Эмма застыла, как вкопанная. Может, Чёрч был прав, и ей действительно следовало больше к нему прислушиваться. Он никогда ни на что не реагировал. Его можно было шарахнуть молотком по руке, а он и тогда бы остался совершенно безучастным.

— Он… что ты имеешь в виду? — спросила Эмма, надеясь, что ее голос звучит как обычно.

— Я звонила ему сегодня утром, — объяснила Марго. — В лечебницу. Мне хотелось узнать, как вчера вечером прошла твоя групповая хренотень. Но сегодня он на работу не придёт.

Эмма лихорадочно соображала. Ей нельзя реагировать. Ей нужно проявлять спокойствие. Нужно подумать. Нужно быть как Чёрч. Что только что сказала Марго? Она не сказала «его нет на работе»; она сказала «он на работу не придет» —— между этими двумя утверждениями огромная разница.

— Не придёт? Но у него ведь пациенты и прочее, он не может просто не прийти, верно? Он заболел? — спросила Эмма, лениво помешивая ложкой хлопья.

— У него смерть в семье.

При слове «смерть» Эмма чуть не упала в обморок. У нее уже начало темнеть в глазах, но тут она услышала остальную часть предложения.

— У него… что?

— Он сегодня утром позвонил и взял отпуск, как минимум на неделю.

Эмма уставилась на мать. Какого хрена вообще происходит?

«Мне что, всё приснилось? Боже мой, Чёрч хоть действительно здесь?! Господи, я помешалась».

— Это… ужасно. Надеюсь, он… в порядке? Но…, — бормотала Эмма.

Она не знала, что делать и что говорить.

— Это случилось с его двоюродной сестрой. Кажется, он как-то мне о ней рассказывал, у нее были проблемы с сердцем или что-то типа того. Пусть он немного придёт в себя после похорон, а потом я позвоню ему на мобильный, — заверила ее Марго. — Нет, ну ты представляешь? Я вернулась в такую рань, чтобы успеть в эту дурацкую лечебницу, а его там даже нет.

— Он рассказывал тебе о сердце своей двоюродной сестры?

— Мы с ним очень дружны. Так озабочены твоим благополучием и всем прочим, — вздохнула она, рассматривая ноготь на мизинце. — Доктор, Эмма. Я думала, Джерри это лучшее, что может достаться такой женщине, как я, и, если надо, я бы согласилась на его пенсию и накопительный фонд, но ты только представь, выйти замуж за доктора!

Эмма решила не упоминать о том, что Каспер не только никакой не доктор, но к тому же мёртв.

— Это было бы… что-то. Извини, я пойду собираться.

Вернувшись в свою комнату — или подождите, это комната Чёрча? Это считается, если он всего лишь галлюцинация? — Эмма закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Она медленно оглядела спальню в поисках доказательств его присутствия. На кровати, там, где она спала, было смято покрывало, а на полу валялась одежда, в которой она была прошлым вечером.

Нет, единственное, что стояло не на своем месте, это компьютерное кресло, и кажется Эмма в какой-то момент о него ударилась.

Она зарылась руками в волосы. Неужели она действительно разговаривает сама с собой, спрашивая себя, не сошла ли с ума? Хотя разве сумасшедшие знают, что они сумасшедшие?

«Если я еще раз произнесу слово «сумасшедший», то действительно безвозвратно тронусь умом».

Нет. Эмма не тронулась. Она выпрямилась. От прошлой ночи осталось неприятное ощущение, которое приходит только с реальностью. Она взглянула на свои руки, и, несмотря на то, что мыла их и вчера вечером, и сегодня утром, под ногтями все еще была заметна грязь.

Она не тронулась, но все к этому шло. Ей нужно собраться с мыслями. Нужно разобраться в этой херне, или она действительно придет с повинной к доктору Розенштейну.

Потому что, как бы ни ужасна была жизнь в «Солнечном ранчо», но там она, по крайней мере, могла различить голоса у себя в голове.

Если сидеть и завтракать с семьей было странно, то пребывание на «Солнечном ранчо» казалось Эмме просто гротескным. Она стояла за дверью общей комнаты, глядя через коридор на вход во врачебное крыло. Где-то по другую сторону этой двери находился кабинет Каспера. Пустой и безжизненный, а его обитатель теперь был распилен на множество кусочков и зарыт в глубокой яме где-то на юге штата.

