А Диксон — нет.

Он тогда бил этого парня, которого поймали возле фермы, только потому, что нужна была информация.

И надо было это сделать, чтоб спасти людей. А Рик и Шейн не стали. Правильные и хорошие. Оставили грязную работу грязному реднеку.

Он убил мужа Керол. Потому что тот угрожал не самой Керол даже, а всей группе. И, наверно, если б была его воля, он бы оставил его где-нибудь в лесу одного. Потому что это вопросы выживания. Не только его.

И в то же время он помогал беременной Лори, вытаскивал из огня Бет, ходил на охоту и никогда не возвращался пустым.

И Мерл, прячущий за внешней грубостью странную… Не ранимость, нет… Но что-то человеческое. При этом, я вообще не сомневаюсь, что он может для своего благополучия и спасения жизни убить мужчину. Но не женщину. И не ребенка. И, наверно, если бы здесь, в Вудберри, оскотинились до такой степени, что стали бы детей разыгрывать… Он бы что-то сделал. Скорее всего.

Но что делать дальше? Как быть?

Я поворачиваюсь к Дерилу, чтоб поговорить с ним серьезно, раз уж мы в кои-то веки одни.

И тут же выясняю, что Диксон на разговоры не настроен.

Потому что он оказывается рядом, очень близко, так, что неожиданно перекрывает дыхание.

Прижимает меня к двери, резко дергает полы рубашки в разные стороны.

Оглядывает довольно открывшийся ему вид, взгляд скользит ниже.

— Джинсы. Сама. — Командует тихо, — а то порву нахуй.

— Но Дерил, — протестую я, пытаясь отстраниться, немного привести его в чувство, — нам надо поговорить…

На мои губы ложится жесткая ладонь, его лицо еще ближе:

— Чшшш… Мерл же просил не шуметь…

Грубые пальцы рвут ремень, я слышу, как отлетают металлические заклепки, и взволнованно выдыхаю.

Пробую опять что-то сказать, цепляюсь пальцами за руку, зажимающую мне рот, но Дерил неумолим.

Он смотрит мне в глаза, закрывает рот, наощупь и быстро разбирается с ремнем и застежкой джинсов, сдергивает их с попы, затем резко разворачивает меня лицом к двери, в одно движение освобождает одну ногу от штанины.

Я все это время лихорадочно шепчу, чтоб остановился, уже не надеясь на положительный эффект от своих слов. Просто…

Ну надо же что-то говорить?

Он ведь совершенно не слышит меня!

Он ведь думает только о своем!

Он даже не посоветовался со мной насчет сегодняшнего происшествия, просто поверил брату, а я… А как же я? И теперь… Мы не поговорим, мы опять не…

Жесткие пальцы нагло лезут прямо в белье, над ухом раздается удовлетворённое хмыканье, а затем тело продирает током, потому что я неожиданно влажная, и он легко размазывает мою влагу так, чтоб было легче брать. Меня.

И когда я успела возбудиться? И, самое главное, отчего?

От взгляда этого грубияна? От его запаха? От, как всегда, совершенно не ласковых действий?

Черт…

— Ноги шире, — хрипит он, наваливаясь на меня всем телом, выбивая воздух из груди.

И я подчиняюсь.

Просто подчиняюсь.

Как всегда.

Он входит резко. Больно. И тут же закрывает мне рот опять. Потому вместо крика я мычу. И сильнее упираюсь ладонями в дверь. Потому что цепляться не за что совершенно, а Дерилу на это плевать. Он держит меня, практически на весу, и жестко берет, так, что все внутри дрожит и в пружину сворачивается. Это совершенно невыносимо, больно, сложно терпеть… Но, черт, я мокрая. И хочу, чтоб сильнее. Чтоб больнее. Чтоб резче.

Я хочу ему про это сказать, но в сексе Диксону не нужны приказы.

Он прекрасно справляется и так.

Потому что меня трясет, колотит, выгибает.

Потому что я опять кончаю раньше него.

И, пока он, что-то одобрительно хрипя, размазывает сперму по моим ягодицам, я пытаюсь прийти в себя и думаю, что мы с Диксоном нашли друг друга.

Оба сумасшедшие.

Он — неразговорчивый грубиян, привыкший делать то, что сам считает нужным, и трахаться, как животное.

