Это был тот самый человек, чье лицо и фигуру мне не забыть никогда, потому что я видел его во сне, почитай, каждую ночь. Это был тот самый человек, который, прихрамывая, убегал по улице Жакоб пятнадцать лет назад.

– Ну что ж. Вы тот самый человек, который убил мою жену, – сказал я спокойным голосом, сам даже не ожидая, что могу так держать себя в руках.

Единственное, чего я не помнил, – какого цвета у него глаза. Они оказались водянистыми, серо-голубыми, беззащитными глазами, которые никак не могли принадлежать кагэбэшному «мокрушнику», человеку, столь безжалостно расправившемуся с моей красивой молодой женой, выстрелив ей в сердце без малейшего колебания.

Я помнил только тонкий красный шрам у него на скуле, копну черных волос, клетчатую ковбойку и прихрамывающую походку.

Вероятный перебежчик, референт из резидентуры КГБ в Париже, назвавшийся Виктором, намеревался продать информацию, которую, как он говорил, разыскал в архивах еще в Москве. Что-то касающееся человека под псевдонимом Сорока.

Он хотел перейти к нам. В обмен на информацию требовал безопасность, защиту, спокойную удобную жизнь – одним словом, все те блага, которые мы, американцы, как считается, раздаем налево и направо перебежавшим на нашу сторону шпионам, словно какие-то санта клаусы из разведслужбы.

Мы тогда разговаривали. Встретились на улице Фобур. В магазине готовой мужской одежды. Потом встретились еще раз на явочной квартире. Он, помнится, обещал принести нам исключительной важности материал из досье на Сороку, который потрясет весь мир. Помнится, Тоби так и загорелся заполучить материал. Он чрезвычайно заинтересовался всем, что относилось к Сороке.

Мы условились встретиться у меня дома на улице Жака. Там безопасно, думал я. Лаура уехала. На встречу я запоздал. Человек в клетчатой ковбойке и с густыми черными волосами, прихрамывая, уходил прочь. Я почувствовал запах теплой крови вперемешку с едким металлическим душком пороха. Подымаясь по лестнице, я чувствовал, что запах становился все сильнее и сильнее, выворачивая мне наизнанку все внутренности.

Неужели это Лаура? Быть того не может, да наверняка не может этого быть! Какое-то неестественно изогнутое тело, белый шелковый ночной халат, огромное ярко-кровавое пятно. Нет – это наваждение, не может этого быть. Лауры ведь нет в городе, она уехала в Живерни, это не она, а кто-то очень похожий на нее, не она, не может такого быть…

Я терял тогда рассудок.

И Тоби. Скрюченное тело на полу в прихожей: Тоби, едва живой, ставший парализованным на всю жизнь.

Это я сотворил такое с ними обоими. Со своим наставником и другом. И со своей обожаемой женой.

Виктор внимательно изучил обрывок конверта и только потом посмотрел на меня. Я не смог сразу определить, что выражали его серо-голубые глаза: испуг? безразличие? Они могли выражать что угодно.

А затем он просто и буднично сказал:

– Входите, пожалуйста.

Оба они – Виктор и уродливая старуха – сели рядышком на узкую кушетку. Я же стоял, направив на них пистолет и пылая гневом. Работал большой цветной телевизор, но звук был приглушен. Показывали какую-то старую американскую бытовую комедию, какую – точно не помню.

Первым нарушил молчание Виктор, заговорив по-русски.

– Жену вашу я не убивал, – произнес он.

Старуха – кто она? Может, жена? – сидела молча, обняв трясущимися руками колени. Я никак не мог заставить себя взглянуть на ее обезображенное лицо.

– Как вас зовут? – спросил я тоже по-русски.

– Вадим Берзин. А ее Вера. Вера Ивановна Берзина, – ответил мужчина и слегка кивнул головой на нее, сидящую рядом, справа.

– Но вы же Виктор, – возразил я.

– Был им. Несколько дней. Так я сам себя назвал.

– Но кто же вы в таком случае на самом деле?

– Вы хорошо знаете, кто я такой.

Знал ли я на самом деле? А что, по правде говоря, мне известно про этого человека?

