В общем, у меня слов-то столько нет, чтобы описать свои ощущения. Может, когда подучусь, как обещал полковник, то пополню свой словарный запас, кто знает.

Красивая богиня, саркофаг в подземелье, дольмены, алтари… алтари, как дольмены.

Я когда-то что-то слышал о дольменах, но сам лично их не видел. Данила вкратце разъяснил, что дольмены создавались для жертвоприношений, мол, именно в эти отверстия в фасаде люди пропихивали внутрь всяческие подношения духам и богам.

В церкви перед выходом полковник попытался ещё раз достать кубический предмет из алтаря, просунув внутрь руку, но у него ничего не вышло — ухватить было невозможно, он тупо не помещался в ладонь, а сам куб, похоже, оказался тяжелее, чем предполагал Смирнов.

Тогда, вытащив руку, он от досады чуть не пнул алтарь, остановившись в последний момент. Всё-таки он старался с уважением относиться к культуре погибшей цивилизации. Правда это уважение заканчивалось ровно на том моменте, когда вставал вопрос о заинтересовавшем его артефакте. Ведь кубик-то его заинтриговал, как ни крути. Взял бы с собой, и плевать было бы на радиацию, более чем уверен. На месте бы уже попытались дезактивировать, или так бы изучали.

С другой стороны, археологи же раскапывают древние скифские курганы в научных целях, и особенно о традициях канувшей в лету цивилизации кочевников не думают. Мумии египетских фараонов так вообще на всеобщее обозрение выставляют.

— Вольфрамовый ты что ли? — разговаривал сам с собой полковник, подсвечивая фонариком внутрь дольмена.

Интересно, сколько лет должно пройти, чтобы место захоронения потеряло сакральный смысл и превратилось просто в объект научного интереса? Не исключено, что меня тоже вот так как-нибудь откопают спустя пять тысяч лет, и выставят в витрине вместе с остатками броника и ржавым автоматом.

И буду я вот так стоять — или лежать — а школота будет делать мои фотки на какие-нибудь супергаджеты.

Склонившись над алтарём, как над столом с тактическими картами, полковник о чём-то напряжённо размышлял, наконец, выдав:

— Вернёмся. Обязательно вернёмся. Теперь точно! — произнёс он больше для себя, чем для других. — Костьми лягу, а руководство буду убеждать в необходимости тщательного исследования этого города.

К слову, пока мы ловили студента, Афанасий с Толиком попытались сдвинуть верхнюю плиту подручными средствами, но безуспешно. Тут нужны были спецсредства, а то и направленный взрыв, видимо каменные плиты не были просто сложены друг на друге, а были стянуты какими-то креплениями.

Хотя, ну вот вытащили бы они куб, и что? Тащить вольфрамовую чушку с собой? Мы и так уже потеряли несколько часов из-за того, что приходится нести раненого, а вольфрам, насколько помню, самый тяжёлый метал, какой только может быть.

Да и вообще не факт, что полковник смог бы вытянуть куб через отверстие, даже если бы смог его ухватить. По-моему, эта штуковина была большего диаметра отверстия. А если так, то его туда поместили не как подношение, он там оказался изначально, когда складывали плиты алтаря.

Да и кому подношения-то? И что означает вся эта дикая пляска извращений и смерти, изображённая на барельефах гробницы? Когда смотришь на статую прекрасной во всех отношениях женщины, пускай и с сердцем в ладонях, сложно представить, что она имеет какое-то отношение к этим бесчинствам, пускай и мифическим.

Ещё эта галлюцинация с панночкой, которая пару раз явилась мне. Ну ладно, один раз, второй раз мне просто показалось — игра теней и света на стене, где молодая женщина с сердцем в руках вообще терялась на фоне убивающих друг друга человеческих фигур.

Чёрт! Тоже. С сердцем. В руках.

Я вновь снизу-вверх посмотрел на Неё. Кто же ты такая? Внутри зашевелилось то, что принято называть интуицией: ты вроде видишь факты, обрывки информации, но связать их воедино логической цепочкой не можешь. Лишь догадываешься об их взаимосвязи.

Никогда не считал себя суеверным. Для меня любой храм — всего лишь здание, и войдя в него, я никакого религиозного трепета никогда не ощущал. Тихо, красиво, хотя везде по-разному, не более.

