– Ну а что же все это значит для нас? – задала вопрос Молли.

– А это значит, – стал объяснять Эйслер, – что вам позволено на законном основании всего лишь осмотреть хранилище и проверить его содержимое. Но вы не вправе ни забрать назад вклад, ни перевести его в другое место без ведома и разрешения второго вкладчика.

После этого мы в сопровождении доктора Альфреда Эйслера спустились в тесном лифте на несколько пролетов ниже и, оказавшись глубоко под Банхофштрассе, направились в хранилище.

Сначала мы прошли по короткому коридору, застланному серым ковром, вдоль его стен тянулись стальные рельсы-поручни. В самом конце коридора стоял здоровенный охранник в униформе оливкового цвета. Он поздоровался с директором банка и отпер тяжелую стальную дверь.

Молча мы прошли через эту дверь, спустились немного вниз и по другому коридору со стальными поручнями вошли в небольшое закрытое помещение, обозначенное цифрой 7. В нем стояла клетка, три стены которой сделаны из стальных рельсов, а четвертая была сплошной металлической из блестящей хромированной стали. В центре помещения находился большой штурвал с шестью спицами – очевидно, какой-то механизм, открывающий и закрывающий сплошную металлическую стену.

Эйслер снял с кольца на своем поясе ключ и открыл клетку.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – пригласил он, показав на маленький столик из серого металла и два стула около него. В центре стола мы увидели бежевый настольный телефон без диска или кнопок и небольшой черный электронный клавишный пульт.

– В условиях соглашения о хранении ценностей, – пояснил банкир, – предусмотрено, что во время набора кода для входа в хранилище сотрудникам банка запрещено находиться в этом помещении. Цифры кода набирайте медленно, во избежание ошибки перепроверяйте себя, ту ли цифру вы нажали. Если ошиблись, то можно сделать вторую попытку. Ну а если и во второй раз ошибетесь, то включится электронный запорный механизм, и в хранилище нельзя будет войти по меньшей мере в течение суток.

– Понятно, – заметил я. – Ну а что будет, когда мы наберем код для входа в хранилище?

– В это время, – рассказывал Эйслер, – замок внутреннего хранилища откроется с помощью электронного устройства, а вы должны повернуть вот этот штурвал, – он указал на колесо с шестью спицами. – Не бойтесь, оно с виду только тяжелое, а поворачивается очень легко. Ну и дверь в хранилище откроется.

– А когда мы все сделаем, как быть дальше? – спросила Молли.

– Когда вы закончите проверять содержимое или же если у вас возникнут какие-то проблемы, пожалуйста, позвоните мне по этому телефону, просто подняв трубку.

– Благодарю вас, – сказала Молли, и доктор Эйслер ушел, оставив нас одних. Спустя какое-то время мы услышали, как за ним захлопнулась вторая стальная дверь.

– Бен, – шепнула Молли, – какого черта мы тут…

– Наберись терпения, – огрызнулся я и медленно и осторожно – мои перевязанные пальцы работали довольно неуклюже – набрал код 48799, следя, как на табло маленького черного пульта поочередно зажигаются для контроля красные цифры. Когда я нажал последнюю «девятку», послышался металлический свистящий звук, будто трескалась сургучная печать.

– Ну, заметано! – воскликнул я.

– У меня даже дыхание сперло, – проговорила Молли сорвавшимся от волнения голосом.

Вместе мы подошли к штурвалу и повернули его, он с каким-то пощелкиванием внутри легко проворачивался в наших руках.

И вот половина стальной стены медленно отползла в сторону.

Хранилище внутри освещалось слабой лампой дневного света. Оно показалось мне уж очень тесным, отчего я даже испытал в душе некоторое разочарование. Стены камеры казались неровно выложенными кирпичами, размеры ее составляли примерно пять на пять футов. И она почему-то оказалась совершенно пустой. Но, приглядевшись как следует, я понял, что ошибся.

Когда глаза у меня привыкли к слабому освещению, оказалось, что стены выложены вовсе не кирпичами. Это тускло отсвечивали массивные слитки золота, желтые с красноватым отливом.

Похожее на пещеру хранилище почти все, от пола до потолка, было заполнено золотом на миллиарды долларов.

– Боже мой! – только и смогла прошептать Молли.

А я стоял, как столб, разинув рот от изумления. Осторожно озираясь по сторонам, подходили мы к стенам хранилища, сплошь заставленным золотыми брусками. Они вовсе не блестели и не сверкали, как обычно думают люди. При беглом взгляде все они казались тусклыми, желтовато-горчичного цвета, но, присмотревшись получше, я заметил, что некоторые аккуратно уложенные слитки имели ровный желтый цвет сливочного масла (это новые слитки, почти стопроцентно чистые), а другие отливали красноватым налетом, что говорило о наличии в них примесей меди: их, видимо, отлили из золотых монет и украшений. На торце каждого бруска виднелись большие выбитые цифры серийных номеров. Если бы не этот глубокий желтый цвет и не густая патина на чушках, то их можно было бы принять за простые аккуратно уложенные в штабели кирпичи, во множестве встречающиеся, почитай, на каждой стройке.

На многих чушках виднелись царапины и вмятины – их, по всей видимости, выплавили в России лет сто назад, а может, и раньше. Некоторые, я это знал наверняка, захватили у гитлеровской армии победоносные войска Сталина, но большая часть изготовлена из золота, добытого в Советском Союзе. Некоторые слитки были просверлены – это из них брали пробы. Самые новые слитки имели трапецевидную форму, но большинство отлито в виде прямоугольных вытянутых брусков.

– Боже мой, Бен, – вымолвила Молли, поворачиваясь ко мне. Лицо ее раскраснелось, глаза широко распахнулись. – Ты что-нибудь понимаешь?

По известным причинам говорила она шепотом. Я молча отрицательно мотнул головой.

Молли подошла к золоту и попыталась поднять чушку, но тщетно – слишком тяжела оказалась ноша, и лишь обеими руками она все же подняла ее. Подержав несколько секунд, она с глухим стуком положила тяжелый брусок обратно на место и сунула большой палец во вмятину в нем.

– Это же настоящее золото, верно ведь? – как бы с сомнением сказала она.

Я молча кивнул головой. Само собой разумеется, я очень волновался и вместе с тем перепугался, отчего в крови у меня резко подскочило содержание адреналина.

Известно знаменитое высказывание Владимира Ильича Ленина насчет золота. Вот что он писал:

Изречение это неверно во многих аспектах. Более точно подметил сущность золота древнеримский поэт Плаутий, который сказал еще за два века до нашей эры:

Справедливо сказано.

Из задумчивости меня вывела поза Молли, сидящей прямо на цементном полу и подпирающей спиной стену из золотых брусков на миллиарды долларов. Казалось, что душа ее выпорхнула из бренного тела. Хотя она и не побледнела, но выглядела, как одуревшая.

– И кто же владелец всего этого? – спокойно спросила она.

– Не знаю.

– А догадываешься?

– Даже не догадываюсь. Пока что.

Она обхватила руками колени и притянула их к самой груди.

– Сколько же его?

– Чего?

– Золота. Сколько же здесь золота? – задала она вопрос и прикрыла глаза.

Я прикинул на глазок размеры камеры. Штабели золотых чушек вытянулись вверх на шесть футов. Длина каждой чушки девять дюймов, ширина три, а высота один дюйм. На подсчет рядов ушло некоторое время, их оказалось 526, каждый высотой шесть футов. Итого, общая длина всех слитков 3.156 футов. Стало быть, в хранилище находятся… 37.879 золотых брусков.

А верны ли мои подсчеты?