Тут Фогель что-то упомянул про Вашингтон и про тайного очевидца.

– Его найдут, не беспокойся, – заверил Штоссель. – Источник утечки информации разыщут и заткнут. Он уверяет, что все будет сделано, как надо.

Фогель снова сказал что-то невнятное, слышно было только: «…прежде чем…» Штоссель же согласно подтвердил:

– Да-да, так и будет. Через три дня и произойдет… Да. Нет, этого человека просто уничтожат. Промашки не будет. Все задействовано и продумано до мелочей. Он умрет. Ты не беспокойся.

Послышался какой-то шум, глухой хлопок. Очевидно, открылась дверь в парную. Затем очень отчетливо Штоссель произнес:

– А-а, пришел наконец.

– Милости просим, – подал голос Фогель. – Надеюсь, до Штуттгарта долетели без приключений?

Еще хлопок – стало быть, дверь закрылась.

– …хотели высказать, – опять заговорил Штоссель, – свою глубокую признательность. Все мы.

– Спасибо вам, – поддержал Фогель.

– Примите наши самые искренние поздравления, – продолжал лебезить Штоссель.

Пришедший бегло говорил по-немецки, но с иностранным акцентом, вроде американским. Голос – звучный баритон, похоже – знакомый. Где я его слышал? По телевидению? По радио?

– Очевидец должен предстать перед сенатским комитетом по разведке, – заявил вновь пришедший.

– Кто он такой? – требовательно спросил Штоссель.

– Пока нам не известно. Наберитесь терпения. У нас есть возможность проникнуть в компьютерный банк сведений комитета. Таким образом, мы узнаем имя того засекреченного очевидца, который будет свидетельствовать по делу «Чародеев».

– И против нас тоже? – всполошился Фогель. – А он знает что-нибудь про Германию?

– Вряд ли это возможно, – успокоил голос с американским акцентом. – Но даже если он, или она, что-то не знает, наши связи с вами легко и просто проследить.

– Тогда его надо обязательно ликвидировать, – решительно заявил Штоссель.

– Но не зная личности очевидца, как его ликвидируешь? – заметил американец. – Только когда он появится…

– Только в тот момент?.. – прервал его Фогель.

– Да, в тот момент, – подтвердил американец, – он и будет ликвидирован. В этом я вас заверяю твердо.

– Но ведь будут же приняты меры по его охране, – сказал Штоссель.

– Мер по стопроцентной охране не существует, – продолжал между тем американец. – Насчет этого не беспокойтесь. Я лично уже спокоен. Но вот о чем стоит побеспокоиться, так это о координации. Если наши полушария разъединены – если у нас обе Америки, а у вас Европа…

– Да, – нетерпеливо перебил Штоссель, – вы говорите о координации действий двух главных мировых центров, но ее-то как раз и легко завершить.

Настало время сматывать удочки. Я повернулся как можно тише, что оказалось не так-то просто в этом узком пространстве, и полез на карачках обратно к двери. Внимательно послушав, не идет ли кто-нибудь по коридору, и убедившись, что никого поблизости нет, я быстренько открыл дверь и вернулся в вестибюль, который показался мне неестественно ярко освещенным. На коленях моих светлых брюк отчетливо чернели грязные пятна.

Из вестибюля я поспешил к входу в парилку, нашел там поднос с бутылками минеральной воды и резко распахнул дверь. Как только я шагнул в парилку и меня окутало густое облако пара, Штоссель, кажется, куда-то метнулся – теперь он оказался справа. Человек, в котором я признал Фогеля, находился на том же месте, где и ранее. А мужчина, пришедший последним, сидел на каменной лавке поблизости от Фогеля, справа от него, лица его не было видно.

– Эй! Сюда входить никому не позволено, вы меня понимаете? – окликнул он по-немецки. В ушах зазвенел до боли знакомый голос.

