Первым «молодым реформатором», создавшим группу, которая должна была стать проводником России в новую эру, стал Егор Гайдар, 35-летний экономист, возглавивший постсоветское российское правительство. В 1990 году, будучи редактором экономического раздела газеты «Правда», он участвовал в спорах относительно будущего Советского Союза. Однако в то время он не проявлял того антикоммунистического рвения, которое вскоре продемонстрировал. Вместо этого он призывал к постепенной эволюции к «коммунизму с человеческим лицом» под руководством Коммунистической партии и предостерегал против сторонников политики рыночного радикализма. В конце 1990 года Гайдар ушел из «Правды» и основал новый Институт экономической политики, а поскольку его больше не сдерживали партийные обязанности, то и его политическая позиция претерпела изменения. Он приступил к разработке проектов радикальных экономических реформ, касающихся России.
20 августа 1991 года он примкнул к толпе демонстрантов в защиту Ельцина у стен Белого дома во время попытки путча. Там он познакомился с Геннадием Бурбулисом, близким советником Ельцина, и они вдвоем обсуждали будущее Советского Союза. Бурбулис согласился с Гайдаром, который делал упор на судьбе России, а после провала путча он познакомил Гайдара с Ельциным и вместе со своими близкими партнерами начал разработку плана реформ в России.
Эта группировка разработала план, призывающий Россию начать экономические реформы, в том числе либерализацию цен и создание свободно конвертируемого российского рубля, не ожидая других республик. Ельцину понравился этот план и он начал предпринимать шаги по его осуществлению. Гайдар был назначен заместителем премьер-министра, и ему были предоставлены полномочия для того, чтобы сосредоточиться на экономике[32]. В ноябре 1991 года он был назначен министром финансов.
Назначение Гайдара привело к радикальным переменам в стиле российского правления. Гайдар поддерживал тесную связь с экономистами свободного рынка, с которыми он был знаком со времен советских институтов и эпохи перестройки, и они вместе с ним вошли в состав правительства. Впервые группа молодых людей, объединенных студенческими связями, достигла вершины власти. Небритые молодые люди в потертых на коленях джинсах запросто стали заходить в офисы Администрации Президента, в то время как остальные просители, включая министров и директоров заводов, ждали в приемной с 7 часов утра до поздней ночи.
Большинство этих «молодых реформаторов» в советское время были работниками идеологического сферы, где в их задачи входило способствовать «построению коммунизма». Хотя они были в значительной степени прозападно настроены, им постоянно приходилось выражать точку зрения, прямо противоположную их истинным воззрениям. Результатом этого стала их моральная деградация, которая вызывала у них беспощадность по отношению к другим чиновникам коммунистического режима и к россиянам вообще. Их раздражение усиливалось из-за того, что они потеряли доверие партийных лидеров, лишивших их перспективы блестящей карьеры[33].
В атмосфере двоемыслия, в которой реформаторам приходилось работать в советский период, они разработали систему, способствовавшую продвижению России по пути реформ. Она включала социальный дарвинизм, экономический детерминизм и терпимое отношение к преступлениям.
Социальный дарвинизм «молодых реформаторов» во многом явился реакцией на мнимую заботу советского общества о нуждающихся в помощи. Эта теория выражалась в отказе учитывать влияние их политики на население России. Когда благодаря одному из первых законов нового правительства цены почти на все продукты вышли из-под контроля, в результате чего 99 % населения лишились своих сбережений, Гайдар, отвечая на протесты, говорил, что деньги на сберегательных счетах людей были ненастоящими, поскольку не подкреплялись количеством имеющихся товаров[34].
Социальный дарвинизм дополнялся экономическим детерминизмом. По иронии судьбы реформаторы, намереваясь разрушить социализм, сохранили его основной философский постулат — веру в то, что мораль и законы сами по себе не имеют независимой законной силы, а являются функцией лежащих в основе общества экономических отношений.
Реформаторы мало интересовались источниками права, которые регулировали работу рыночной экономики в странах Запада. На самом деле, в результате многих лет изучения марксизма, они объявили моральный идеализм «буржуазным вымыслом», который не был основан ни на чем реальном.
Последствия социального дарвинизма и экономического детерминизма в значительной степени усиливались практическим влиянием мировоззрения, на основании которого реформаторы проводили преобразования в России. Это заключалось в терпимости реформаторов по отношению к преступлениям. Под влиянием десятилетий лживой советской пропаганды они полагали, что первоначальное накопление капитала в рыночной экономике почти всегда является преступным, и, поскольку были ярыми сторонниками капитализма, им было сложно не преступать закон.
Бандиты и дельцы «черного» рынка также были заинтересованы в экономике свободного рынка, поэтому реформаторы начали считать их «своими» и реагировали на рост благосостояния и собственности у преступников с хладнокровием и даже с одобрением, полагая, что бандиты смогут удерживать свой капитал лишь до тех пор, пока у них будет возможность заставлять его работать «на пользу общества»[35].
Социальный дарвинизм, экономический детерминизм и терпимое отношение к преступлениям, вместе взятые, подготовили «молодых реформаторов» к фронтальному наступлению на структуры советской системы без какой-либо поддержки со стороны общества и законодательных органов. Это стало причиной катастрофы российского общества.
Россия в 1992 году, первом году реформ, нуждалась в фундаментальных изменениях, но в моральном и психологическом отношении она была не подготовлена к быстрым и решительным преобразованиям, которые планировали «молодые реформаторы». Большинство россиян обладали коллективистским менталитетом и не были готовы к тому, чтобы принять конкуренцию без социальных гарантий, которые они долгие годы воспринимали как само собой разумеющееся. В то же время переход от социалистической экономики к рыночной на самом деле являлся переходом от экономики вертикальных связей к экономике горизонтальных связей и был очень рискован, поскольку эти горизонтальные связи, существовавшие в сердце старой структуры и на которых строилась любая экономика нового типа, были монополией «черного» рынка.
Но, несмотря на неподготовленность российского общества к несвоевременным и быстрым преобразованиям, реформаторы продолжали действовать с максимальной скоростью. Они тотчас же отпустили цены, либерализовали внешнюю торговлю и ликвидировали барьеры для импорта. Для борьбы с инфляцией денежные запасы были сокращены и рубль был сделан полностью конвертируемым. Под действием этих мер, известных под собирательным названием «шоковая терапия», плановая советская экономика в полной мере подверглась сильному воздействию рыночных сил, но без обычных гарантий рынка. Результатом этого явился внезапный и катастрофический экономический кризис, который стал в конечном счете результатом эпидемии воровства[36].
В посткоммунистической России деньги находились в руках бандитов, коррумпированных бывших членов советской номенклатуры и ветеранов подпольной экономики[37]. Ресурсы сосредоточились в руках правительственных чиновников. В обществе, где отсутствовала мораль и правовые нормы, эти партии действовали сообща.
