– Конечно, императорские апартаменты. Неописуемая роскошь, хотел бы я так жить!

– У нас были в истории люди, которые жили в подобных условиях, – многозначительно ответил Галушко. – Плохо кончили в семнадцатом.

– Тут с вами не поспоришь… – Мне осталось только развести руками.

Первым, кого я увидел, вернувшись на подстанцию, был Харченко. На костылях, но румяный. Водитель стоял, поучал каких-то молодых, незнакомых фельдшеров. Или это практиканты из медучилища? Похоже, нашего студенческого братства на подстанции прибавилось:

– …тут понимание надо иметь! В организме все взаимосвязано. Из жопы волос выдернешь, а из глаз слезы льются!

Фельдшеры посмотрели на Харченко очень так скептически и полезли изучать внутренности салона рафика.

– Панов! Вернулся! – Водитель увидел меня, поковылял навстречу. – А говорили, ты сбежал на Запад. Рассказывай, как там оно? Дефициты кругом?

– Наврали. Приехал, как видишь, – пожал плечами я. – Там хорошо, если деньги есть. А так – будешь только смотреть на витрины магазина, а с краю зубы твои на полочке лежать будут, потому что не нужны. Как нога?

– Заживает. Зашел вот больничный на оплату сдать. Скоро на тросточку перейду, а там и на работу. Слушай, говорили еще, что тебя ловил КГБ, но не поймал.

– Если бы я хотел сбежать, не поймали бы.

– Кстати, слышал новый анекдот про загранкомандировку? Мне кум рассказал…

– Как же, помню, три раза чуть не обоссался, – улыбнулся я.

Харченко был в своем репертуаре.

– Да ладно, слушай. Возвращаются со всемирного конкурса скрипачей двое. Один занял второе место, другой снялся из-за травмы. Первый горюет-убивается, товарищ его утешает: «Ты что, ты же второй в мире! Концерты, карьера, все дела!» – «Ты не понимаешь, за первое место приз – скрипка Страдивари!» – «Подумаешь, скрипка! Тебя теперь весь мир знает! Скрипка! Да что в ней такого?» – «Ну, для меня поиграть на скрипке Страдивари – это как тебе пострелять из маузера Дзержинского».

Я вежливо поулыбался. Мне не терпелось увидеть Лену, поэтому, пожав руку водителю, я чуть ли не бегом поднялся на второй этаж. Томилина, как на заказ, стояла возле аптеки. Я оттащил ее в сторону, обнял, поцеловал.

– Перестань, люди вокруг… – чуть посопротивлялась она, но не отодвинулась. – Ну, рассказывай, что там, как ты?

– Я же вчера по телефону уже все…

– Ну что ты как маленький! По телефону не то! Давай с самого начала, как прилетели, чем в самолете кормили, как там! Все подробности! – От нетерпения Лена даже стукнула меня кулачком по плечу.

– Ладно. Туалетная бумага там белая и в два слоя. И бумажные полотенца – тоже. Газетами задницы никто не подтирает. Представляешь?

– Дурак! Про интересное рассказывай! А посмотреть привез?

– Туалетную бумагу? Нет. Зато вот что… Это тебе. – Я достал из «дипломата» полиэтиленовый пакетик с логотипом парфюмерного магазина и выудил из него красную коробочку.

– Ой, «София»! – воскликнула Лена. – Это же «Коти»! Самый модный аромат! Мне девчонки рассказывали! Можно понюхать?

– Да хоть выпить, – махнул я рукой. – Они же твои теперь.

Она расковыряла целлулоидную упаковку, высвободила на свет божий флакончик. С небольшим усилием вытащила плотно сидящую пробку, к которой на золотистую веревочку была привязана картоночка с названием. Чтобы не перепутать, наверное. Аромат даже я услышал. Приятный.

Просто в магазине, когда покупал, на третьей бутылочке я сдался и потом, сколько ни нюхал кофейные зерна, отличать один парфюм от другого не получалось. Так что я сказал продавщице: «Фюр муттер унд фюр фесте фройндин». Та подумала и поставила передо мной два одинаковых флакона. Я покачал головой и сказал, что фесте фройндин – цвай. Австрийка оценивающе посмотрела на меня и молча выдала третий пузырек. И упаковала в пакетики.

– Красота… – протянула Лена. – «Коти-и». Буду по большим праздникам душиться.

– Что так? А в обычные дни – «Серебристым ландышем», что ли? Пользуйся, пока есть. Потом еще куплю.