И я, похоже, тоже животное. Потому что противостоять ему не могу ни в чем.

Я хочу сказать ему об этом, но Диксон уже отрывает меня от двери, рывком сдирает джинсы, болтающиеся на одной ноге, и тащит в постель.

Черт…

Ну вот какой смысл говорить ему то, что он и так знает?

Утром я все же выхожу в душ, надеясь на то, что все еще спят, и сюрприз!

Вижу выходящую из комнаты Мерла Жюли!

Выглядит она помятой, затисканной и очень довольной. Как кошка.

Она замечает меня, но не смущается, а лишь улыбается, как всегда, обворожительно и прижимает палец к губам.

Я в таком шоке, что только киваю. И захожу в душ.

Лихорадочно быстро ополаскиваясь и, морщась от боли в промежности и ругая грубого зверюгу Диксона, я размышляю о том, что вообще происходит.

Понятно, что именно Жюли делала в комнате Мерла, но вот вопрос: что будет дальше?

Она останется с Губернатором? Уйдет к Мерлу? И как это вообще отразится на нас?

Мыслей в голове столько, что, кажется, сейчас мозг взорвется.

Прихожу обратно в комнату, смотрю на спящего Дерила.

Он лежит на животе, сграбастав подушку, которую я подложила ему вместо моей несчастной тушки.

И подушке прям несладко.

Я на пару секунд залипаю на его широченные плечи, изучаю татуировку двух сражающихся демонов на лопатке.

Ловлю себя на том, что ужасно хочется провести языком по контуру рисунка, тоненько отследить все изгибы. А потом поцеловать каждый шрам, которых у него много. Били в детстве, похоже, и сильно.

Наверно, он рос непослушным мальчиком…

Я представляю себе, каким он мог быть в детстве. Озорным, с веснушками. И взгляд, наверно, не сразу стал тяжеленным, словно бетонная плита.

Его били. Кто? Отец? Наверно. Явно не Мерл. У них не настолько большая разница в возрасте. Да и не представляю я, как можно так общаться, так переживать за человека, если он оставил на тебе настолько дикие увечья.

Я неожиданно думаю о том, что совершенно ничего про него не знаю. У нас как-то не находилось времени на простое, человеческое общение.

За периметром — только выживание, только постоянный сумасшедший бег от опасностей, голод, холод, заброшенные дома, разоренные магазины. Неудивительно, что находясь в бешеном напряге, мы, в минуты затишья, остервенело бросались друг на друга, вцепляясь всеми конечностями, стремясь получить хоть немного тепла, хоть немного любви, хоть немного счастья.

Мы с ним даже наши отношения не смогли толком разъяснить. Я все ждала чего-то от него. А Дерил…

Он — просто не говорил, считая, что и так все понятно. Он и сейчас, вернувшись в город, особо со мной не делился произошедшим. И не рассказывал, что случилось с остальной группой. И почему он расстался с Керол.

И, в связи с этим, вопрос: почему ты, Эми, такая легковерная дура?

Увидела его — и с ума сошла прямо сразу. В одно мгновение! Поверила, доверилась.

Потому что пришел за тобой.

Потому что опять, как и раньше, защищает тебя.

И не дура ты, Эми.

Надо просто к себе прислушиваться.

И верить своему мужчине, уже не один раз доказавшему, что он — твой.

Но вот вопрос с Керол необходимо прояснить…

— Ну чего ты там стоишь? Иди сюда, — неожиданно хрипит Диксон и немного приподнимается на кровати.

У него очаровательно заспанный и в то же время горячий неимоверно вид, и я не могу просто игнорировать его призыв.

Мы занимались сексом всю ночь.

Но я опять его хочу.

Наваждение какое-то, дикость.

Сладкая ловушка.

Я снимаю через голову длинную футболку, распускаю забранные вверх мокрые волосы.

И умираю от мгновенной тяжести его взгляда.

Черт с ней, с Керол.

И со всем миром.

Опираюсь руками на кровать и ползу к нему, на четвереньках, выгибаясь кошечкой. И, судя по черноте его глаз и неровному дыханию, Диксону очень даже нравится мое представление.

А я решаю воспользоваться моментом нечаянной тишины вокруг, спокойствия и умиротворения.