосуточно. Особо не разгуляешься. Но дом, где музей находится, видел. Да и что там интересного? Квартира его, библиотека. Даже кушетка, на которой лежали его больные, и та в Лондоне. Говорят, они ее вывезли с собой, когда Фрейда выпустили из Австрии.

– Это вам рассказывали? Экскурсия была по городу?

– Угу.

Не объяснять же, что в музее я был, когда первый раз в Вену ездил. Году в одиннадцатом, наверное. Обычная квартира, ничего выдающегося. Никакого пиетета перед стулом, на котором когда-то якобы сидел старина Зигмунд, я не испытывал. Тот ли это стул? А кто его знает. Ну и ладно, вот поверхность, которой касалась задница знаменитого мужика. Мне в обморок от счастья упасть теперь, что ли?

– А в опере как? Все расфуфыренные?

– Да, дамочки – в вечерних платьях, в брюликах. Мужики – в смокингах. Да у меня же фотографии есть, достань дипломат.

Мы остановились за какой-то остановкой, и я показал Давиду полароидные снимки. Ясное дело, двух кассет мне не хватило, я потом за добавкой бегал.

– А это что за мужик? – спросил абхаз, показывая фотографию. – Ты с ним и на других фотках.

– Джонас Солк, изобретатель вакцины от полиомиелита. Водил меня в оперу, кстати, по своему пригласительному. А это мы в Венский универ ходили. Видишь, на стенке мемориальная доска? Это Ландштайнер, который группы крови обнаружил. И вирус полиомиелита. Джо-нас сказал, что получается символично: один открыл вирус, другой – вакцину от него.

– А ты так, на всякий случай, – засмеялся Давид.

К моему несказанному счастью, Лиза была дома одна. Кинулась на шею, зацеловала. Пока меня не было, Шишкина удачно подстриглась – сделала себе каре, как у Натали Портман в фильме «Леон». У девушки даже был такой же черный чокер на шее.

– Но откуда? – обалдел я.

– Мамина подруга привезла. – Лиза показал меня язык, потащила к себе в спальню. Тоже соскучилась.

Там мы, конечно, зажгли. Голая Шишкина в одном чокере, да еще на четвереньках… У меня чуть сердце из груди не выскочило.

– Я тебе подарки привез, – сразу, как перевел дух, принес сумку из прихожей. – Вот это тебе духи «Коти». Французские.

– Миленько! Спасибо.

Энтузиазма у Лизы было сильно меньше, чем у Томилиной.

– А это кружки с Моцартом для родителей. Видишь, какие смешные ручки в форме скрипки?

Кружки Шишкину заинтересовали мало, так же как и ледовое вино, две бутылки которого мне удалось протащить через таможню.

Девушка начала пытать меня насчет конференции, Солка… И тут я сделал ошибку. Рассказывая про оперу, между делом сболтнул про предложение профессора «выбрать свободу».

– Ну и дурак, что не согласился! – надула губки Лиза. – Такое предложение случается один раз в жизни! Уехал бы, обустроился, потом меня бы к себе перетащил.

– Но как? – удивился я. – Мы же даже не супруги…

– Так в чем же дело? Давай поженимся!

– Это ты мне так предложение делаешь? – еще больше обалдел я.

– И какой будет твой положительный ответ? – Лиза забралась на меня, уперлась руками в грудь.

Вдруг почему-то вспомнилось, что чокер по-английски – это душитель. И что мне теперь делать?

– Извини, ты только постарайся не обижаться, – собрался с мыслями я. – Пока отвечу «нет». Мне надо закончить институт, найти свое место в жизни. – Я заторопился, увидев меняющуюся мимику Лизы. – Не хочу быть примаком при профессорской семье Шишкиных.

– И долго продлится это «пока»?

Девушка слезла с меня и прикрылась одеялом. Послание «кина не будет» отправляет. Извините, Елизавета Николаевна, но у меня после таких бесед настроение продолжать наши забавы тоже пропало напрочь. Я слишком хорошо помню, как ты начала плясать под мамину дудку по щелчку пальцев.

В последнюю секунду воздержался от рассказа номера первого из хит-парада мужских анекдотов – про то, что Пановы в неволе не размножаются. Зачем ссориться окончательно? В конце концов, я же не сказал финальное «нет».

Эх, студент… От твоего наследства одни проблемы. А я – просто жертва обстоятельств, разве не так?

Короче, встреча подошла к концу. Даже чай не предложила. Ты мне больше не подружка, ты мне больше не дружок, забирай свои игрушки… Впрочем, нет, никто мне в сердцах подарки возвращать не стал.

Я поехал домой не спеша, хоть улицы были, по меркам двадцать первого века, почти пустые. Устал просто, вот и осторожничал, боясь попасть в передрягу. Но гаишники все равно тормознули. Странно, вроде не нарушал ничего. Подошел старший сержант, козырнул:

– Извините, что остановили, машина у вас интересная…

– А я уже думал, за то, что крадусь медленно.

– Это как?

– Да анекдот про гаишников. Стоит на посту милиционер, прислонился к стеночке, дремлет. Мимо «Волга» на скорости сто пятьдесят – вжик, а он ноль внимания. Потом «шоха» на скорости сто двадцать – и никакой реакции. Тут едет «запор» горбатый, скорость сорок, постовой тормозит его и спрашивает: «А куда это ты мимо нас крадешься?»

Гаец смеялся до слез. Подошел его напарник, тоже поржал над анекдотом. Походили вокруг машины, поцокали языками. Попросили поднять капот. Не верили, что внутри газовский мотор. Посветили фонариком, убедились. Да и отпустили. Даже документы не проверяли.

По дороге заехал в гастроном, купил еды, причем даже почти без очередей, – и домой.

Главное, не забыть отключить телефон, чтобы вот прямо никто и никак. Но возле лифта меня перехватил председатель правления нашего кооператива Благонравов. Высокий и худощавый, сутулящийся из-за своего роста. Да еще и глуховат, наверное, на правое ухо – постоянно к собеседнику левым боком слегка поворачивается. Из окна высматривал, что ли?

Но оказалось, что действовал он как раз в моих интересах. Кляузница Пилипчук не успокоилась. Написала жалобу, что я занимаю жилплощадь не по нормативу, и требовала привести ситуацию, как говорится, к реалиям социалистической законности. С козырей зашла, скотина. Так как мне, одинокому и бездетному, полагалась однушка, да и то – под вопросом. И волевое решение ректора и МГК тут не предъявить, ибо слова – они и есть слова. Бесследно исчезнувшие колебания воздуха.

– А на какое число назначено заседание правления по моему вопросу?

– На третье апреля, это пятница.

– Спасибо, Борис Васильевич, что-нибудь придумаем к этому дню. Кстати, вот возьмите, сувенирчик из Вены, на конференцию ездил… – Я сунул ему магнитик, которых накупил обильно. А что, дешево и сердито. И написано латиницей, опять же.

В расстроенных чувствах и с кошачьей коробкой под мышкой я зашел в лифт. Что ж за день такой? Где я прогневил высших сущностей, что мне вместе с хорошим и плохого подсыпали? И Пилипчук, гадюка… Вот чего ей не хватает в этой жизни? Ладно, завтра все. Спать сейчас, пошли все в болото!

Телефон я услышал еще от лифта. Долго звонит, настырно. Вот как назло, ключ в кармане за что-то зацепился. Но там дождались, видать, сильно надо было. Так что я узнал, что там, на другом конце провода, не дожидаясь повторной попытки.