Скульптуры застыли на гробницах как мимы, и чудилось, что стоит моргнуть, и они переменят позы, с молочных белых плеч соскользнут невесомые мраморные ткани, звякнут украшения. Пальцы девушки, присевшей у корзины цветов, казалось, вот-вот коснутся губ, и она пошлёт воздушный поцелуй. Эдвар остановился около неё и послал поцелуй в ответ.

— Маленькие театральные подмостки, — он обвёл рукой ряды саркофагов, — на каждой из которых разыгрывается сценка, воспевающая жизнь. Любовь. Красоту.

— Не время болтать, — оборвал Дэвин.

Эдвар неохотно отвернулся от девушки.

— Мёртвые живы. Живы нашей любовью, — сказал он тихо в сторону Исенгрима с Иорветом и направился за Дэвином.

Я задержалась у статуи. Все ушли вперёд, и мне ужасно захотелось прикоснуться к девичьей руке. Выше локтя её стягивал браслет — сжимал нежную, будто восковую кожу, и казалось, что она должна быть мягкой. Но я не осмелилась тянуться и быстро дотронулась до мраморного колена, скрытого туникой. Колено было твёрдым и ледяным. Напротив замер с полуулыбкой на устах юноша — через миг он рассмеётся, разогнёт руку и бросит девушке розу. Через миг длиною в вечность.

Мимо голубых светильников и тонконогих колонн мы шли вдоль пещеры, как по главному нефу храма. Эльфы больше не останавливались, и я переходила на бег, чтобы поспевать за ними. Дэвин резко свернул в сторону, провёл мимо саркофагов, статуи на которых были серыми, с отколотыми руками — наверное Эдвар и другие реставраторы ещё не успели добраться до этой части некрополя. Мы прошли дверь и, поднявшись по узкой винтовой лестнице, очутились в дворцовых коридорах.

Голубое сияние сменилось мягким оранжевым полумраком — горело масло в металлических чашах с чеканным узором. Масла было налито доверху, будто к нашему приходу готовились. Пустые сводчатые галереи лабиринтом разбегались в стороны. Стражи не было ни у лестниц, ни на переходах в другие галереи. Никого — как и обещал Дэвин.

— Слишком просто, — пробормотал под нос Иорвет.

Мы поднялись на этаж выше, и Дэвин загремел ключами у очередной двери. Я сосредоточилась — на каменной скамье у входа совсем недавно сидели. «Наверное, часовой», — подумала я.

Идти стало мягко — под ногами стелилась зеленоватая ковровая дорожка. Коридор — уже изысканный, дворцовый, с утончённым резным орнаментом по стенам освещался свечами в вычурных канделябрах, развешанных между узкими арками окон. За окнами была темень.

Дэвин вывел в холл с гигантскими двустворчатыми дверями. Вероятно, это был парадный вход во дворец. От входа поднималась широкая лестница. Она сужалась кверху к площадке и раздваивалась влево и вправо на балконы второго этажа. Дэвин выругался. На площадке под сенью деревьев в кадках — узловатых и пышнолистых — сидели, вытянувшись, два оцелота. Изящные пятнистые кошки, каждая размером с некрупного леопарда, равнодушно смотрели сверху и не двигались с места.

— Разве они не должны были ночевать в саду… — начал Эдвар.

— Очевидно, они пробрались внутрь, — с досадой перебил Дэвин.

Иорвет потянулся за луком.

— Нет! — Эдвар наклонил заложенную стрелу. — Францеска почувствует боль любимцев и проснётся.

— И что прикажешь делать? — зло прошептал Иорвет. — Скормить им одного из нас?

— Есть ли другой путь? — спросил Исенгрим.

— Там стража, — ответил Дэвин. — Если вы подождёте здесь, я перенаправлю её на другие посты.

— Время! — мотнул головой Иорвет. — Скоро рассвет.

— Погодите, — я хлопала по карманам. — Мы пройдём, если…

— Оно у тебя с собой? — взгляд Иорвета, контакт.

Он знает и я знаю, и не нужно проговаривать вслух.

— Да, — прошептала я, нашла, наконец, в кармане платок и достала из пояса пузырёк с остатком мускуса из желёз хакланских кошек. — Не уверена, что сработает.

— Оно сработает, — тихо сказал Иорвет.

