– Кто ты такая? – спросил я.

Она ничего не ответила. Лицо у нее казалось каменным, только под левым глазом судорожно подергивалась жилка.

– В твоем положении тебе не следует играть в молчанку.

Теперь у нее начала дергаться вся левая щека, но в глазах явно читалась тоска.

– Кто тебя нанял? – не отставал я.

В ответ молчание.

– Вот, чувствуется настоящий профессионал, – продолжал я. – В наши дни так редко их встретишь. Тебе, должно быть, прилично заплатили.

Молчок. Щека по-прежнему дергается.

– Кто такой блондин? – настойчиво лез я с расспросами? – Ну, тот альбинос?

Молчание. Она посмотрела на меня, будто порываясь сказать что-то, а затем опять замкнулась в себе. Ох, как хороша была она в этот момент, всячески стараясь не показать страха.

Сначала мне пришла в голову мысль, а не припугнуть ли ее снова, но тут я вспомнил, что у меня есть и другие пути выведать нужные сведения. Иные возможности, иные способы. Я ведь совсем было забыл про свой дар, который, собственно, и привел меня сюда.

Итак, я придвинулся к ней поближе и нацелил пистолет точно между глаз. И сразу же на меня обрушился поток непонятных звуков из каких-то скомканных странных гласных и согласных – несомненно, это раздался голос ее мыслей, но на языке, которого я не знал. И, как ни странно, чувства страха в них я не уловил.

Левая щека ее продолжала конвульсивно дергаться, но, оказывается, вовсе не от страха, который каждый человек испытывает по-своему. Эта женщина оказалась в темной нише под угрозой оружия, но при этом ничуть не испугалась.

У сотрудников секретных служб имеется широкий набор разнообразных наркотиков, с помощью которых они могут держать своих тайных агентов в состоянии спокойствия и собранности. Это целая фармакология блокадных и притупляющих чувства химических веществ, которые, если их ввести человеку, будут активно проявлять свое действие годами. Как знать, может, эта женщина как раз и находилась под влиянием таких наркотиков. С другой стороны, она, может, по природе своей была такой неестественно спокойной, принадлежала к такому редкому сорту людей, которым не ведомо чувство страха в условиях, когда другие испытывают его. Стало быть, она как никто другой подходит для выполнения всяких шпионских заданий. И сдалась она мне вовсе не из-за страха, а по очень здравым соображениям. По всей видимости, она замыслила захватить меня врасплох, когда я ослаблю бдительность.

Людей, вообще не знающих страха, на свете не бывает. Без него – мы не люди. Все мы испытываем страх в той или иной мере. Мы все живем благодаря этому чувству.

– Как его зовут? – опять шепнул я.

«Макс».

В потоке звенящих звуков ее мыслей я отчетливо расслышал слово «Макс». Похоже, это слово. Имя, понятное на всех языках.

– Макс, – произнес я громко. – Макс… А дальше?

Посмотрев ей в глаза, я не увидел в них ни страха, ни удивления, лишь тупое безразличие.

– Меня предупредили, что ты можешь откалывать такие штучки, – заговорила она наконец-то. Акцент в речи у нее чувствовался европейский. Но какой конкретно? Не французский, тогда, может, скандинавский? Финский или норвежский?.. Она пожала плечами: – Я мало что знаю. Поэтому-то меня и взяли на задание.

Вот теперь я узнал акцент: датский или фламандский.

– Ты мало что знаешь, – повторил я, – но не может быть, чтобы совсем ничего не знала. Тогда от тебя пользы бы не было. Тебя наверняка инструктировали, назвали клички и все такое прочее. Как фамилия Макса?

И снова я услышал ее мысль: «Макс».

– Попробуй, допроси меня, – нахально предложила она.

– Как его фамилия?

– Не знаю. Уверена, что Макс, во всяком случае, не настоящее его имя.

Я согласно кивнул:

– И я уверен, что ты права. А с кем он связан?

Опять недоуменное пожатие плечами.

– На кого ты работаешь?

– Ты имеешь в виду, как называется компания, которая платит мне зарплату? – спросила она снова с нахальной ухмылкой.

Я подвинулся к ней еще ближе, ощутив даже на своем лице ее горячее дыхание. Пистолет я не отводил, левой рукой прочно прижимая ее к кирпичной стене.

