Мы опустились на ступеньки веранды, я обняла Иорвета и думала, что мне жаль, что я этого не увижу. В долине уютно и мирно светились огоньки деревни скоя'таэлей.

— Это будет нескоро. Мы узнали, кому предназначен меч, но это не меняет пока ничего.

— Я должен обучить её всему, что знаю, пока есть время, — сказал Иорвет.

Вечером я укладывала Ульяну спать. Гленн ещё не спустился — в те дни, когда приезжала Йеннифер, ему позволялось засиживаться с ней допоздна. Ульяна забралась ко мне на колени, и я покачивала её, прижавшись губами к тёплой макушке.

— Я больше никогда-никогда не буду трогать твой меч, — бормотала она. — Он мне не нужен, больше не хочу его!

— Когда-нибудь он станет твоим, когда придёт время.

— Я не хочу, чтобы время пришло, а ты ушла, — она обвила руками мою шею и тихо заплакала. — Никогда!

— Это будет нескоро, через целую вечность, мой огонёчек, я обещаю, — я уложила её на подушку, прижала к груди. Хотела бы я сама себе верить так, как дочь верила мне. — Обещаю.

***

Вопрос, что делать летом, перед нашими детьми больше не стоял.

— Весемир! Весемир! — скандировали они, когда за завтраком мы с Иорветом в красках, достойных реклам туристических агентств, предложили другие варианты путешествий.

— В Зеррикании водятся драконы! — сказала я.

— Весемир! — дети переглянулись и ударили вилками по столу: — Колбасыр! Колбасыр!

В Каэр Морхене мы с Иорветом задержались ненадолго. Дети подросли достаточно, чтобы оставить их на попечение Весемира, да и Эскель с Марго вызвались помогать, а Йеннифер, казалось, была только рада сплавить нас и получить Гленна в своё полное распоряжение.

— Алтинадир или Каэр Трольде? — лукаво спросил Иорвет, подбрасывая монету. — У меня есть дела и там, и там, а своего Ундвика я ещё в глаза не видал.

— Даже не знаю, — задумалась я. — Я бы встретилась с Зоуи, да и вид из дома Исенгрима отличный.

— И постель в чайхане в касбе Шала мы так и не использовали по назначению, — кивнул он и рассмеялся: — Решено!

***

В старом мире прошло около пятнадцати минут, когда муж и сын обнаружили ту Яну в кресле. Муж склонился над ней, прижимая к уху телефон, сын держал за руку, на щеках его блестели слёзы. Я протиснулась между ними, ощупала старую себя — изменений не было. «Не спешите, пожалуйста! — мысленно воззвала я к мужу с сыном. — Ещё не время!», и надеялась, что скорая будет ехать долго.

В этом же мире мы жили, работали, путешествовали, учили детей. Они росли медленнее, чем людские — к двадцати годам всё ещё были угловатыми подростками, состоящими из локтей, колен и воюющего со всем миром настроения. «Эльфы не спешат взрослеть», — успокаивал Иорвет. Элен, старшая дочь Эскеля и Марго, уже превратилась в красивую молодую женщину и писала стихи. Матиас вымахал в плечах с приёмного отца и был тайно (но явно для всех) влюблён в Ульяну, скулы которой теперь покрывали веснушки, а обращаться с мечом даже вслепую она научилась так, что Весемир лишь довольно покрякивал. Знаки она умела делать лучше меня, особенно Игни, который получался великолепно во всех вариациях. Гленн с Йеннифер начали отлучаться в экспедиции на старые эльфские развалины, раскапывая артефакты, а порталы мой сын ставил настолько точно, что через некоторое время мы с Иорветом почти перестали использовать лошадей, которым уже и так давно было пора на пенсию. Зачем нужны лошади, когда под боком есть свой собственный чародей?

К моему счастью, точные науки Гленн тоже не забывал. В мельнице мы оборудовали лабораторию, соорудили из шёлковых лент, медных щёточек и металлической сферы простейший генератор Ван Де Граафа. Электричество Гленн отнес к подвиду магии. Математика же завораживала его сама по себе, и моё материнское сердце переполнялось гордостью, когда он решал какую-нибудь особо мудрёную олимпиадную задачку. «Выкуси, Йеннифер», — думала я, хотя и совершенно не представляла, зачем понадобятся ему производные и интегралы в будущем.

