– Это невозможно, Белта, – сухо. – Дворец недоступен для магии.

И именно поэтому кто-то мог догадаться воздействовать на Лотаря вампирьим Зовом. Просто – и вряд ли маги поймут – считается, что вампиров в Остланде искоренили.

– Дворец защищен. Но от всего ли?

Лотарь сорвал с ветки одинокий почерневший листок. Растер между пальцами. Повернулся к Стефану.

– А ведь вы знаете, что это за воздействие, Белта. Только не рассказывайте, что прочитали об этом в книгах…

– Не в книгах, ваше величество, но в легендах – в таких же, как истории про призраков и Дикую охоту. Были и другие – про рыцарей, которые сбивались с пути вот по такому же Зову.

Да вам, князь Белта, нужно книги писать, а не меморандумы. И лучше всего – дамские романы.

– Всем известно, что вы были потрясены гибелью цесарины. А играть на чужом горе подчас очень удобно…

Сколько же Лотарь терпел, пытаясь не поддаваться Зову, толком не понимая, что с ним. Теперь понятно, откуда круги под глазами… И ведь сопротивляется, что удивительно! Распознал чужую волю, сумел отличить от собственных мыслей… Голубая кровь? Или выдержка, неизбежная для человека, живущего в стране, где жить – уже подвиг?

– Так что же, – цесарь помрачнел еще сильнее, – раз легенда пришла из ваших краев, так и Зов, наверное, оттуда…

– Нет, ваше величество, – ответ вышел чересчур поспешным, но и, подумав, он не дал бы другого.

– Отчего же? Или в Бялой Гуре не осталось никого, кто желал бы ее освобождения?

– Их очень мало, государь. И ваша дружба с Чезарией им невыгодна. Многие патриоты, вынужденные оставить страну, перебрались туда – пользуясь тем, что капо не выдает со своих земель. Если же это положение изменится…

– Вы патриот, Белта?

Спросил резко, как ударил. Будто почву хотел выбить из-под ног. «Матерь предобрая, он все знает, – подумал Белта. – Они перехватили Марека на границе… или за ним самим все же была слежка… он все знает».

– Да, государь. – Смотреть в глаза. Прямо. – И вы понимали это, когда брали меня на эту должность.

Лотарь кивает:

– Понимал.

Проходит еще несколько шагов по серебрящейся тропинке.

– Это могут быть и сами чезарцы.

– Или любая другая страна, желающая Остланду поражения…

– Иначе говоря, весь мир, – невесело улыбается цесарь. – Что ж, советник, посоветуйте мне, что делать.

– Для начала обратитесь к вашим магам. Возможно, кто-то из них слышал о таком, а если нет – может справиться в Ученом совете. Будет проще, если мы хотя бы узнаем, что это за… воздействие и откуда оно идет – из-за границы или же прямо из дворца.

Он говорил очевидные вещи, понимая: Лотарю не совет сейчас нужен, а подтверждение, что он не безумен.

– Позвольте мне приглядеться к Чезарцу. Нужно понять, чего хочет капо и не он ли все это задумал. И, ваше величество… Мне кажется, сейчас не следует принимать военных решений.

– Разумеется, – сказал тот с раздраженным облечением. – Неразумно воевать, не зная настоящих врагов.

Стефан мысленно вздохнул. Теперь только чуть подправить меморандум, написанный в дороге, и Лотарь воспримет его как продолжение собственных мыслей.

Если бы только удалось не затевать большой войны… Послать в Чеговину обычных «добровольцев» – плохо, подло, но катастрофы удастся избежать. И Марек останется сидеть в Люмьере со своими легионами – пусть себе сидит. Да хоть бы и в Чезарии задержался – теперь не страшно.

– Ваше величество… Если завтра вы забудете о нашем разговоре и прикажете выступать против Флории… что нам делать?

Цесарь остановился, засмотревшись на невидимые брызги в опустевшем мраморном фонтане.

– Я подписал указ сегодня, – сказал он глухо. – О том, чтобы ни одно решение касательно войны не принималось без одобрения Совета. Вы получите копию завтра утром.

Он стоял ссутулившись, сунув озябшие руки под мышки. Стефан сказал бы, что восхищается им, – но Лотарь примет это за обычную лесть.

