– Господин Е, кажется, ваша супруга устала. Да и я, признаться, тоже. Может, пора по домам?

– А? – господин Е грузно обернулся к жене – ну, точно, забыл. – Ха, да вы и впрямь изнежены, молодой человек. Вас бы в мороз, на север, или в пустыню Мобэй!

Линьсюань и не подумал возражать, зато в брошенном на него госпожой Е взгляде явственно читалась благодарность. Заклинатель почти улыбнулся ей, но вовремя одёрнул себя. Подняться на ноги у прославленного полководца вышло не с первой попытки, но когда Линьсюань спросил: «Помочь?», тот глянул так, что благое побуждение тут же увяло.

– Итак, – рассуждал господин Е, когда они шли прочь от винного дома, – вам по душе тощие дылды с лошадиными мордами, выпученными глазами, ревущими голосами, и… Я ничего не забыл?

– Вы слишком много выпили, – вздохнул Линьсюань.

– Ерунда, я могу выпить ещё столько же, и всё равно останусь трезвее вас, мальчишек, – Е Цзиньчэн пошатнулся, но всё-таки сохранил равновесие. – Так что? Странно, что вы ходите к Матушке Гу – я что-то не припомню в числе её девочек таких «красоток».

– Вы живёте в квартале Восстановления Мира?

– А? Да, а что?

– Тогда нам идти не долго.

– Порываетесь сбежать? – ухмыльнулся Е Цзиньчэн. – Вы меня с мысли не сбивайте. Так находилась девица, соответствующая вашим вкусам? Хотелось бы на неё взглянуть.

Линьсюань не ответил. Они свернули с центральных улиц в глубину квартала, и сразу стало темнее и малолюднее. Если бы не Сун Жулань, Линьсюань давно бы уже отвязался от назойливого попутчика, достающего своими насмешками по поводу предпочитаемого вида красоты, но бросать женщину одну на ночной улице с пьяным мужем казалось неправильным. Пусть даже тот действительно довольно уверенно держался на ногах. Оставалось отмалчиваться или отделываться не связанными с его рассуждениями фразами в тщетной попытке сменить тему.

– Мой господин, мы пришли, – вдруг сказала Сун Жулань. Это были первые слова, которые Линьсюань от неё услышал за этот вечер. Похоже, что муж, как раз вознамерившийся пройти мимо ворот, её не расслышал, что так заклинателю пришлось повторить громче:

– Вы пришли!

– Да? И правда, – Е Цзиньчэн остановился, покачнувшись, развернулся к воротам и застучал в них кулаком. – Открывай, бездельник!

Должно быть, привратник ждал возвращения господ, так как не прошло и минуты, как ворота открылись. Впрочем, это не помешало хозяину дома начать что-то недовольно говорить о негодных слугах, но, услышав грохот засова и увидев почти беззвучно раскрывшуюся створку, он махнул рукой:

– Прощайте, мастер Хэн. Желаю вам найти вашу красу несравненную и перестать засматриваться на чужих жён.

– Доброй ночи, – отозвался Линьсюань. Е Цзиньчэн, ухватившись за створку, перешагнул высокий порог, Сун Жулань вошла за ним, не оглянувшись. А Линьсюань, признаться, надеялся напоследок всё-таки поймать её взгляд. Постояв перед закрывшимися воротами, он медленно пошёл назад.

* Бо Цзюйи (772-846)

– Как дела с господином Шэном? – спросил Линьсюань. Чжаньцюн, сохраняя невозмутимый вид, отпил из чашечки и поставил её на стол.

– О, он уже арестован. В скором времени будет осуждён и выслан на одну из приграничных застав до конца дней.

– Даже так…

– А какого ещё наказания заслуживает непочтительность к старшей родственнице? – глава Ши пожал плечами.

– Старшей родственнице?

– Господин Шэн скрыл смерть своей тёщи и не надел по ней траура, – напомнил Чжаньцюн. – Позволил оборотню пользоваться её телом, словно платьем. Пусть скажет спасибо, что его не обвинили в соучастии в убийстве. Теперь уже не определишь, была ли госпожа У жива в тот момент, когда стала одержима лисой, попытка вызвать дух и расспросить ничего не дала, слишком много времени прошло. Но вполне вероятно, что да.

