– Надо отцеплять эту бабу от нашего поезда, – резюмировал я, когда мы с Морозовым вышли после собрания. – Втравит нас в Вене в какую-нибудь историю!

– Я бы на твоем месте насчет характеристики побеспокоился. – Игорь Александрович, ломая спички, закурил сигарету. – Тонька в твой деканат звонила, я слышал через дверь. Ей там про какие-то жалобы на тебя рассказали. Ты и правда порнографию смотрел с однокурсниками?

– Ложь и поклеп, – отмазался я. – Прошел слух, что еду в Вену, вот и проснулись завистники. Ну ничего, есть у меня на них управа!

– Думаешь, иностранцы защитят? Потребуют второго соавтора докладчиком?

– Нет, на этих надежды мало. Хотя Чазов обещал все ускорить с «Ланцетом», уже завтра статья будет в Лондоне с оказией.

– Неделю им прочитать, неделю-две нужно, чтобы рецензенты дали заключение, – стал загибать пальцы Морозов. – Нет, никак не успеваем к Вене. Если в наших журналах очередь до лета, то уж у англичан…

– Мы же это обсуждали! Нам не надо, чтобы статью опубликовали – надо, чтобы ее приняли к публикации и тем самым признали наш приоритет! Хорошо бы припугнуть «Ланцет»… Мол, еще в «Нейчур» отослали – кто успел, тот и съел! Эх, не догадался Чазов, и никто не посоветовал…

Лебензон поймал меня на скорой в субботу часа в три дня. Специально в выходной приехал? Что за срочность такая? Не торопил ведь, обозначал только общую заботу, без спешки. Небось, Льва Ароновича вызывали на беседу опера и там мягко намекнули, что он может при желании следователя быстро стать свидетелем по делу, а будет давать неправильные показания, так и в подельники запишут. Это просто делается, было бы сказано. Соответственно, и стремление решить вопрос с максимально возможной скоростью только возросло.

– Ну что там, Андрей? – спросил он, едва я закрыл за собой дверь в его кабинет.

– Что мог – сделал, – ответил я. – С нужным человеком поговорил, при мне звонили, просили разобраться. Надеюсь, все решится в ближайшее время.

– Точно? Извините, на нервах из-за этой ситуации. Как на иголках весь.

Ну сто процентов, пригрозили Аронычу, вот он и взвелся, вон третий раз руки платочком вытирает. Понятное дело, и в тюрьму мужику не хочется, и начальника топить по чужому приказу неохота.

– Я пойду тогда, Лев Аронович? – спросил я, когда пауза стала слишком длинной.

– Вы не подумайте только, что я пытаюсь присвоить себе заслугу… – путано начал Лебензон. – Николай Михайлович… мы с ним еще в тринадцатой больнице… столько лет…

Оказывается, и Каверин, и Лебензон – бывшие психиатры? Вот это совпадение! Ну да, если сто лет знакомы, да еще и общаются близко…

Томилина ждала в коридоре. Будто я потом не ответил бы на животрепещущие вопросы.

– Зачем вызывал? – спросила она, хватая меня за пуговицу на халате. Чтобы сбежать не пытался.

– Личный вопрос, не могу рассказать, – съехал я с темы. – Семейное.

– Ну как знаешь, – чуть обиженным голосом протянула она.

– Ты мне лучше ответь на два вопроса, – я тоже взял Елену за пуговицу. – Какого лешего ты закрыла больничный и что там с твоей машиной?

Правильно, первый вопрос – для затравки, второй – глобальный. Возможные покупки, особенно крупные, они мозг не только дамам прочищают.

– Надоело дома сидеть, да и повязка эта дурацкая. Представляешь, я ее на ночь снимала, так проснулась как-то, а у меня рука вверх сама поднялась. Соскучилась по нормальным движениям.

– Получишь привычный вывих на растянутой суставной сумке, будут тебе движения.

– Ну не ворчи, Андрей, я же осторожно. – Томилина придвинулась на пару сантиметров ближе. Мелочь вроде, а рабочее настроение как корова языком слизнула. – А насчет машины… Говорят, надо с собой специалиста брать, чтобы не напороться на сюрприз какой-нибудь. А у меня таких знакомых нет. Ты не знаешь, случайно?

– Знаю. Это я. Летчик-космонавт, мастер спорта по стрельбе из лука, майор Гиви Абрамович Чингачгук.

Лена засмеялась. Анекдот про хитрого любвеобильного грузина появился недавно и свежести еще не утратил.

– Так давай я позвоню, а мы после работы поедем.

