— И не раз. Да и вообще, я её не совсем убил. Скорее… проглотил живьём. И теперь она бьётся изнутри.

— Немудрено, — задумчиво пробормотал вампир. — Жить-то все хотят…

— А почему ты так удивился?

Он чуть помедлил с ответом, задумчиво осматривая меня.

— Я подозревал, что с тобой что-то не так. Случается, что часть демона зимы навсегда остаётся с человеком, поглотившим его сердце. И даже начинает влиять на него. Таких называют Одержимыми. И… можно сказать, я и сам такой.

— То есть все эти твои рассуждения о внутреннем звере, и о том, что его надо держать в узде… Это не просто поучительные метафоры?

Он покачал головой.

— Дар Зверя часто так действует. Внутри тебя будто дерутся две сущности. И всё зависит от того, кто возьмёт верх. Сумеешь обуздать своего волка — сможешь жить среди людей. Не сумеешь… Многие из наших не справились, и потому ушли в тайгу, став её частью. Но я никогда не слышал, чтобы Одержимый не просто чувствовал сущность, засевшую внутри, но и мог говорить с ней.

— Да уж, я везунчик, — криво усмехнулся я.

— Может и так, — отозвался Демьян вполне серьёзно.

— И в чём везение?

Он пожал плечами.

— Ну… Если с кем-то можно говорить… То может, с ним и договориться получится?

Я не ответил, но слова эти определённо запали мне в душу. Потому что вилка, в которой я нахожусь, весьма неприятная. К какому бы варианту я не пришёл — результат будет так себе.

Либо я выжгу албыс, и таким образом освобожусь от неё. Но тогда вместе с ней уничтожу и её силу. А получить её Аспекты было бы весьма неплохо — это настоящий джек-пот. Мало того, эксперименты с огнём могут и для моей собственной ауры закончиться плачевно. Спички детям не игрушка, как говорится.

Другие варианты ещё хуже. Если у меня всё же получится постепенно переварить албыс, впустив в себя тёмную эдру — то и моя личность сольётся с её. Я уже и так во сне вижу её воспоминания, а теперь вот и наяву голос начал мерещиться. Этот путь ведёт к потере собственного «я», и это немногим лучше, чем совсем умереть, отдав это тело в распоряжение ведьмы.

Но что, если и правда найти какой-то компромисс? Правда, для этого нужно желание обеих сторон…

Демьян уже ушёл — погружённый в свои мысли, я и не заметил этого. Сознание плыло, перед глазами временами двоилось, до слуха то и дело доносились какие-то шорохи, похожие на невнятный шёпот. Я с трудом сфокусировал взгляд на стоящей в двух шагах от моих ног глиняной плошке с кусочком жар-камня. Самый маленький, который удалось найти — чуть меньше куриного яйца, но вытянутой веретенообразной формы.

Вид этого невзрачного, по сути, кусочка эмберита, похожего на обычный раскалённый уголёк, почему-то вызывал тревогу, перерастающую в настоящий ужас. И я не сразу понял, что это не мои эмоции. Албыс всё явственнее просачивалась из моего подсознания, и всё больше влияла на меня. Яркой вспышкой мелькнула догадка — а ведь и та безжалостная ярость, что обуяла меня во время бойни в ресторане Хаймовича — это ведь тоже не моё. Я не такой.

Правда, если бы не эта ярость — я, скорее всего, был бы уже мёртв. Даже из паралича, наложенного Бэллой, не успел бы вырваться…

Я мотнул головой, отбрасывая неуместные сомнения, и втянул Аспект из жар-камня.

В грудь будто вонзили раскалённое шило. Огонь вспыхнул в подготовленном для него узелке рядом со Средоточием, и мне с трудом удалось удержать его там. Ещё труднее — перенаправить дальше так, чтобы процесс этот был медленным и контролируемым, без резких всплесков. Но главная проблема заключалась в том, что готового сценария действий у меня не было. Приходилось делать всё по наитию, надеясь, что способность управлять своим тонким телом не подведёт в самый неподходящий момент.

Я представил, как огонь из грудного средоточия, постепенно подпитываясь и усиливаясь, узким направленным потоком течёт к Сердечнику, попутно растворяя, выжигая сгустки фиолетовой тёмной эдры. Упирается в то, что осталось от албыс — шевелящий короткими щупальцами сгусток, похожий не то на насекомое, не то на крошечного осьминога. И начинает жечь её, с каждой секундой наращивая мощь.