Линьсюань замер. И в самом деле! Зачем выискивать туманную возможность притянуть деда к ответственности за покушение на внучку, если можно на самых раззаконных основаниях осудить его за несомненное небрежение к тёще? Это Линьсюань, при всём понимании, что подобное обращение с телом – дело нехорошее, всё же считал его не идущим ни в какое сравнение с причинением вреда ребёнку. И начисто забыл, что для здешних, с их пунктиком насчёт почтения к предкам и старшим, дело обстоит как раз наоборот.

– Судья Кан – справедливый человек, – задумчиво добавил Чжаньцюн, пока Линьсюань запивал своё удивление чаем. – Не стал приплетать недоказанное обвинение, хотя большинство на его месте именно так бы и поступили – чтобы угодить мне.

Он вздохнул, ясно показывая, что подобный способ угождения его совсем не радует.

– Я слышал, он недавно женился?

– Да, причём на вдове. Не самый добродетельный поступок для женщины, но это их дело.

Линьсюань пожал плечами и сделал ещё один глоток. Местной убеждённости, что вдова должна и гробу быть верна, он не разделял.

– Впрочем, её можно понять, – добавил Чжаньцюн. – Одинокая женщина не имела здесь ни родных, ни друзей. Ей нужно было на кого-то опереться.

– Она приезжая?

– Да, откуда-то из-под Линьаня. Оттуда сейчас многие уезжают.

Линьсюань покивал, из вежливости отпив ещё. Он не был знатоком и ценителем чая – любил его на родине, но чёрный, нормально заваренный, с сахаром. Здешние же изыски с чаями разных сортов, приготовленные с церемониями, и все как один не сладкие, были ему не близки. Но этот всё же можно было пить. Занятно, что память настоящего Линьсюаня тут ему ничем не помогала. Она вообще подсказывала всё реже и реже, словно бы то, что осталось от прежнего мастера Хэна, растворялось в Андрее, как тот самый сахар, которого не клали в чашки. На первых порах тебе помогли, а дальше справляйся сам…

– Господин Кан говорил, что его супруга расспрашивала о тебе.

– Да? А что ей было нужно?

– Вероятно, ты её заинтересовал, – Чжаньцюн пожал плечами.

– Мы виделись?

– Она вместе с мужем была у градоначальника Жуна, когда мы приветствовали господина Е с женой. Должно быть, там и увидела. Может, вы встречались раньше? Она ведь родом из наших краёв.

– Так она из-под Линьаня или из самого Линьаня? Я до пятнадцати лет безвылазно жил в столице, как тебе известно. А потом… ну, разве что ограбил её как-нибудь.

Чжаньцюн поморщился, оставив чашку, из которой уже собирался отпить.

– Это было бы неприятно. Если ты действительно её ограбил, я имею в виду. Но едва ли она сможет что-то доказать. Если, конечно, нет других свидетелей…

Он вопросительно посмотрел на Линьсюаня.

– Да откуда я знаю? Вообще-то мой тогдашний наставник предпочитал живых не оставлять, но всё возможно. А так я даже не знаю, как она выглядит, на том празднике я её если и видел, то внимания не обратил, – ну да, на том празднике он смотрел исключительно на Сун Жулань. – Как её зовут-то хоть?

– Не спросил, – после короткого замешательства отозвался Чжаньцюн. Линьсюань фыркнул. Правильно, зачем узнавать имя женщины?

– Но её имя, возможно, есть в документах. Сейчас посмотрю.

– Да ладно… – запротестовал было Линьсюань, но Чжаньцюн уже поднялся и скрылся в соседней комнате. Было слышно, как там что-то щёлкнуло и зашуршало. Через минуту глава вернулся со сложенной в гармошку бумагой:

– Вот, тут записи о браках наших чиновников. Судья Кан женился на… госпоже Лун, урождённой По Наопин.

Чай во рту тут же стал безвкусным. Линьсюань заставил себя проглотить, поднялся и отошёл к приоткрытому, несмотря на лишь самое начало весны, окну. За окном было пасмурно и серо. Снег уже по большей части сошёл, оставаясь только кое-где по склонам гор и на вершинах. Зато внизу, в долине, розовели, подобно закатным облакам, заросли цветущей сливы-мэйхуа – той самой, что Линьсюань когда-то изобразил на бумаге, а Чжаньцюн попросил рисунок себе и украсил им стену комнаты.

– Так она… из тех самых По? – после паузы спросил Чжаньцюн.