Впереди показался очередной высокий помост, на котором пела и танцевала девушка в цветастом платье и с высокой причёской. А может и не девушка – её лицо было так густо покрыто белилами и румянами, что определить, как она на самом деле выглядит, было довольно сложно. Тонкий голосок тоже не давал представления о возрасте, уж слишком искусственными казались мяукающие интонации, когда она выпевала:

Как стерпеть, потеряв благосклонность твою?

У дворцовых ворот в горьких думах стою.

Не пойму: где же прежней любви твоей пыл,

Свои новые думы куда устремил?*

Собравшиеся внизу люди подпевали, чуть покачиваясь в такт. Женщина на помосте в последний раз взмахнула рукавами и застыла в позе, напоминающей статуэтки индийских богов: чуть присев на одной ноге, вторая согнута в воздухе с оттопыренной ступнёй. Тянуть носок в танце тут было не принято. Удивительно, насколько такая мелочь способна испортить впечатление от в целом красивых движений. Линьсюань отвернулся от исполнительницы и чуть не налетел на людей, неслышно подошедших и остановившихся прямо у него за спиной.

– А, мастер Хэн!

Похоже, для Е Цзиньчэна встреча тоже была неожиданностью. Рядом, как всегда скромно опустив глаза, стояла Сун Жулань. На этот раз она была с непокрытой головой, без вуали, сложная причёска поблёскивала золотыми украшениями, между которыми умостились явно искусственные цветы. Никаких цветных узоров на лице, если не считать скромного цветочка над переносицей и точек по углам рта, у неё не было, в отличие от большинства гуляющих женщин, так что ничто не мешало любоваться нежными чертами. Ну, кроме присутствия мужа, разумеется.

Мужчины раскланялись – поздороваться словами Линьсюаню помешали восторженно завопившие слушатели. Когда они смолкли, Линьсюань, уже подобравший приличествующую случаю фразу, открыл рот, но Е Цзиньчэн его опередил:

– Говорят, что мастер Хэн – знаток женской красоты. Почему же он так пристально разглядывает мою жену?

Линьсюань чуть не поперхнулся. Снова кинул невольный взгляд на госпожу Е, но та не отреагировала, словно бы и не слышала. И всё равно желание дать этому грубияну щелчок оказалось непреодолимым:

– Возможно, как раз поэтому?

Е Цзиньчэн уставился на него, а потом вдруг расхохотался:

– Так слухи врут? Или, быть может, вам просто не попадалось красивых женщин?

Он него явственно пахло вином. Наверно, лучше всё-таки не связываться, подумал заклинатель, сохраняя на лице вежливое выражение. Но если знаменитый Дракон Бэйцзяна так ведёт себя публично, каков же он дома?

Поистине, госпоже Е можно только посочувствовать.

– Этот Хэн просит прощения, – Линьсюань снова поклонился. – Он действительно позволил себе недопустимое, но больше это не повторится.

В искренности своих слов он был не уверен – красота Сун Жулань притягивала взгляд, так что ему приходилось прилагать усилия, чтобы не смотреть на неё хотя бы сейчас. Но приличия были соблюдены, оставалось только выслушать ответ и уйти. Однако Е Цзиньчэн неожиданно благодушно махнул рукой:

– А, дело молодое. В юности многие готовы глазеть вслед любой юбке, был бы под ней женский пион, а лицо не так важно. Но приятнее всё же, когда женщина ласкает не только тело, но и глаз. Может, сходим в винный дом Ло И? Там есть действительно красивые девушки, подберём вам на сегодня подружку под стать.

Линьсюань согласился – скорее, от неожиданности, хотя некоторая доля любопытства, каких же женщин считает красивыми Е Цзиньчэн, если жена ему нехороша, тоже присутствовала. Они вместе зашагали по улице, женщина шла следом. Опуская глаза и косясь назад, Линьсюань видел мелькающие носки её обуви, так высоко загнутые вверх, что невольно возникал вопрос, а удобно ли вообще в таких передвигаться.

Винный дом скорее можно было назвать рестораном или даже клубом: там можно было заказать не только вино, но и еду, посетителей развлекали музыкой, танцами и играми, и Линьсюань сильно подозревал, что получить определённые услуги от хорошеньких подавальщиц тоже проблем не составит. В общем, разница с парчовым домиком, говоря по чести, была только в основном профиле заведения.