– Не ожидали, что я явлюсь? – спросил я.

Вера Ивановна закрыла глаза, или, скорее, они исчезли в пухлых складках и желваках ее лица. Теперь я вспомнил, где видел ранее похожее лицо, – на фотографиях и экранах кино. «Человек-слон» – был такой памятный фильм, в основе которого лежала правдивая история, произошедшая со знаменитым «человеком-слоном» – неким англичанином Джоном Мерриком. Его тело поразила ужасная болезнь нейрофиброматоз, или иначе слоновая болезнь, которая проявляется в опухании и деформации кожи. Не страдает ли и эта женщина той же болезнью?

– Я ждал вас, – спокойно подтвердил Вадим, кивнув головой.

– И вы не побоялись впустить меня в квартиру?

– Жену вашу я не убивал.

– Вы вроде не удивляетесь, что я вам не верю.

– Нет, – ответил он и с трудом улыбнулся. – Я ничуть не удивлен. – А немного помолчав, добавил: – Можете запросто убить меня или нас обоих. Можете убить прямо сейчас, если хотите. Но с чего вам хотеть-то? Лучше выслушайте сначала то, что я вам поведаю.

– Мы живем здесь с тех пор, как сгинул Советский Союз, – начал он свой рассказ. – Мы купили право и возможность переселиться сюда, как и многие наши прежние товарищи по службе в КГБ.

– Вы заплатили деньги за выезд правительству России?

– Да нет же, мы заплатили вашему Центральному разведывательному управлению.

– Чем откупились-то? Зажиленными от кого-то долларами?

– Да что вы! Те жалкие доллары, которые мы смогли скопить вдвоем за долгие годы, ничто для огромного и богатого Центрального разведуправления. Оно не нуждалось в наших грязных долларовых банкнотах. Нет, все произошло совсем не так. Мы купили себе свободу за ту же валюту, за какую покупали ее все офицеры госбезопасности…

– А-а, понимаю, – догадался я. – Информация, секреты, выкраденные из досье и архивов КГБ. Как это проделали все другие перебежчики. Но я удивляюсь, как вам удалось найти заинтересованных покупателей после всего того, что вы натворили.

– О-о, натворил я немало, – с издевкой заметил Берзин. – Я попытался заманить в ловушку одного блестящего молодого офицера ЦРУ, против которого наш центр в Москве имел огромный зуб. С этой целью я выдал себя за перебежчика, прямо как расписывается в учебниках, так ведь? – Я промолчал, а он между тем продолжал иронизировать: – Я пришел на явку, а молодой офицер ЦРУ туда не явился. И тогда – в порыве мести – ведь от этого теряют голову – я убил жену молодого офицера и ранил старого опытного сотрудника ЦРУ. Ну что, правильно я говорю?

– Более или менее.

– Ах-ах, да-да. Какая душещипательная сказочка!

Когда он рассказывал, я опустил было пистолет, но теперь медленно поднял его снова и прицелился. Я знал, что заряженный пистолет в умелых руках заставляет говорить правду скорее, чем многие другие способы.

И тут впервые подала голос жена Берзина, закричав чистым сильным контральто:

– Пусть он говорит дальше!

Я быстро глянул на обезображенную женщину и снова перевел взгляд на ее мужа. Испуганным он вовсе не выглядел, наоборот, казалось, что ситуация больше забавляет его. И тут вдруг выражение его лица резко изменилось, став печальным и серьезным.

– А правда, – сказал он, – заключается вот в чем: когда я пришел к вам на квартиру, меня встретил там человек по имени Томпсон. Кто он такой – я не знал.

– Быть того не может…

– Может! Раньше я никогда не встречал его, а вы мне не говорили, что будете вместе с ним. Уверен, боялись утечки информации. Он объяснил, что ему поручено проверить меня и он намерен начать допрос тут же и немедленно. Я согласился и рассказал ему про документы, касающиеся Сороки.

– О чем же они?

– Об одном информаторе из американской разведки.

– Он кто? Советский «крот», проникший к нам?

– Да не совсем так. Источник информации из местных. Один из наших пособников.

– Его псевдоним Сорока? – я назвал по-русски имя этой птицы.