– Вроде на завтра особых планов у меня нет. Заскочим только ко мне, надо взять одежду, в чем под машину лезть, и фонарь на всякий случай.

Но позвонить прямо сейчас нам помешала диспетчерская, отправившая нас на вызов. Плохо. Это повод такой. Посмотрим, кому там хуже, чем остальным. Фролов традиционно молчал и думал о своем, шоферском. Привез, остановился у подъезда и сразу уселся поудобнее, прикрыв глаза. Может, даже похрапывать начнет, у него с этим никаких проблем. Всю жизнь завидовал вот таким людям – чуть что, умостился и дрыхнет уже через минуту.

Открыл нам явно похмельный мужик. Но не запойный, одет чисто, побритый, причесанный. Но выхлоп от него… Смесь водки с пивом придает особый оттенок вашему дыханию. А если на старые дрожжи…

– Здрасьте. Вон супруга моя, – махнул он рукой куда-то вглубь квартиры, – легла и не встает. Говорит еле-еле, а ей на смену в ночь… – Тут он опасно икнул, и я на всякий случай отступил в сторону.

– Давно такое? – спросила Лена, проходя вперед. – Ведите, показывайте.

– Так уж больше часа, наверное.

Женщина ближе к пятидесяти, лежит, сопит.

– Свет включите, – попросил я, подступая с тонометром и термометром.

Не нравится она мне. Дышит поверхностно как-то, голова с подушки скатилась, ей явно неудобно, а не ляжет нормально. Следы небрежно вытертой рвоты на халате.

Короче, кое-как удалось выяснить, что плохо ей стало к обеду, трижды рвота была, послабило тоже пару раз, хотя с утра уже тошнило и она не ела ничего. Это вчера началось, вон и сыну тоже худо стало.

– А вчера что ели? – продолжил я допытываться.

– Что всегда. Щи свежие, макароны. Жора рыбки принес, они с Сашкой пиво пили, ну и я съела одну.

Смотрю, при упоминании рыбки и Томилина насторожилась. Тут и Сашка зашел. Бледноват парень. И глаза прямо как у матери, в разные стороны.

– Это у вас косоглазие наследственное? – на всякий случай спросил я. Хотя вроде о таком и не слышал.

– Да ты что… – Начал мужик, потом посмотрел на сына и на жену. – Фигасе, окосели… – удивленно протянул он.

– Короче, в больницу всех. В инфекцию. Ботулизм у вас. Рыбу где покупали?

– Да у метро, бабулечка торговала… Я вчера на поминках был, мужика из нашей бригады хоронили, выпили, конечно, домой шел, купил. Доктор, подожди-ка! – Похмельный потрогал свой живот, пожал плечами. – Я ничего не чувствую! Не болит, не корежит…

– Это потому, – начал объяснять я, – что ты водку бухал. Продезинфицировал себя изнутри от бактерий. А они, – я кивнул в сторону сына и жены, – нет. Беги, ищи соседей. Будем выносить твою супругу. Сейчас спецбригаду вызовем.

– Доктор, – мужик вдруг плюхнулся на колени перед Еленой и обнял ей ноги, – ради всего святого, вези сама, не жди никого! Век молить за тебя буду! Только спаси! Я сам ее на руках вынесу!

– Ладно, – подумав, сказала Томилина. – Вы ноги мои отпустите.

Жора и вправду вынес жену на руках к машине, помог погрузить ее на носилки. Свободных бригад не было – повезли обоих. В инфекционку летели с мигалкой, ибо женщине стало совсем плохо.

– У нее дыхательная недостаточность нарастает! – Томилина схватила «амбушку», начала помогать дышать.

Тут бы интубировать, да где же у нас такое на линейной бригаде? Я набрал кордиамин, уколол. Надеюсь, поможет. И тут пошло рвать сынка. Места в рафике не так чтобы много, а когда везешь двух пациентов, одного почти с остановкой дыхания, а у другого рвота и судороги… Хорошо еще, что ведро стояло практически у парня под ногами, на пол почти не попало.

– Фролов! – заорал я водителю. – Вызывай диспетчеров, пусть в инфекцию позвонят, дернут врача в приемный, скажи, тяжелую везем!

В приемное отделение мы женщину завезли еле живую – ее сразу на каталке увезли в реанимацию. Что там дальше с ней будет, одному богу известно. Хотя прогноз хреновый, конечно. Чем дольше без помощи, тем хуже. Да и сын ее, Сашка, тоже поплохел к концу поездки, из машины под руки выводили, голова как на нитках болтается. А дома еще ведь бодрячком держался.