Тут же грубо выкрикнул Штоссель:

– По горло сыты напитками! Убирайся! Я же приказал никого не впускать!

А я стоял, не двигаясь, посредине парилки, вглядываясь в густой пар. Американец – на вид мужчина среднего возраста, точнее определить нельзя, физически развит лучше, нежели оба немца. Внезапно легкое дуновение воздуха, вырвавшееся откуда-то поблизости, немного отогнало сернистые клубы, и я вмиг опознал американца. От страха я не мог даже пошевелиться.

Это был новый директор Центрального разведывательного управления. Мой друг-приятель Алекс Траслоу.

Los Angeles Times

«Лос-Анджелес таймс»

– Кто это? – выкрикнул Фогель. – Где охранник?

Седые волосы Траслоу, разглядел я, аккуратно причесаны, лицо побагровело то ли от нестерпимого жара, то ли от гнева, а может, от того и другого вместе.

Я подошел поближе. Но он мягким, заботливым, вежливым тоном попросил:

– Пожалуйста, Бен, стойте, где стоите. Ради своей же безопасности. Не беспокойтесь. Я сказал им, что вы мой друг и обижать вас нельзя. С вами ничего не будет. Вреда вам не нанесут.

«Он должен быть убит, – услышал я голос его мыслей. – Убивать нужно тут же».

– А мы-то прямо обыскались вас повсюду, – продолжал расточать елей Траслоу.

«Эллисона следует убрать», – думал он в это же время.

– Должен признаться, – ласково журчал он, – что вот уж здесь-то никак не ожидал встретить вас. Ну, теперь-то вы в безопасности и…

Не выслушав до конца притворные заверения Алекса, я с силой швырнул в него подносом, а бутылки запустил в его собеседников. Одна угодила Фогелю в живот, остальные со звоном вдребезги раскололись на кафельном полу.

Траслоу закричал по-немецки:

– Задержите его! Отсюда его живым выпускать нельзя!

Я выскочил из парной и помчался что есть духу к ближайшему выходу на Ромерплац, а Траслоу что-то кричал мне вдогонку. Я понял, что впредь Александру Траслоу врать мне больше не доведется.

Молли сидела в «мерседесе» и поджидала меня у бокового входа в Фридрихсбад. Она в момент набрала скорость и помчалась прочь из городка, выскочив на автобан А8. Ближайший международный аэропорт находится милях в шестидесяти к востоку, несколько южнее Штуттгарта.

Долгое время я не мог выговорить ни слова. Наконец, отдышавшись, рассказал ей все, что видел и слышал. Она среагировала на все произошедшее точно так же, как и я: была потрясена, напугана, а под конец даже побледнела от негодования.

Теперь мы оба поняли, ради чего Траслоу завербовал меня, зачем Росси обманом пристегнул меня к проекту «Оракул» и почему они так ликовали, когда увидели, что их эксперимент со мной удался.

Их замыслы стали ясны, большое дело обрело смысл.

Под умелым управлением Молли машина летела по автобану, а я, рассуждая вслух, собирал отдельные факты в единое целое.

– Твой отец не совершал никакого преступления, – говорил я. – Он хотел сделать нечто такое, что спасло бы Россию. Поэтому-то он и согласился помочь Владимиру Орлову вывезти из казны Советского Союза за границу золото и упрятать его. Он перевез его в Цюрих, где часть поместил на хранение в специальное хранилище, а часть превратил в легко реализуемые ценные бумаги.

– А что потом сталось с этими бумагами?

– Они попали под контроль «Чародеев».

– Имеешь в виду Алекса Траслоу?

– Ага. Попросив помочь разыскать пропавшее богатство, а он сказал мне, что его похитил твой отец, – он, по сути дела, использовал меня «втемную», использовал мой дар, чтобы найти золото, к которому не мог дотянуться. Потому что твой отец спрятал его в «Банке Цюриха».

– Ну а кто же совладелец вклада?