Это не обычная пыль! Это драгоценный прах тех времен, которые человечество давно признало великими…

Сердечно распрощавшись с Штрюккером и Нейбургом, покидаем новую часть Бармена и по живописной дороге подходим к одному из красивейших зданий в долине. Это знаменитая нижнебарменская церковь, построенная в благородном византийском стиле. Ее взметнувшиеся ввысь купола кажутся легкими, грациозными, почти невесомыми, чем-то напоминающими вестфальские облака, позлащенные теплым закатным солнцем. Церковь, украшенная гирляндами высеченных из камня венков, окруженная колоннами, с высоким парадным входом, кажется похожей на маленький восточный дворец, перенесенный сюда прямо из какой-то фантастической сказки Гофмана. Зрелище настолько пленительное, что невольно возникает чувство глубокого и искреннего восторга. Юродства проповедников совершенно несовместимы с красотой этого творения из обычного камня, под кровлей которого правоверные жители Бармена нараспашку открывают свои души.

Под вечер добираемся до родного дома Фридриха Энгельса.

Стоим с непокрытыми головами.

Мягкие голландские контуры здания легко вырисовываются на фоне приближающейся ночи. То в одном, то в другом освещенном окне мелькают неясные силуэты. Старая торговая фирма живет своей жизнью. Вокруг тихо, так тихо, что любой шорох вызывает раздражение, как нечто ненужное и чуждое.

Один из нас уже дернул за звонок у парадного подъезда, и дверь каждую секунду может распахнуться. В любой момент пред нами может появиться сам Фред – молодой, буйный, сердечный.

Еще не смолкло эхо звонка, а по внутренней лестнице уже слышны быстрые шаги. Мы вздрагиваем. Может, это шаги Фреда?..

Миг-другой – и в освещенном проеме появляется стройная женская фигура с большим старинным подсвечником в руках.

– Кого вы хотите видеть, господа?

– Господина Фридриха Энгельса-младшего, уважаемая фрау.

Женщина тепло улыбается.

– Фред уехал на реку, дорогие. Скоро должен вернуться. Если не имеете ничего против, заходите, пожалуйста, подождем его вместе…

Женщина отступает на шаг в сторону, чтобы пропустить нас. Только теперь мы поняли, что перед нами сама фрау Элизабет ван Хаар, мать Фридриха. Мы низко склоняем головы и перешагиваем через высокий каменный порог дома.

Дверь еще не успела захлопнуться за нами, как со стороны долины донесся цокот копыт галопирующего коня.

Фрау Элиза радостно взглянула на нас:

– Вам повезло! Через несколько минут Фред будет здесь…

В конце XVI века в Вуппертале появились первые представители из рода Энгельсов. Они были людьми суровыми, рослыми, плечистыми, голубоглазыми. Рядом с коренными жителями пришельцы казались необычайно высокими и сильными, как все древние саксонцы. Их манеры, резкие движения, речистость, ясность мысли, цельность натур вызывали у окружающих уважение.

Откуда они прибыли в Вупперталь, в точности никто не знал. Ежели судить по могучим плечам и легкой сутулости, Энгельсы всю жизнь трудились на картофельных полях вдоль Эльбы. Такую же грубую деревянную обувь, как у них, носили только в селениях, прилегающих к границам Голландии. Склонность пришельцев к торговле напоминала о шумных городках южного Рейна. А необычная жизнерадостность была лишь в крови швабов. Любимые поговорки Энгельсов встречались и далеко на севере, возле холодной Балтики, и на юге – в лесах Франконии. Эти мужественные и умные люди принесли с собой кладезь знаний и впечатлений. За короткий срок имя Энгельсов стало синонимом энциклопедичности. Крестьяне с почтением снимали шляпы при встрече с ними.

XVI век на исходе.

