Трудно сказать, почему женщина так прониклась судьбой юноши. Сам он никогда не спрашивал. Как и она не задавала ему никаких вопросов. Поначалу такое положение дел полностью устраивало Торна, но сейчас, почему-то раздражало. Однако сам он что-то рассказывать о себе боялся. И это было новое для него чувство.

Через час с небольшим, еда была готова. Торн накрыл на стол, расставил и зажег свечи, хотя в поселке имелось электричество, но юноша слышал, что женщинам такое нравится.

— Ого! — Торн так увлекся, что не услышал вошедшей Аделы. — Вот это да! Ты что охмурить меня решил, рассчитываешь на что-то после ужина? — игриво говорила она, протирая волосы.

— Нет… я. Просто ужин, — буркнул юноша.

Торн терпеть не мог ее манеру подшучивать над ним. То она была нежна и внимательна, то напориста и даже нахальна. Юноша был слишком молод и неопытен, чтобы понять: так Адела скрывала свое смущение.

— Что ж, раз такое дело, может, откроем бутылочку вина?

— Как хочешь, — проворчал Торн, не заметив грустную и виноватую улыбку хозяйки дома.

Ужинали молча. Торн всячески избегал смотреть на Аделу, но все же не удержался, уж слишком непривычно было ее молчание. Женщина была задумчива, в больших темных, чуть раскосых глазах, затаилась не свойственная для Аделы грусть. Ее волосы высохли и каштановым водопадом струились вниз. Все черты ее внешности, если смотреть по отдельности, были далеки от идеала: и уже упомянутые раскосые глаза, и курносый нос, и несколько большой рот с припухлой нижней губой. Однако все вместе делало ее внешность запоминающейся и привлекательной. Торн понимал, что подобный типаж нравится далеко не всем мужчинам, про таких, как она говорят «кровь с молоком». Энергичная, крепкая, ладная.

Юноша улыбнулся, представив, что было бы, скажи он кому-нибудь такой комплимент. Впрочем, Адела, может и не обиделась бы, странная она была, себе на уме. Наверное, поэтому мужчины и не набивались в женихи, побаивались ее. Даже те, кто приходил с помощью, не слишком-то хотели чего-то серьезного. Так, скорее побаловать свое самолюбие, похвастаться перед кем-нибудь, уделенным вниманием.

Адела заметила улыбку и шутливо сказала:

— О, кто-то повеселел. Снова мир? Или просто очарован моей красотой?

Торн не был исключением, его она тоже часто раздражала, смущала и ставила в тупик, но, хуже всего — он часто робел перед Аделой, чего прежде никогда с ним не случалось. Однако, вместе с этим, что-то бесконечно тянуло к ней.

— Просто задумался, зачем тебе все это нужно, — поспешно попытался переменить тему Торн и случайно выдал то, что было на уме, но лучше бы там и оставалось.

— Нужно что? — приподняла бровь женщина, явно догадываясь, о чем идет речь.

— Возиться со мной.

— Слово «доброта» тебе о чем-нибудь говорит? — лицо Аделы стало холодным.

— Говорит. Но такая доброта, — Торн сделал ударение на «такая», — редко встречается в жизни.

Юноша жалел, что говорил все это, но отступать уже было поздно.

— Что ж считай, тебе повезло, — последовал холодный ответ.

— Как везет, бездомному псу, которого приютили?

Адела промолчала, лишь тяжело взглянув на Торна, неприятная усмешка исказила ее лицо.

— Я не хочу показаться неблагодарным…просто… просто… — слова не шли на язык, очень уж не привычно было видеть Аделу в таком состоянии, видимо у нее тоже накопилось, и она сама давно жалеет о решении оставить юношу у себя. Эта неприятная догадка пришла неожиданно. Лицо Торна покраснело от стыда. — Извини, я понимаю, как тяжело тебе было, я не имею права больше обременять тебя. И уж поверь, найду способ отблагодарить.

Последнее было, конечно, лишнее. Адела резко встала из-за стола и взяла тарелку. Торн, мучаясь, и сожалея обо всем случившимся, тоже вскочил с места и поспешно сказал:

— Нет, нет, я все уберу и помою. Отдыхай.

Женщина поставила тарелку на место и, не сказав ни слова, удалилась в свою комнату. Торн убрал со стола, помыл посуду, сетуя в очередной раз на то, что это занимает намного больше времени, чем раньше, затушил все свечи и бесшумно отправился спать.