– Даже так? Спасибо, Андрюша! – Она чмокнула меня в щеку. – А еще что ты мне привез?

– Дома остальное… – Я даже шею пощупал: не свешиваются ли оттуда ножки Томилиной?

Тут диспетчеры позвали седьмую бригаду на вызов.

– Ой, а это… – затараторила Лена и вытащила откуда-то из недр одежды конверт. Довольно пухлый. – Держи, здесь две, как ты и просил.

– Только я отдам не скоро, может, и через полгода…

– Даже не думай, – легкомысленно махнула она рукой. – Ладно, мы на вызов. Я вечером позвоню! – крикнула она уже с лестницы.

А все началось с машины. Нет, лучше сначала. Прилетели мы днем, почти в час. Пока граница, досмотр, получение вещей – уже и три часа по московскому времени. Дома в пятом часу в итоге был. Разобрал вещи кое-как, помылся – и тут понял, что надо все бросить и ехать за машиной. Моей, блин, тачкой! К тому же на улице хоть и холодрыга (всего плюс десять против венских восемнадцати в день вылета), но снег уже стаял, дороги сухие. И руки прямо зудят, так хочется самому за рулем посидеть!

Позвонил Владимиру, у которого моя машина стояла до сих пор. Ждала меня, красавица. И через десять минут уже ловил такси. Приехал, поговорили, подарил ему магнитик из Вены. И тут он выдал:

– Хороший у тебя друг, я бы так, наверное, не вписался.

– Стоп, не понял я чего-то. Или я слушаю не сначала? – уточнил я.

Короче, после недолгого сопротивления, возникшего сразу, как до Владимира дошло, что он проговорился о том, чего я знать не должен, я выяснил очень интересную вещь. Передо мной с мастером пообщался… дядя Темир. И сказал, что всю сумму, которой не хватает до объявленной цены, он добавит. А объявлять цену не выше десятки, чтобы не отпугнуть высокой ценой. Так что теоретически я мог купить машину и за рубль.

И уже сидя за рулем, я лихорадочно думал, где мне взять еще две тысячи. Потому что княжеской фамилии надо было отдать шесть. Четыре у меня было. Еще две можно наскрести, продав наследство студента. Да и не будет там такой суммы. Ну часы, джинсы, тряпки всякие. Повезет – тысячу получу. Так это если покупателей найти. А если жучилам возле магазина сдавать, и половины не наберешь.

Блин, надо было взять тот перстень, хрен бы с ним. Зато должен бы не был никому. Потому что мне такие подарки не нужны. Дружба – это дружба, и для своих надо делать бесплатно все, что можно. И еще кое-что из того, что делают за деньги. А шесть тысяч – это, скажу вам, зарплата начинающего врача года за четыре, наверное, если не больше. И брать их за одну консультацию на бегу буквально мне совесть не позволила бы даже с богатых и незнакомых.

В итоге я позвонил Томилиной и попросил у нее недостающую сумму в долг. А она мне их дала – без расписки и даже без вопроса, когда отдам. И не спросила, зачем они мне понадобились. Хорошо хоть врать не пришлось.

Ладно, пора, на скорой сегодня делать нечего, можно ехать. Вышел на улицу, смотрю – знакомый силуэт с костылями возле моей машины крутится. Что там Миша хоть делает? Открутить что-то пытается?

– Забыл что-то, Харченко? – спросил я у конкурента Евгения Вагановича на отдельно взятой небольшой территории.

– Твоя, Андрюха? Из-за бугра пригнал? Что за фирма? Красота ж какая! – погладил он крыло, не обращая внимания на грязь.

– Здесь купил. Самоделка.

– А сколько отдал? Прокатишь? – Миша не успокаивался.

– Отдал свои, твоих там не было. Садись, до метро подвезу, – открыл я ему дверцу.

– Ничего себе, доктор, да тут и ручек нет, кнопки одни! До чего ж техника дошла!

Тьфу ты, еду к Давиду и не знаю даже, дома ли он. Остановился у автомата, позвонил. Сидит, учится.

К подъезду своего бывшего жилья я подъехал с шиком. Все-таки необычная машина, даже для Москвы такие сейчас редкость. Не только мужики оторвали головы от какого-то чермета, который они обследовали, наверное, на предмет того, доедет ли это корыто на колесиках самостоятельно до пункта приема ржавых железяк. Дамы, которые кучковались у лавочки, тоже заинтересовались. Редколлегия устного журнала «А у нас во дворе» по случаю холода обсуждала новости стоя, но поближе к новому объекту внимания двинулись как по команде.