Первые Энгельсы были его типичными представителями. Они ходили в рубахах с широко расстегнутыми воротами. Не признавали благородных рыцарских титулов. Наизусть читали памфлеты Ульриха фон Гуттена. Но главное – с богом они разговаривали по-немецки. Старейшие из них хорошо помнили заветы Лютера. Энгельсам помоложе нравились революционные изречения Томаса Мюнцера, и они страстно боролись за равенство «божьих детей». Но все это не мешало ни первому, ни второму поколению внимательно следить за развитием науки, торговли, искусства. Энгельсы были поклонниками гуманизма. Они не могли найти удовлетворения ни в учении Лютера, ни в кипучей энергии Мюнцера. Их духовный мир был свободен от готических решеток – его согревали солнечные лучи Ренессанса. То были люди, жажда знаний которых давно иссушила худосочные ручьи теологии, и потому они неудержимо стремились к истокам рационализма. В их доме рядом с Библией лежали «Похвала Глупости» Эразма Роттердамского и астрономические сочинения Коперника. В их речах имена лютеранских святых перемежались с именами Колумба, Васко да Гамы, Магеллана…

Окружавшая действительность была для них уже не тайной, а осознанной реальностью. Их девиз гласил: «Когда наука процветает, дух бодр и живется радостно». Их нравственные нормы были заключены в известном афоризме Лютера: «Кто не любит женщин, вино и песни, тот на всю жизнь остается дураком». В крови рода Энгельсов бурлили демонические силы великой эпохи, которая, по словам Монье[14], освободила человека от всех ограничений, предоставив ему возможность бывать всюду, где хочется.

В те давние времена в долине Вуппера жило трудолюбивое крестьянство. Там никогда не было феодалов, и поэтому земля оставалась разделенной на тысячи отрезков и клиньев. Гостеприимные местные жители не отказали в скромном клочке земли и первым представителям рода Энгельсов. Несмотря на ростовщические проценты, они взяли землю с той же глубокой благодарностью, с какой Моисей принял от бога обетованную Ханаанскую землю. Вуппертальский чернозем род Энгельсов предпочел перспективе нескончаемых скитаний.

Век, а может быть и дольше (история, к сожалению, не сохранила ничего более определенного), прадеды Фридриха Энгельса оставались мелкими крестьянами-собственниками. Из года в год они сеяли хлеб, сажали картофель, возделывали виноградники. Зерно давало муку, виноград – вино, а вино и хлеб – это уже то, чем можно торговать. Каждую осень их телеги, поскрипывая, катили по дорогам в Золинген, в Дортмунд или в Дюссельдорф. На юге предки Энгельса сбывали вино, на севере – хлеб. Но скромная выручка никогда не отяжеляла их карманы.

Годами эти здоровые и умные люди воевали с землей, стараясь взять от нее все, что она способна была дать. Но вуппертальская земля оказалась неподатливой. Она сопротивлялась мотыге, мешала смелым планам. От восхода до заката трудились Энгельсы. Призрак недоимок, словно стая ворон, вышагивает за сохой. Постепенно и Энгельсы становятся настоящими крестьянами – немного хитроватыми, немного самовлюбленными, но скорее – практичными, а еще точнее – плутоватыми. Медленно, но неумолимо неприветливая тень житейской действительности оттесняла на задний план все, что было для них связано с Ренессансом. Клочок вуппертальского чернозема с неумолимой закономерностью превращал первых представителей рода Энгельсов в действующих лиц классической драмы мелких немецких крестьян, в ее героев.

…Битва с землей выматывает, но не сгибает прадедов Фридриха. Они изменились, но не забыли старых привычек. Под грубой крестьянской одеждой продолжало биться горячее сердце. Теперь, правда, оно билось тише, но все же билось, искало, жило. После трудового дня в поле, по вечерам они тянулись к свету знаний, к книге. Более сотни лет продолжался поединок предков Энгельса со страшной действительностью вуппертальского села.

Им, людям энергичным, волевым, одинаково невозможно было смириться ни с навалившейся нищетой, ни с угрозой духовного вырождения. Зараженные беспокойным духом доктора Фауста, они пытаются заглянуть вперед, изменить свою жизнь, стать ее господами. Новости, доходившие до них, еще больше разжигали их стремления. В соседней Франции рыцари становились собственниками шахт. Английские джентльмены начинали торговать кожами. Голландская церковь финансировала судостроительные верфи. Перерождавшийся мир открыто бежал от неблагодарного крестьянского труда. Крестьяне один за другим бросали истощенные нивы. Бесшумно, но властно, несмотря на всю свою слабость, промышленность выходила на общественную арену. Города, распахнувшие ворота средневековых крепостей, освобождавшиеся от обветшалых традиций, становились хозяевами положения. Энгельсы были первыми вуппертальцами, разобравшимися в новой обстановке.