Слуги с поклонами проводили их к отдельному столику, и Сун Жулань опять уселась у мужа за спиной.

– Принесите вина, – махнул рукой Е Цзиньчэн. Линьсюань едва схватил себя за язык, прежде чем спросить: «Не довольно ли?»

– Почтенные господа желают что-нибудь ещё? Наш повар готовит такую хрустальную свинину, что пальчики оближешь…

– Ты меня не слышал? – господин Е поднял на слугу потяжелевший взгляд.

– Несите свинину, – сказал Линьсюань.

– Вам хочется есть? – удивился Е Цзиньчэн.

– Я предпочитаю закусывать.

– Хм, должно быть, господа заклинатели не так устойчивы к вину, как о том говорят…

– Где уж нам сравниться с бывалыми воинами, – развёл руками Линьсюань.

Хрустальная свинина оказалась мясом в желе типа холодца. Е Цзиньчэн, вопреки своим же словам, цапнул кусок первым, пока принёсшая еду и вино девушка расставляла блюдо, кувшинчик, пиалы и чарки. Пиал и чарок было только две, словно мужчины пришли сюда одни, и Линьсюань снова лишь с большим трудом подавив порыв спросить, а не желает ли госпожа Е тоже чего-нибудь заказать. Мало ли, опять чего-нибудь нарушишь…

– Кстати, а как вам эта девушка? – Е Цзиньчэн, не переставая жевать, кивнул на опустившуюся на колени подавальщицу, что как раз разливала вино. Та стрельнула на Линьсюаня подведёнными глазами и, опустив кувшинчик, в притворном смущении прикрылась рукавом.

– Излишне полная.

– Вот как? Вам нравятся кости?

– Между «толстая» и «костлявая» есть множество вариантов.

– А разве не лучше, когда тела много? – Е Цзиньчен изобразил в воздухе руками что-то большое и округлое. – Обнимешь, и рука прямо тонет…

– Как в квашне с сырым тестом, вы хотите сказать?

Подавальщица поспешила уйти. Е Цзиньчэн двинул челюстью и опрокинул чарку.

– Ну, а вон та? Вроде похудее, маленькая такая, как статуэточка…

– Низкорослая, – вынес вердикт Линьсюань.

– А низкий-то рост вам чем не угодил?

– А что в нём хорошего?

– Господин бессмертный предпочитает смотреть на женщин снизу вверх?

– Не преувеличивайте, – Линьсюань отпил из своей чарки. – Таких женщин я ещё не встречал. Но и приседать на корточки, чтобы поцеловать – тоже радости мало.

– А в остальном она вам как? Смотрите, круглолицая, как луна, кожа белая, как овечий жир…

– Это пудра.

– А хотя бы и так?

– Я не повар, чтобы радоваться круглой лепёшке, обсыпанной мукой.

Это продолжалось ещё какое-то время. Е Цзиньчэн пил и предлагал Линьсюаню одну девушку, мелькавшую в их поле зрения, за другой, а Линьсюань в каждой находил какие-нибудь недостатки. Он ничего не имел против этих девиц, которых они сейчас так бесцеремонно обсуждали, но ему было обидно за ту женщину, что сидела рядом с ними, в то время как они оба старательно делали вид, будто её не существует. Хотя, может, Е Цзиньчэн и не делал вид, а действительно о ней забыл. И, как нарочно, каждый раз предлагал Линьсюаню полюбоваться качествами, которые в его жене отсутствовали.

– Вон, взгляните, и глаза как ивовые листочки.

– Ещё чего, – отрезал Люньсюан, чувствуя, что выпитое начинает сказываться и на нём. – Предпочитаю женщин, у которых глаза на лице не надо искать на ощупь.

– Да, чтоб вас! – Е Цзинчэн стукнул рукой по столу, так что посуда подпрыгнула. – Ничем вам не угодишь!

Сун Жулань на мгновение вскинула на них глаза, чтобы тут же снова их потупить. Она не произнесла ни единого слова, казалась спокойной и отрешённой, но Линьсюань всё равно отвёл взгляд. Испанский стыд, как говорят у него на родине, когда фигню делает или несёт кто-то другой, а стыдно тебе. За этого муженька, лютые мертвецы б его разодрали, который словно задался целью оскорбить свою жену как можно больше.