— Боже! — вырывается у меня стон, и я рада, что мы дома совершенно одни, и никто не услышит моих бесстыдных криков.

По телу разносятся яркие вспышки, я развожу ноги сильнее, подаваясь навстречу умелому рту Демида, пока он продолжает меня терзать. Внезапно его лицо оказывается напротив моего, и я снова вижу дикий блеск в любимых глазах. Демид впечатывается в мой рот, передавая мне мой собственный вкус, и толкается в лоно твёрдой до невозможности головкой.

Я стону в его рот, впиваясь ногтями в плечи, притягивая его к себе максимально близко. Так близко, что моя грудь расплющивается под весом Демида.

Границы стираются между нами. Мы становимся единым целым, сплетясь в страстный клубок любви. Демид размашисто ходит внутри меня, шепча то какие-то невероятные нежности, то самые настоящие пошлости, которые подхлёстывают меня с новой силой. Долбит меня до полного помутнения рассудка, до хрипоты в горле, до изнеможения.

Кончаем почти одновременно. Я ору, захлёбываясь криком, взрываясь на миллиард невидимых бабочек, и Демид с утробным рыком, впервые глубоко изливаясь в моё истерзанное лоно.

Некоторое время мы лежим, всё так же сплетённые не только телами, но и душами. И мне хочется остаться в этом моменте навечно. Замереть навсегда.

(Примерно два года спустя)

— Спят усталые игрушки, книжки спят. Одеяла и подушки ждут ребят.

Петь колыбельные у меня выходит хреново, но дольше и не требуется — Ванечка вырубается махом.

На инстинктах поправляю его одеяльце, с минуту любуюсь спящим сыном. У него светлые волосы Оли и такой же задорный нос. Синие пронзительные глаза и упрямый подбородок с ямочкой — мои. Характер такой же своенравный, поэтому спать укладываю его я. Оля с ним слишком мягка, и он вьёт из неё верёвки. Со мной не забалуешь. Если папа сказал спать, значит спать!

Не думал, что стану умиляться спящему младенцу. До кишок пробирает власть, которую сын имеет надо мной, похлеще, чем жена. Хочется взять Ванечку на руки и не отпускать никогда, но он мужчина, маленький мужчина, и я сюсюкаю с ним в меру, больше разговариваю, объясняю, что хорошо, а что плохо. Рука моя тверда, но сердце мягче сливочного масла.

Ещё раз поправляю одеяло сына и выхожу из его спальни. Когда-то это была моя комната, но мои детские воспоминания беспощадно стираются новыми событиями, связанными с новым обитателем комнаты. Ванечка мягко и ненавязчиво застилает всё плохое своим присутствием.

Так же, как и Оля. Ей удалось вдохнуть в ненавистный мне дом, совершенно другую жизнь. Теперь мы тут хозяева и мы создаём свой новый мир на ошибках родителей и на своих собственных.

С того момента, как мы узнали, что станем родителями, мы ни разу не поссорились. Я вообще не спорю с женой, а она, будто нарочно, и поводов не даёт. Материнство сделало её мягче, но уязвимей. Тут-то и пригодилось моё крепкое плечо. Никогда не чувствовал себя более мужественным и сильным, чем сейчас, став мужем и отцом.

Захожу в нашу с Олей спальню. Она сидит на кровати, завёрнутая в полотенце с расчёской в руках. Задумчиво и неторопливо расчёсывает волосы, влажные после душа.

— Иван уснул, — радостно сообщаю я жене. — Позволь мне?

Сажусь рядом и отнимаю у неё расчёску. Обожаю её волосы. Испытываю эстетическое и тактильное удовольствие, трогая их руками.

— Так быстро? — удивляется Оля. Она каждый раз удивляется, и каждый раз вслух. — Ты знаешь какое-то заклинание, Демид?

— У меня есть одно и для тебя. — Отодвигаю волосы в сторону и целую плечо жены. Она судорожно вздыхает и наклоняет голову, подставляя мне шею для поцелуя. — Обещаю, сегодня ты вырубишься до того, как я выну из тебя член.

— О-о-о, правда?

Оля смеётся и кладёт руки на мои бёдра. Этого достаточно, чтобы я почувствовал эрекцию. После родов Оля осталась такой же худенькой, как и была до, но бёдра чуть раздались, отчего её попка стала ещё вкуснее. Я придвигаюсь ближе, утыкаясь в Олю своим возбуждением.