Едва я откупорила пузырёк, оцелоты, будто пятнистая жидкость, стекли по ступеням и, толкая боками в колени, закружили у ног. Волнуясь, я выплеснула остаток зерриканского мускуса на платок. Как огромные котята, оцелоты набросились на кусочек ткани, подкидывая его лапами, драли когтями и даже не заметили, когда мы пробежали по лестнице мимо. Дэвин торжествующе улыбался.

Наверху мы прошли через тёмный зал, от пола до потолка увешанный портретами. Слабый свет фонарей проникал сквозь окна и ложился на паркет бледно-жёлтыми прямоугольниками. Полувидимые, как привидения, провожали нас взглядами белеющие в тяжёлых рамах лица. Иорвет держал меч наготове. Шагов эльфов не было слышно, и только в моём правом сапоге на каждый шаг тихо-тихо хлюпала под пяткой вода. Руки навязчиво пахли мускусом.

У высоких дверей на выходе из зала Дэвин задержался и долго вслушивался. Потом приложил палец к губам и потянул за изогнутую дверную ручку в форме цветочного стебля с нераспустившимся бутоном в навершии.

Медальон задрожал, и при попытке сосредоточиться в голову ворвался монотонный гул голосов и ощущение, будто тысяча зрителей ожидала нашего выхода, как танца маленьких лебедей. Я приоткрыла веки — мы вошли в библиотеку. На мгновение дыхание перехватило, потому что более красивого помещения я не видела в жизни. На золотых цепочках свисали пустотелые шары из тонкого прозрачного стекла, по поверхности которых расплывались оранжевые электрические кольца. В приглушённом свете янтарным и тёплым отливал природный рисунок полированного дерева массивных стеллажей. Поверху зал опоясывал плавно изгибающийся балкон, и книги заполняли все полки от пола до расписанного фресками сводчатого потолка.

Ещё раз сосредоточившись, я вновь услышала голоса — то были голоса книг. На повышенных тонах каждая декламировала свою историю, словно хотела, чтобы внимали только ей, но за общим гулом ни одну невозможно было расслышать. Библиотека была пропитана магией: она шла от светящихся шаров, от книг, от портретов на стенах в тёмных глубинах между стеллажами. Магия закручивалась в вихри, стелилась по полу. Раз за разом я пыталась сосредоточиться и с силой сжимала веки.

— Что-то чуешь? — шёпотом спросил Иорвет.

— Слишком много магии, ощущается, как толпа, и я не могу понять — это книги или тут есть кто-то ещё, — ответила я.

Он кивнул, успокаивающе прикоснулся к моей руке. Я пошла следом, выравнивая дыхание и пытаясь не злиться на себя. Даже сейчас, в момент крайней опасности, когда решалась его судьба, Иорвет поддерживал меня, а днём я раздражалась на него из-за ерунды. Дура. Медальон раскалился и жёг грудь.

У массивной деревянной тумбы Эдвар на секунду задержался. Под стеклом на зелёном бархате лежал свиток, который завывал громче остальных. Ветхие края искрошились, и рваные заломы бумаги заходили на текст. Aen Ithlinnespeath, знаменитое пророчество Итлины — грядёт Белый Хлад, Tedd Deireadh, и выживут лишь эльфы, что пойдут за Ласточкой, Дитя Старшей Крови. Мы разбирали его с Эйлин. Я злорадно усмехнулась — столетиями Францеска изучала потомков Лары Доррен, тайно занималась селекцией, влияя на выбор коронованных супругов для обладателей гена Старшей Крови, а теперь продукт её трудов, Ласточка-Цирилла, без ведома и разрешения Францески вместе с Геральтом готовилась к тому, чтобы где-то на Скеллиге уничтожить Дикую Охоту и победить Белый Хлад.

Из библиотеки мы прошли в нечто среднее между будуаром и кабинетом. Тяжёлые бордовые портьеры скрывали альков с креслами и чайным столиком с букетом цветов. Я смогла почуять, что за портьерами никого нет. Горки у стен полнились сервизами и фарфоровыми безделушками. Под открытой крышкой бюро у окна аккуратными стопками были разложены бумаги, на каминной полке так же аккуратно расставлены статуэтки. Всё было замершим и неподвижным в неверном ночном свете, однако не проходило тревожное ощущение внимательного, прикованного к нам взгляда. Фонило магией, и, пройдя на цыпочках мимо неостывшего камина, я увидела источник — ростовой портрет в богатой раме. На увитом цветами балконе на фоне водопадов стояла юная красавица в молочного цвета платье с ниспадающими с рукавов кружевами. Ладони её покойно были сложены на животе, а в золотых волосах сверкала королевская тиара.