Завязавшаяся в Вергене дружба с Марго непостижимым образом с годами только крепла. Ни то, что мы были разными, ни прошлая любовь к Эскелю не могли пошатнуть её. «Мужчины! — фыркала Марго, когда вытаскивала меня в злачные места Новиграда (обязательно инкогнито). — Необходимо, но не достаточно!» Втайне я считала, но, конечно, не говорила ей, что хотя шёлковые платья, расторопные бонны и тёплая ванная комната и могут длиться долго, но однажды начнёшь мечтать о рае в шалашах на краю мира, о ветре и небе и друзьях, которые любят тебя просто потому, что ты есть. Не пристало женщине, даже заработавшей достаточно, отказываться от того, чего хочется на самом деле.

Анаис, внебрачная дочь короля Темерии Фольтеста, выросла приёмной дочерью при дворе Саскии, которая любила её так же, как своего собственного сына, тоже Александра. Эмгыр ослабел здоровьем и уже не мог держать в стальном кулаке империю, и в двадцать пять Анаис вернула себе трон Темерии. Роше с Бьянкой, выбравшие быть вместе, ушли на покой, променяв войну на прохладную тишь кабинетов вызимского дворца. Мне нравилось встречаться и с ними, и с Шани в Оксенфурте. В отличие от ведьмаков, эльфов и магичек, время шло для нас одинаково.

***

Скорая приехала в тот мир минут через сорок. В этом мире я прожила сорок пять лет. Волосы мои стали белоснежными, и когда мы с Иорветом приезжали в Каэр Морхен, там собиралась коллекция белоголовых ведьмаков — я, Весемир, Геральт и Цири, которая не старела, как и эльфы, но появлялась иногда из других миров на радость родителям. В такие редкие моменты Весемир распоряжался закатывать пир.

Когда детям исполнилось сорок — совершеннолетие по эльфийским меркам, в кругу Шепчущих Камней под присмотром Йеннифер они прошли инициацию. Чтобы уходить на изнанку, им не нужно было соединять ладони, достаточно было пожелать и погрузиться в особую медитацию, хотя, так же как и мы, они теряли силу по возвращению.

Я понимала, что осталось совсем чуть-чуть: медбрат уже прощупывал пульс, врач копался в сумке. В тот год мы взяли детей и отправились в путешествие по всему миру. В Драконовы Горы в дом Исенгрима, в Ард Дол к Айонантаниэлу, в Алтинадир повидать Борха и его сына, который уже научился трансфигурировать и оказался жгучим юным брюнетом, неуловимо похожим на Саскию. Зоуи тоже прибыла во дворец Хатун Мелике.

— Пока в мире есть хоть один золотой дракон, мир выдержит, — сказала она.

— А если их три, то пусть другие миры боятся! — воскликнул Борх.

На прощание Веструм отвела наше семейство в сторону и выдала Ульяне белого, а Гленну чёрного шахматного коня.

— Предназначению надо немного помогать, — подмигнув нам с Иорветом, сказала она.

Погостили мы и в Вергене у Киарана, и может быть зря, потому что Ульяна любила его всё отчаянней и не забыла о вырванном обещании, а он, кажется, так и продолжал видеть в ней ребёнка. Доехали до Синих Гор к Свободным Эльфам, потом до Ковира, где нам с дочерью пришлось втиснуться в двадцатикилограммовые бальные платья, а потом на Скеллиге. Рагнар был тут вместе с поседевшей Керис. Он отвёл меня на могилу Наины.

— Она была очень счастлива здесь, — сказал он.

— Я тоже, — прошептала я.

Потом всей семьёй мы вернулись в дом на мельнице. Всё-таки, это было лучшее место на Континенте. Стояла поздняя осень. Врач уже отломил кончик ампулы.

— Я ненавижу время, — сказал Иорвет, когда мы вечером, как обычно, сидели на ступеньках веранды. — Я ненавижу его, потому что ничего не могу с ним сделать.

— Мы знали, что рано или поздно так будет. Та Яна дала нам целую жизнь времени.

— Я знаю, но не могу смириться, — он притянул меня к себе, обнял. — Мне кажется, что ты ушла далеко вперёд по дороге, куда мне путь закрыт. А я остался, несмотря на то, что мы жили бок о бок и вырастили детей. Ты уходишь, а я топчусь на месте.

— Я ещё не собираюсь умирать! — рассмеялась я. — Может я и стара, но тело моё здорово, и я крепко держу в руках меч.

— Ты всегда легкомысленно относилась ко времени.