Сработало. Даже проще, чем я ожидал. Единственное, чего я не мог предвидеть — что это окажется так больно.

Поначалу показалось, что это что-то вроде самовнушения — ведь весь этот огненный поток я видел только внутренним взором. Он существовал на уровне тонкого тела, где-то на другом слое реальности, и по идее, не должен был ощущаться физически. Но не тут-то было. Жжение усиливалось, расширялось, и уже через пару минут я не просто рычал — я орал в голос, напрягаясь так, что удерживающие меня ремни впивались в кожу.

Сил придавало то, что я видел — албыс тоже доставалось, и куда сильнее, чем мне. Призрачный паразит, вросший в мой Сердечник, извивался и дёргался, объятый языками пламени.

Всё равно, что проводить хирургическую операцию на себе самом. Без анестезии. Газовой горелкой вместо скальпеля.

Боль продолжала нарастать, и гораздо быстрее, чем появлялись видимые результаты. Несколько минут спустя я уже проклял всё на свете, и в первую очередь себя и свою дурацкую идею. Это безумие! С чего я взял, что я выдержу? Что это вообще возможно⁈

Или эти сомнения мне навязывает албыс?

Но настоящий ужас я испытал ещё чуть позже. Боль к этому моменту стала совершенно нестерпимой. Мало того — взглянув вниз, я увидел, что на груди и животе у меня вздуваются целые грозди волдырей от ожогов. Огонь всё-таки вырывался из-под контроля, кое-как возведенные препятствия на его пути оказались смехотворными.

Возможно, я чего-то не учёл. А может, обращение с этой стихией требует постепенных тренировок. Как бы то ни было — Аспект не желал удерживаться в тех рамках, которые я ему отвёл. Огонь, как раскалённая лава по каменному склону, растекался всё дальше по меридианам, соединяющим узлы тонкого тела. С одной стороны, это было даже к лучшему — он выжигал метастазы чёрной эдры. Но вместе с тем захлёстывал меня всё большими приступами физической боли.

А ещё я осознал, что уже не контролирую этот процесс. Попытался было сбросить Аспект, переключиться на Исцеление, но не вышло. Боль застилала разум, сковывала волю. Ещё немного — и я уже вообще не понимал, кто я, где нахожусь, что происходит. Перед глазами всё заволокла красно-чёрная пелена, слух, кажется, вовсе отключился — я чувствовал, как першит надорванная от криков глотка, но самих криков уже не слышал, как не ощущал и стягивающих руки и ноги ремней, едва удерживающих меня на месте.

А потом…

Наверное, я потерял сознание. Очнулся уже где-то в другой реальности — не то во сне, не то в бреду.

Ночь. Тайга. Толстые колонны сосен по сторонам, заросли колючих кустов между ними. И всё это объято пламенем — багровым, гудящим, чадящим чёрными клубами дыма. Горящая древесина трещит, выстреливая искрами, огромные стволы, объятые языками пламени, то и дело с грохотом валятся, поднимая целые тучи обломков и пепла.

Я несусь прямо сквозь этот ад, судорожно вдыхая горький раскалённый воздух. Бегу, не разбирая дороги, и каждый шаг обжигает босые ступни так, будто я напарываюсь на битое стекло. Но я всё равно бегу, лавируя между горящими деревьями. Просто потому, что оставаться на месте — ещё страшнее и больнее. Наверное, именно так во время лесного пожара несутся вперёд обезумевшие звери.

Спотыкаюсь, падаю, меня ненадолго охватывает тьма, но боль и жар снова выдёргивают меня из забытья, заставляют подниматься и бежать.

И я бегу.

И падаю.

И поднимаюсь снова.

Сколько всё это продолжается? Есть ли вообще границы у этого объятого пожаром леса? Постоянно кажется, что где-то рядом маячит просвет. Может, выход к реке или озеру. Или просто к большой поляне. Да хоть к обрыву в пропасть — чтобы спастись от этого огня, я готов сейчас сигануть с любой высоты. Но каждый раз впереди — лишь жар, дым и пепел. Растрескавшиеся губы хватают обжигающий воздух, лёгкие уже саднят на каждом вздохе, будто я нахватался мелкой стеклянной крошки, и она режет их изнутри.