– Вернемся, государь, – сказал он вместо этого. – Здесь становится неуютно. Я не медик, но осмелюсь посоветовать вам горячего вина перед сном или рябиновки…

Возвратившись к себе, Стефан зажег все нашедшиеся свечи и лампы – будто так было светлее думать. Он понятия не имел, могут ли цесарские маги определить, откуда Зов – да и Зов ли это на самом деле. А если Лотарь все-таки помешался из-за убийства матери и слышит голоса? А самому Стефану Зов теперь будет мерещиться даже в криках уличных зазывал?

Лотарь никогда не заговаривал о той ночи. Стефан выучил перемены в настроении цесаря, когда взгляд его наливался тяжестью, он становился угрюм, срывался по пустякам. Следовало разговаривать с ним, отвлекать – но даже в такие моменты о цесарине речь не заходила. Возможно ли, что, перебродив в молчании, невысказанное ударило теперь Лотарю в голову?

Вот только получается слишком много совпадений. Непростительно много.

Надо было удержать Войцеховского, расспросить его как следует про то «знакомство». Стефан перебирал в памяти придворных, в особенности тех, с кем говорил в первые свои дни в Остланде, но, ей-Матери, не мог припомнить ничего подозрительного.

Хотя… при такой жизни во дворце, с поздними приемами и днями, полными серого тумана, скрыться не составит труда. Цесареград – прекрасный город для вампиров, сам как могила… Но невозможно, чтобы больной не узнал свою болезнь.

Хорошо, попробуем по-другому, Чезария – худший из союзников, что могут быть сейчас у Остланда. Значит, вполне вероятно, платит человеку «нашей крови» либо Чеговина, либо король Тристан.

И, возможно, Кравец прав, когда желает избавиться от послов.

Послы…

Стефан застыл посреди кабинета.

Добрый Ладислас, который говорил с молодым заложником на белогорском, одалживал ему книги и у которого можно было разжиться весточкой с родины… Который замазывает лицо пудрой и носит кафтан еще, пожалуй, времен господаря Михала…

И которого, если подумать, Стефан никогда не видел при свете дня.

Следующие несколько дней сердце то и дело прихватывало острой, резкой тоской по дому. Стоило закрыть глаза, и Стефан снова оказывался в старом особняке и слышал нежные, будто приглушенные временем звуки клавесина. Он не знал, удалось ли Мареку выбраться из Бялой Гуры, и не мог придумать, как связаться с домом. Незамысловатый семейный шифр годился, только чтоб писать о чувствах, которые не хочется выказывать перед цензором. Священников проверяли, как проверяли и студентов Цесарской Академии, на каникулы уезжавших домой. Нарочного советника еще могли выпустить за Стену, не перетряхнув перед этим весь багаж, – но перед поездкой такой нарочный проходил через Тайный отдел. Всем известно, что люди Кравеца могут вытрясти из человека и то, чего он не знает.

Птице с посланием не перелететь Стену. Старинные трюки – фолианты с помеченными страницами, которые книжники провозили за границу, ожерелья с разноцветными камнями, что торговец забирал в Остланде и отдавал особому покупателю в Бялой Гуре, – все давно известны тайной службе. Оставались, пожалуй, контрабандисты…

Над этим Стефан ломал голову, когда не был занят депешами драгокраинскому господарю и перепиской с чезарцами.

Послания от капо становились день ото дня все более сердечными. В хитрой вязи вычитывалось, что Чезария обещает Остланду поддержку против короля Тристана с расчетом на давно уступленную Флории провинцию. Вокруг Галленце было немало споров, и века два назад такое предложение никого бы не удивило. Но поверить сейчас, что капо захочет вот так нарушить договор Шестиугольника, подписанный с согласия всех семей Чезарии, – и, значит, отвечать потом перед Семьями… У каждой во Флории есть свое дело, а чего чезарцы делать не станут, так это рубить сук, на котором неплохо сидится… Разве что капо ведет свою игру – но тогда он не стал бы предлагать открытую военную помощь. Золото, оружие, в лучшем случае – отряд наемников… одним словом, то, чем соблазнился Марек.