Никогда не выполнял каких-то действий, сродни просмотра «Белого солнца пустыни» космонавтами перед стартом, которые помогли бы мне вернуться живым из рейда, там всё от тебя зависело, да ещё немного от удачи. А что такое удача — просто стечение трудно просчитываемых факторов.

А тут такой неприятный холодок по спине пробежал, мало сказать, что я почувствовал себя неуютно.

Стоит, смотрит. Держит в руках чужое сердце. Даже не на подносе или хотя бы блюдце, а прямо так, в ладонях. Может, и вправду это всего лишь большая кардиоклиника, как сказал Данила, а я просто загоняюсь?

Или здание суда? Может же это быть здание суда! Только глаза у неё не были завязаны, как у Немезиды. Хотя погодите, богиня правосудия не Немезида. А кто? Блин, забыл. А Немезида тогда кто? Ну, может, у них богиня правосудия вырывала сердца тем, кого признавали виновными?

Мда, далеко мне всё-таки до энциклопедических знаний полковника. Тот почти на всё имел своё мнение или предположение.

Интересно, если это всё-таки одна и та же, то это реально сердце её брата? Как там, в настенной мозаике: вынув его из груди её брата, оно билось ещё несколько дней, освещая место казни ярким светом.

Если это, конечно, его сестра. Хотя по всему выходило, что да.

Ладно, как сказал полковник, он постарается убедить начальство снарядить сюда полноценную экспедицию, тогда и разберёмся. Может, отловим пару-тройку манекенов на опыты, надо же понять что они вообще такое, и если это люди, то понять, что с ними произошло и как они здесь выживали столько лет, учитывая, что подобное состояние дел в этом городе наблюдалось ещё во времена прадеда Афони.

Сколько нам ещё необходимо было пройти? Полгорода? Треть? Еще пригороды всякие, только с другой стороны. На автомобиле бы уже давно добрались, а пешком, да ещё с ранеными (один из которых не может самостоятельно передвигаться) даже относительно небольшое расстояние по пересечённой местности превращается в часы долгого перехода. И это ещё хорошо, что здесь есть довольно неплохие дороги, правда они завалены рядами столкнувшихся автомобилей, между которыми приходится лавировать.

Ну и не забывать мониторить близлежащие здания на предмет возможной засады, пускай студент и говорит, что здесь он манекенов не замечал. Это он их вчера не видел, а сегодня они решили поменять дислокацию. Кто его разберёт, что творится в их головах.

Город протянулся на дне долины подобно толстой объевшейся змее, которая с одного конца была толще, чем с другого. И сейчас нам предстояло пройти по более длинной его части. Только идти становилось всё сложнее. Усталость брала своё.

«Толстой змее, съевшей слона» — всплыло в памяти. Змея, похожая на шляпу. Шляпа. Слон. Где я это уже слышал? Шляпа съедает слона…

— Ты, я смотрю, мужик, в целом, правильный, зла я на тебя не держу! — заговорил невесть как оказавшийся рядом студент.

Я вздрогнул, осознав, что заснул, сидя на бордюре.

— С кем не бывает, — продолжа Егор. — Понятно, что ты на службе, все на взводе, всё такое…

Вот сейчас мне только разговоров по душам не хватало. Сидел бы уже и радовался, что его не таскают на поводке, как американца! Даже наручники с него сняли, решив, что он так уж и опасен, как тот же янки.

— Проехали, — буркнул я, ещё мне хватало выяснять отношения с каким-то студентом, отличие которого от остальных заключалось лишь в том, что он смог каким-то макаром попасть в чужой мир и построить на этом примитивный бизнес.

Веки предательски слипались.

В конце концов, я действительно был как сжатая пружина, а явление гоголевской панночки меня чуть не выбило из колеи. Да-да, теперь я вспомнил, что в детстве смотрел этот фильм. Мама тогда, решив приобщить меня к прекрасному, сказала, что это классика, но лучше бы она меня тогда отправила спать. Образ летающей в гробу покойницы ещё очень долго стоял у меня, восьмилетнего, перед глазами. И это несмотря на спецэффекты уровня середины прошлого века.