Я боялся, что Оля заскучает в декрете, ведь раньше она не могла жить без путешествий и магазинов, но она одомашнилась. У нас не было няни, так что скучать ей было некогда. Оля даже потихоньку начала вести свой инстаграм, выкладывая совместные фото с сыном и обсуждая с другими мамочками тему материнства. Она говорила мне, что счастлива, и я ей верил, потому что чувствовал то же самое.

— Демид?

— М-м-м?

— Может, пора простить Аврору?

От упоминания о моей матери, моё "настроение" падает, поэтому я продолжаю просто методично водить расчёской по волосам Оли.

Я не видел мать с тех пор, как мы поссорились. Она не пришла на нашу с Олей свадьбу, демонстративно проигнорировав самое важное событие в нашей жизни на тот момент. Конечно, я был расстроен.

Потом я поздравил маму с днём рождения — тишина. Только когда я скинул ей фотографии грудного сына, мама начала переписку со мной. Но не было в ней ни капли раскаяния в том, что она наговорила нам с Олей в прошлом. Сообщения были сухими и немногословными.

— Оля, не лезь в это. Это моя мама, не твоя.

— Позволь пригласить её хотя бы на день рождения к Ванечке? Давай дадим ей шанс?

— Зачем тебе это?

Я отложил расчёску и развернул жену к себе. Чисто по-человечески, мне, конечно же, хотелось, чтобы мама виделась с нашим сыном, но инициатива должна была исходить от неё самой, а она, к сожалению, за год так и не появилась.

— Ты не думаешь, что твоя мама может умереть? И мы уже ничего не сможем сделать… Я бы хотела, чтобы моя мама и дядя Юра увидели, какой у нас чудесный сын, но это невозможно.

— Хорошо, Оля. Давай попробуем, — сдался я, сочтя её доводы убедительными. Они тронули меня до глубины души. Всё же есть в моей жене крупица мудрости.

— Я сама приглашу Аврору. Ладно?

— Ладно, — улыбнулся я. Потом почему-то вспомнил, что моя борода не нравится маме. — Как думаешь, может, мне сбрить бороду?

— Я уже привыкла к ней, — Оля погладила меня по небритым щекам. — Но это было бы интересно.

Перед праздником я побрился. Оле понравилось. Она сказала, что я выгляжу теперь, как пацан, но её дико возбуждает ямочка на моём подбородке. Меня это позабавило, но какое-то время я решил походить без бороды.

Как и обещала, Оля выслала приглашение на праздник моей матери, и та пообещала приехать.

Я так волновался, ожидая её приезда. Даже больше, чем Оля, которая носилась по дому, как угорелая, в сотый раз проверяя, не забыла ли она свечи на торт, и ровно ли висят шарики, которыми была забита гостиная.

И только Ванечка беззаботно носился, гоняя кота, падая на ровном месте, как и положено тем, кто только начал ходить.

Мама приехала вовремя. Служанка запустила её в дом и проводила в гостиную. Я настороженно смотрел на то, как мама здоровается с Олей. Она привезла столько пакетов, что я удивился, как у неё всё это поместилось в руках. Мама сильно сдала за два года. Прежде я не замечал такого количества морщинок на её лице, и устало опущенных плеч.

— Здравствуйте, Аврора, — тепло обняла её Ольга, и я позавидовал её терпению и доброте. — Мы очень рады, что вы приехали!

— Спасибо, что пригласили, — скромно проговорила мама, неуклюже протягивая букет Оле. — Поздравляю, дорогая!

Настала моя очередь обнять гостью. Я вздохнул, сбивая с себя волнение и пришибленную гордость. Раз уж мама перешагнула через своё эго, пора бы и мне это сделать по отношению к ней.

— Здравствуй, сынок! Ты побрился? — всплеснула она пакетами. — Это просто невероятно!

— Привет, мам! — Невероятным было то, что она оставила где-то за воротами своё высокомерие. Я чмокнул её в щёку и позвал Ванечку. Присел на корточки рядом с ним, когда он с интересом уставился на незнакомую тётю. — Иван, это твоя бабушка Аврора.

Мама тоже присела на корточки, жадно впившись глазами во внука. Я, наконец, освободил ее руки от пакетов, и она протянула их к Ванечке. Иногда украдкой я показывал ему фотографии мамы, поэтому он узнал ее ис лёгкостью шагнул в распахнутые объятия. Такой же доверчивый, как Ольга. Весь в мать! Мама расплакалась, прижимая внука к себе. Я перевёл взгляд на жену, которая тоже ревела в сторонке в три ручья, давясь рыданиями.