– Как зовут-то тебя? – спросил я. – Надеюсь, что это-то ты знаешь.

Ни один мускул не дрогнул на ее лице.

«Занна Хьюгенс», – подумала она.

– Откуда ты, Занна?

«Отвяжись, твою мать! – услышал я ее мысль по-английски. – Отстань, паскуда».

Она знает английский, немецкий, фламандский. Возможно, одна из тех убийц, которых любят привлекать к выполнению отдельных разовых заданий за высокую плату секретные службы разных стран. ЦРУ, к примеру, пользуется услугами датчан и фламандцев не только потому, что они хорошие исполнители, но и из-за их природных способностей к легкому усвоению многих иностранных языков, что позволяет им легко и незаметно смешаться с местным населением разных стран и скрыть свое подлинное происхождение.

Больше из ее мыслей я ничего не уловил. В голове у нее все время вертелась и плавала одна и та же бессмысленная фраза: «Имя, имя, имя, имя, имя… твою мать… имя, имя, назови мне имя».

– Знать ничего не знаю, – выпалила она, обрызгав слюной мне лицо.

– Тебе наказали выведать у меня имя, не так ли?

Опять у нее задергалась левая щека, густо накрашенные малиновые губы крепко сжались. Подумав секунду-другую, она наконец заговорила:

– Я же знаю, что ты какой-то чудик. – Ее вдруг прорвало, и слова полились по-английски с четким мелодичным фламандским акцентом. – Я знаю, что тебя обучали в ЦРУ. Я знаю, что каким-то образом ты обрел эту сверхъестественную способность и иногда можешь слышать мысли других людей, проникать в мысли тех, кто напуган. Я не знаю, как, зачем и где заполучил ты эту способность или, может, она у тебя от рождения… – Она жалобно скулила, быстро-быстро тараторила, несла всякий вздор, что в голову придет, но до меня сразу дошло, что она затеяла. – …или зачем ты объявился здесь, – болтала она без умолку, – но я знаю, что от тебя всего можно ожидать: ты безжалостен, кровожаден; и я знаю также, что живым возвращаться в США ты не намерен; но я, может, и помогла бы тебе как-то; пожалуйста, не убивай меня, не убивай, я же на работе, я прицельно по тебе не стреляла; ты увидишь, пожалуйста…

Искренне ли молила она о пощаде? Вот о чем я тотчас же подумал. Был ли страх в ее глазах? Может, перестал действовать наркотик, подавляющий страх, или же ее наконец-то охватили стресс и испуг?

И вот пока я раздумывал, как мне поступить, она неожиданно схватила меня за лицо и попыталась выцарапать мне глаза острыми ногтями, пронзительно завизжав при этом, а ногой ударив меня в пах. Естественно, я мгновенно был сбит с толку и испугался, поэтому среагировал чуть-чуть запоздало, но все же совсем врасплох она меня не застала.

Сумев удержать пистолет, я положил забинтованный неуклюжий палец на спусковой крючок, а она дергала меня за руку, безуспешно пытаясь сбить с прицела. Инстинктивно я отпрянул назад и слегка нажал на курок – голова у нее раскололась, и, испустив дух, она рухнула на землю.

Сохраняя спокойствие, я наклонился и обыскал ее, но каких-либо документов, бумаг или даже сумочки при ней не оказалось – ничего, кроме маленького бумажничка с небольшой суммой швейцарских франков, которые предназначались, видимо, для выполнения данного ей на это утро задания.

А после этого я поднялся и, не оглядываясь, ушел.

Долго разыскивал я Молли в ресторане «Гриль-рум» при гостинице «Бор-о-Лак» и с ужасом и мукой подумал вдруг, а что, если ее уже нет в живых? Я понял, что они добрались и до нее. Как это уже было со мной, я уцелел и вышел невредимым из схватки, а в это время другие убийцы достали мою жену.

«Гриль-рум» – это своеобразное уютное заведение, похожее на клуб, с баром на американский лад, с большим каменным камином. За столиками кругом сидели и завтракали, уплетая вкусные кусочки рыбы, местные бизнесмены. В перепачканной одежде с кровавыми пятнами я никак не вписывался в общую мирную картину, многие посетители бросали на меня косые враждебные взгляды. Только я повернулся, намереваясь уйти, ко мне подошла официантка в униформе и спросила: