Неожиданно.

И страшновато.

Ну уж нет, коза.

Диксон — сам решает, кто будет у него в голове джигу плясать! Ясно?

Марти орет с той стороны площадки, ходячие хрипят на разные лады, зрители орут, факелы чадят. Брат ждет.

Рыжая смотрит.

Мерл поводит плечами и выходит в освещенный круг.

Мне страшно.

Черт, мне очень-очень страшно!!! И очень хорошо, что Дерил со мной в этот момент, что за руку держит.

И что я могу трусливо прятаться за его широкой спиной с символичными белыми крыльями ангела на кожаной жилетке.

Круг на площади, где раньше, наверняка проводилась ярмарки и концерты, очерчен факелами. И еще привязанными симметрично ходячими. Я сначала не верю глазам, слабо ахаю, разглядывая происходящий кошмар.

И как-то в голове не укладывается, что такое может быть.

Нет, я, конечно, предполагала, что за внешней пасторалью Вудберри может скрываться что-то не очень правильное. И меня, конечно, настораживали какие-то моменты, которые я даже самой себе не особо могла пояснить.

Но вот то, что происходит сейчас… Это откровенный бред.

Конец света наступил всего несколько месяцев назад. Не могли люди за это время настолько превратиться в зверей, чтоб спокойно и с радостью смотреть на происходящее, чтоб получать удовольствие!

Я смотрю вокруг и понимаю. Могли.

И получают.

Женщины, мужчины, спокойные и деловитые днем. Я даже вижу знакомые лица! Я встречала их на улице, мельком! Обычных, добропорядочных американцев! Средний класс.

Так и представлялось, что эти люди с улицы заходят домой, в своим среднестатистическим семьям, обязательно мальчик и девочка, жена с широкой улыбкой подает к столу яблочный пирог…

Здесь дети тоже есть. Немного. Они кричат, смеются, бросают в ходячих палками и камнями.

Это какой-то паноптикум. Правда.

Уже темно, в неверном свете факелов площадка в центре выглядит сюрреалистично. Киношно.

Диксон тянет меня на трибуну, чуть в стороне ото всех.

На нас косятся, похоже, уже многие в курсе конфликта, о котором я сама не в курсе. Здесь все знают куда больше меня.

Мерл, о чем-то переговорив с Жюли, скалится и картинно снимает рубашку, поигрывая мускулами.

Зрители орут.

Он выкрикивает что-то, поднимает руки вверх, кидает взгляд на Жюли, мирно сидящую рядом с

Губернатором, опять скалится.

Выходит Мартинез, крутит битой. Я смотрю, не отрываясь. Страшно. Черт. Как страшно!

Я нервно сжимаю рукав куртки Дерила, он что-то успокаивающе ворчит.

Мартинез ищет по толпе, находит меня взглядом, нахально подмигивает.

Я поспешно отворачиваюсь, слушая гневное сопение Дерила.

— Нарывается, сука, нарывается…

— Дерил…

— Все нормально будет. Мерл его уделает.

— Но зачем? Что это за ерунда, Дерил? Почему вы мне не говорите ничего с Мерлом?

— Чтоб лишний раз не тряслась. Тебе-то по-любому нечего переживать.

— Как это нечего? Как это???

Я возмущенно тараторю, пытаясь переключиться с происходящего ужаса, и потому не замечаю, как начинается драка. Не бой. Драка.

Мерл уклоняется от нападающего Мартинеза, ржет, периодически достает его здоровой рукой.

Он очень быстрый. Невероятно для его комплекции.

И возраста.

Дерил напряженно следит за перемещениями брата по рингу, бормочет одобрительно:

— Не потерял форму, старый черт…

Я тоже вижу, что форма явно не потеряна.

Несмотря на то, что Мартинез моложе старшего Диксона лет на десять точно, и по размерам мускулов даже и превосходит. И бита его так страшно свистит, что мне ее слышно даже за азартными выкриками зрителей.

Он, как и Диксон, играет на публику. И, когда промахивается, эффектно крутит битой над головой, делая вид, что так и должно быть.

Мерл что-то оскорбительное кричит, подзывает к себе поближе жестом.

Мартинез кидается, бита ухает и бьет в асфальт. Ровно в то место, где только что стоял Диксон.