Вот только о сне и думать не хотелось. Даже ложиться не стал. Стоял у окна и размышлял о случившемся. Какой же дурак! Нюня! Устроил концерт. И из-за чего?! Какое он право имел? Как же стыдно. Он всегда презирал людей, путающих доброту и вежливость с чем-то другим, выдумывая то, чего нет и быть не может. И вот, неужели он сам?.. Хотелось провалиться сквозь землю, особенно вспоминая лицо Аделы. Слишком размяк. И все же, как тяжело в груди. Уйдет ли когда-то эта глыба льда. Плевать. Надо думать о будущем, вот, что важно…

От размышлений Торна оторвал скрип двери, он обернулся. На пороге стояла Адела. Она внимательно посмотрела на юношу, сделала несколько шагов навстречу и тихо заговорила:

— Я не умею проявлять чувства, — такого ее голоса Торн еще не слышал. — Особенно по отношению к мужчине, к которому я не равнодушна. Веду себя, как дура, как стерва. Знаю об этом, но ничего сделать не могу. Что-то мешает. Знаешь, я…

Адела подошла ближе. Торн хотел что-то сказать, но подобрать нужные слова было нелегко, тем более, полупрозрачная ночная рубашка собеседницы, которая не то что не прикрывала наготу, а скорее подчеркивала ее, сильно отвлекала. Юноша тяжело сглотнул и снова безуспешно попытался отвести взгляд. Адела заметила это и заговорила томным шёпотом:

— Я хотела бы измениться. Поможешь мне в этом?

Ночная рубашка плавно упала на пол. Торн почувствовал, что сердце готово было выскочить из груди, глубоко вздохнув, он поднял правую руку и тихо сказал:

— Зачем тебе такой, как я? Не противно?..

— Ой, да заткнись ты, — Адела прижалась к юноше и поцеловала его.

Ощущение горячего тела, запах ее волос сводили с ума. Торн ответил на поцелуй. Ее губы, грудь, спина. Разве может перед таким жаром устоять хоть какая глыба льда? Эти теплые нежные руки под рубашкой опускаются ниже…

К черту размышления о будущем. Все равно ничего непонятно. Торн всего лишь утром не мог представить, что его ждет самая яркая ночь в его жизни. Как не мог он и предсказать, что счастье это продлиться недолго и на следующий день, самым нахальным, жестоким образом, в дверь постучит его прошлое.

***

Обсидиановый зал по-прежнему гордо хранил свою стерильную пустоту. Тихий, могущественный, мертвый. Артефакт ушедшей эпохи. Только яркие овальные огоньки в центре. На этот раз их было три: желтое, красное и фиолетовое.

— Наш друг выехал по неотложному делу, — как раз объяснял отсутствие одного из товарищей, желтый. — Прошу его простить. Проблемы в одной из наших лабораторий в торговой столице, требуют его непосредственного участия.

— Неудивительно, — буркнул красный. — У нас у всех есть дела, стоит ли так часто встречаться? К тому же, это еще и рискованно.

— План вступает в свою решающую стадию, — так же спокойно отвечал желтый. — Потому, частые встречи оправданы, возможно, даже, совсем скоро, мы увидимся вживую. Нельзя допустить расхождений в действиях, тем более, когда мы так близки к задуманному.

— Близки? — осторожно спросил фиолетовый. — Я думал, провал, Астролда откинул нас назад. Ну, хорошо, пару недель назад, защита Последнего Предела, все-таки пала. Но остальное… О, подождите, уж не хотите ли сказать, что Сфера уже у вас?

— У нас, — торжественно сказал желтый, — и, более того, мы обнаружили волшебника. Да и наш алхимик объявился.

— Замечательно! — восхитился фиолетовый. — Они уже у вас в руках?

— Это вопрос времени. Важнее то, что каждому из нас теперь важно выполнить возложенные обязательства. Прошу вас, сообщайте о непредвиденных трудностях, если таковые возникнут, своевременно. Нельзя сейчас допустить ошибки. О, и, кстати, эксперименты по пересадке зашли в тупик, но со Сферой рассвета, полагаю, мы получим новые данные. Как там поживает наш Лагол?

— Восстанавливается в деревушке, возле Паталы, — красный овал слегка трепыхнулся.