— Мы начинаем.

На месте Каспера сидел джентльмен средних лет и жестом приглашал Эмму войти. Она улыбнулась и, закрыв за собой дверь, проследовала в комнату. Она заняла свое место и услышала, как он представился.

— Меня зовут Тед Токер, — сказал он. — Я провожу сеансы групповой терапии по средам. У Дрю Каспериана горе в семье, поэтому пока я буду вести и его часы. Надеюсь, что никто не против. Знаю, что перемены не…

Эмма погрызла ноготь большого пальца и нервно огляделась по сторонам. Где Райан? Он никогда не воспринимал всерьез свое пребывание в «Солнечном ранчо», но на терапию обычно не опаздывал.

Однако кресло рядом с ней оставалось пустым. Она уставилась на него долгим хмурым взглядом.

— Мисс, Вас что-то беспокоит? — спросил новый психотерапевт, и когда Эмма, наконец, на него посмотрела, дружелюбно ей улыбнулся.

— Райан Парк, — хриплым голосом произнесла она. — Его сегодня нет. Почему?

Мистер Токер заглянул в свои записи.

— Не знаю, почему. Уверен, что у мистера Парка есть на это веская причина, и будем надеяться, что на следующем занятии он к нам присоединится. Теперь есть ли что-нибудь…

Эмма резко встала и вышла из комнаты.

— Мисс! Мисс! Я уверен, что с ним все в порядке, не могли бы Вы присесть…

Она захлопнула дверь на полуслове и поспешила в приемную.

— В списке здешних пациентов ещё есть Райан Парк? — настойчиво спросила она.

На нее удивлённо заморгала женщина с плохой стрижкой.

— Простите, что?

— Райан Парк, — повертев рукой, вздохнула Эмма. — Он здесь на лечении, но групповую психотерапию сегодня не явился.

— Ну, это может значить всё…

— Он всегда ходит на терапию. Если я приду, то и он придёт, ясно? И вот я здесь, а его нет, так где же он?

Женщина хмуро на нее посмотрела, затем ввела в компьютер какие-то данные. Через секунду она самодовольно улыбнулась, глядя на экран.

— Райана Парка выписали в субботу утром.

— Выписали? — ахнула Эмма. — Нет, нет, этого не может быть. Он еще далеко не нормальный.

— Не нормальный? — женщина скорчила еще одну гримасу. — Это некорректный термин — мы все нормальные. Просто некоторым из нас требуется больше помощи, чем другим.

— Избавьте меня от Ваших лекций, доктор философии, — прорычала Эмма. — Почему его выписали?

— Это не Ваше…

Хрясь, щёлк, хлоп, и сущность Эммы выскочила из ее нормальной оболочки, в которую она пыталась втиснуть ее весь прошлый месяц. Она так низко перегнулась через стойку, что ее ноги оторвались от пола, а лицо оказалось прямо напротив лица женщины.

— Леди, мы в психиатрической больнице, — прошипела Эмма. — А это значит, что я чокнутая на всю голову, и если Вы сейчас же не скажете мне того, что я хочу знать, то увидите, насколько чокнутой я могу стать.

Администратор потянулась к большой кнопке на столе, но Эмма ее опередила. Она схватила канцелярский нож и воткнула его в стол в сантиметре от руки женщины. Та взвизгнула и, одернув руку, прижала ее к груди.

— Думаешь, ты успеешь нажать тревожную кнопку до того, как я воткну это тебе в шею? До того, как сюда прибегут охранники? А теперь попробуем еще раз. Скажи мне, почему выписали Райана Парка, и я положу эту штуку на место, а потом можешь кричать, визжать и жать на все кнопки, какие захочешь.

Женщина казалась очень напуганной. Ее глаза метались по комнате, видимо, надеясь, что кто-нибудь появится. Но в понедельник посетителей было мало, а большинство пациентов находились на занятиях или на групповой терапии. Охрана «Солнечного ранчо» была не слишком многочисленной и фокусировалась в основном на внешних заграждениях. Охранники не патрулировали каждый коридор. Прежде чем кто-нибудь здесь появится, пройдет, по меньшей мере, несколько минут, и Эмма знала, что даже в лучшие времена производила впечатление душевнобольной, а сейчас у нее были явно не лучшие времена.