Дерил одобрительно свистит.

Я выглядываю из-за его плеча, замечаю напряженный взгляд Жюли.

Она перестала жаться к Губернатору и теперь следит за дракой. Всполохи огня окрашивают ее лицо нервным румянцем. Глаза блестят.

«Она же волнуется за него! — Неожиданно доходит до меня, — реально волнуется!»

Тут Жюли ахает и непроизвольно прижимает руку к губам. Дерил рядом резко подается вперед, а я развернувшись, вижу, как Мартинез заносит над упавшим Мерлом биту.

Сердце останавливается, я вцепляюсь в рукав Дерила с такой силой, что ткань трещит.

Мне кажется, что все в этот момент замирает.

Даже ходячие перестают хрипеть. И длится эта секунда непозволительно долго, как эффект слоу мо на экране.

А потом все становится очень быстрым.

Мартинез с хеканьем опускает биту.

Его лицо, с оскаленными зубами, смотрится в свете факелов страшной индейской маской.

Дерил вырывает рукав из моих сведенных пальцев и спрыгивает на арену.

Я, не удержавшись, вываливаюсь следом.

В тишине ахает Жюли.

Мерл успевает откатиться и одновременно жестким ударом подсечь ноги Мартинеза.

Мартинез с грохотом падает.

Мерл вскакивает и прижимает острие ножа к его горлу.

Секунда оцепенения, тишины.

И на меня обрушиваются, кажется, все звуки мира разом.

Орут зрители.

Матерится восхищенно Дерил.

Хрипит Мартинез.

А Мерл продолжает выступление на публику. Поднимает руку, добиваясь тишины.

И потом, когда все замолкают, показывает на меня:

— Эта баба теперь моего братишки. Его зовут Дерил Диксон.

— Слушайте, но это же ужас!

Я раздраженно выдыхаю и с громким стуком ставлю кружки с виски на стол.

— Осторожней, киска, — цедит Мерл, — разливать пойло — не дело.

Я только злобно смотрю на него.

Но старшему Диксону, как всегда, на мои взгляды плевать. Он сидит, развалившись, у стола и выглядит очень довольным собой.

Счастливым даже.

Его брат, как и положено законченному мерзавцу, невозмутимо курит и щурит на меня холодные хитрые глаза.

Я невольно вздрагиваю каждый раз, когда ловлю на себе его обещающий взгляд.

Кого-то заводит опасность и перенесенный стресс.

И этот «кто-то» — не я.

Меня до сих пор колотит.

Вот как началось с арены, будь она проклята, так и бьет до сих пор.

А, пожалуй, и сильнее, учитывая то, что проклятые Диксоны только сейчас изволили открыть рты и поведать мне прекрасную традицию этого города — отдавать все, на что у ребят-добытчиков глаз упадет, им.

Тряпку, еду, оружие, машину… Женщину. В разумных пределах, само собой. И то, что не пригодилось Губернатору.

Если на вещь было желающих больше, чем один, и, если они не могли договороиться друг с другом миром, то устраивали вот такое вот субботнее шоу.

Мерл Диксон принимал участие стабильно. Именно так он и нож свой здоровенный, который крепит на протез, выиграл.

Гадостный обычай. Мерзкий.

Особенно в том, что касается живых людей.

Женщин.

В этом новом мире нам пришлось хуже всех.

Нежные растения, продукты высокоразвитой цивилизации, не умеющие ни защищаться, ни приносить хоть какую-то пользу.

Господи, да я, например, даже готовить не умею!

В той, прошлой жизни, были кафе и рестораны, доставка и магазины с замороженными полуфабрикатами.

Я на девушек, умеющих, например, испечь яблочный пирог, смотрела, как на отсталых, застрявших в патриархальном мире особей.

И защищать себя я тоже не умела. Вернее, думала, что умею, но реалии нового мира быстро это ошибочное суждение опровергли.

И вот теперь, в этом городе собрались те, кто выжил в первые жесткие месяцы. Кто понял, что почем в новом мире, кто умеет стрелять быстро, бить, не раздумывая и не париться по всяким моральным поводам.

Как и следовало ожидать, большинство таких людей — полные и окончательные отморозки.